218. Н. П. ОГАРЕВУ
8 ноября (27 октября) 1869 г. Флоренция.
8 ноября. H<ôte>l New York.
Все понимаю я — и твое беспокойство и твою печаль... Этот удар действительно не по силам. Я не думаю, чтоб все были подлецы, но что те, которые не подлецы, — дураки, вечно слепые, оторопелые, — это так. Да и сами люди бегут к своей гибели с противной быстротой.
— и больше ничего, — я хочу только быть зрителем, веры нет ни в кого, ни во что.
Все дело я изучил теперь, как адвокат, от доски до доски, — по письмам, мемуарам, по длинному описанию Мейз<енбуг> и пр. (половину всего со временем передам тебе). Без сомнения, на первом плане виновата без всяких оправданий Тата — она хитрила со всеми, не приняла никакого решенья, ни одного совета (помня, что я требовал, чтоб она сейчас ехала в Париж с конца августа). — Так как я разумею под словом наказание — последствия, бедная Тата и наказана через край.
Пенизи — злодей, защищенный своей слепотой, прямо и просто бил на деньги.
Если б можно было обломать ему руки и ноги — это было бы хорошо, — но что сказать о его агенте Левье? Это уж не страдательная оторопелость Мейзенб<уг> и не непостижимое невнимание Саши. (Подумай, что Саша стал догадываться в октябре м<есяце>!). — Это деятельное вмешательство. Как же отомстить? Всё старым путем дуэли? Много я сделал с Герв<егом>? На месть надобно силу. Месть без силы — дальше дуэля не идет, а без дуэли она смешна, жалка. Кто же возьмет на себя убить больную — я в этом положении был пять месяцев в 1852 году...
Ну их к черту, все эти диссертации. К делу. Сегодня я делаю опыт перевести Тату в небольшой пансион — с Нат<али> и garde-malade. Лиза будет пока с Ольгой. Я, разумеется, с Татой. Если это удастся — я ее повезу в Милан к Biffi (его не могли мы поймать в Флоренции) — и, вероятно, на месяц, в Como. — Под удачей я понимаю — если она не выйдет из себя, не экзасперируется против новой квартеры. У Саши вовсе не годится — слишком шумно, ребенок, Терезина (добрая, но ничего не умеющая делать и не способная ходить за больной). Тату надобно отучить от обстановки и людей. Вообще два последних дня она была покойнее — лучше с виду, вставала, ходила, сидела... но связи в мыслях и словах никакой. Только видно, что она сильно всех нас любит. Нат<али> ходит за ней превосходно.
Ну и прощай. Так тяжело, скучно, что я, ничего не делая, жду ночи, совсем усталый и злой, — чтоб броситься часов на 8 — на 9 в постель.
‒‒‒‒
Обнимаю Тхоржевского за его письмо — истинно дружеское, теперь ехать ему незачем, когда будет нужно — я не забуду его. Да что же его дело? — Мне, может, придется у него занять деньги до половины января. Траты колоссальные.
Писал ли ты к Бакун<ину> насчет его рукописи — я ему ее постараюсь достать.
5 часов вечера. Понедельник.
Перевезли — довольно хорошо — Via Montebello, Pension Corona d'Italia. Тата мрачна — утомлена, но тиха.
Примечания
Печатается по автографу (ЦГАЛИ). ЛН,
Год написания определяется упоминанием о психическом заболевании Н. А. Герцен.
Ответ на письмо Огарева от 6 ноября 1869 г. (ЛН, —567).
... экзасперироваться — érer).
Обнимаю Тхоржевского за его письмо... — Это письмо неизвестно.
— ЛН, т. 39-40, стр. 568—569.