213. Н. П. ОГАРЕВУ
3 ноября (22 октября) 1869 г. Флоренция.
3 ноября. H<ôte>l New York.
Lungarne. — Флоренция.
— сегодня сообщу подробнее. Да, старый, старый друг, этот удар грома середь осеннего спокойного времени — расшиб и меня. Представь себе Тату, с большой кротостью в лице, с глазами, обращенными с полной любовью ко мне, — и не понимающую ничего. Пенизи ее застращал — и она постоянно видит убийц, которые зарежут меня, Сашу, даже Шиффа. — Теперь она совершенно покойна, слушается, как зверок, своей garde-malade[346]. — Слушается Шиффа и, главное, меня. Меня она страстно любит. Шифф велел ее класть спать в 6 часов. Вчера она легла и горько заплакала, потом взяла мою руку, прижала к губам и так осталась четверть часа. Везти ее теперь и думать нельзя. Это может довести до бешенства. Шифф ждет известных критических дней, чтоб начать сильное леченье, — он советует глубокий покой — и потом недели через две ехать — куда угодно, но только в такой город, где есть известный психиатр, напр<имер> в Милан, где живет Biffi, начальник дома умалишенных.
Вот как началось прямо сумасшествие. Она была рассеянна, обижена до высочайшей степени клеветами, которые распустил этот слепой изверг, — и в ужасе от его угроз. Одним днем — перед их окнами какой-то человек хватил ножом девушку — та упала, исходя кровью. Тата видела, как полиция ее понесла. Вечером они пошли к Шиффу. Саша остановился на дороге, и Тата взошла одна. Когда пришел Саша — он застал ее без памяти на диване. Шифф и проф. Блазерна примачивали холодную воду. — Тате показалось, что Сашу убили, — и с той минуты она не приходила в себя — это было около 20, 21 октября, сначала все думали, что такая галлюцинация пройдет, — но к 24 оказалось напротив. Тата хотела броситься с террасы — Саша ее силой удержал — с тех пор ее не покидают ни днем ни ночью. За ней ходит ночью креолка (акушерка — приятельница Осип Ив<ановича>) днем по очереди все. Она совершенно тиха... долго, долго думает и спрашивает меня: «Я, кажется, ничего не понимаю». Она взяла перо и написала N<atalie>: «Не верь, что я сумасшедшая».
Саша очень потрясен. Левье он тотчас отстранил. Дурак этот раскаивается теперь — а его вмешательство было самое преступное. Я его не видал и не хочу видеть.
Шифф говорит, что в этот период болезни он не советует слишком подвергать Ольгу и Лизу влиянию больной. Пока она остается у Саши (квартира у него хороша), N<atalie> и Лиза, вероятно, послезавтра приедут — пока в hôtel. — Адресуй Саше.
Будем ждать, чем все это кончится, — собравши все силы.
<евского> — но зачем же он приедет? — Теперь решительно ничего не нужно, кроме нас и терпения.
Рукой А. А. Герцена:
— ведь я сам сначала не знал, в чем дело, и страшная мысль не влезала в голову. Все, что я тебе писал, — чистая правда — только двумя или тремя днями позже, — ибо мы все думали, что это мимоходное раздражение. Помни, что я ничего не знал про всю историю, и Тата мне только в последних днях рассказала. — Шифф думает, что дней через 10 ей можно будет ехать, и тогда она пойдет быстро к выздоровлению.
Саша.
Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано (с сокращениями): ЛН,
Год написания определяется упоминанием о болезни Н. А. Герцен.
... этот слепой изверг... — Пенизи.
— Реймонд.
Ответное письмо Огарева от 5 ноября 1869 г. — ЛН, —566.
— Ред.