22. Н. П. ОГАРЕВУ
7—8 февраля (26—
7 фев<раля>. Воскресенье.
Четыре дня тому назад ты мне писал о «Моск<овских> вед<омостях>» с бюджетом — их нет. Три дня тому назад Чернец<кий> писал о высылке «Приб<авлений>» sous bande[35]— до сей минуты ничего. Вот тебе и почта и легость сношений. Когда и где мы успокоимся?..
Вчера был в театре с Татой (событие!) — смотрели Равеля, который тебя, вероятно, тешил в 1845—46 году в Palais Royal'e. Без зубов, сморщился, а все то же — те же ужимки и фарсы. Тата смеялась от души. Лизу я не повез — потому что содержание пьесы больно скабрёзно.
От Саши письмо — пишет опять о желании покинуть Спекулу; я понимаю это желание — служить семь часов в день страдательным лаборантом — дело, которое мы с тобой не вынесли бы года. Но what next?[36] О России и думать нечего — Америка, Англия и... разве Париж. В Париже надобно больше самодельной работы — но в Нью-Йорке с Каппом, Шурцем von der einen Seite[37] и с Нефт<алем>, Вилихом von der andern[38]— можно осмотреться и даже финансово устроить себя. Ему все легко — зная четыре, пять языков и имея во всяком случае до 8000 верного дохода. — Хотя ты и отвечаешь мне формулой: «О всех вопросах в другой раз» или — «в следующ<ем> письме...», все же желаю знать «опинию».
— покупают у Visconti.
Несмотря на все нарочитые бедствия нашей бесплодной публицистики — я готов с половины марта начать печатание «Поляр<ной> звезды», если ты что-нибудь имеешь уже готового. — Напиши.
‒‒‒‒
Лиза после болезни стала еще здоровее. Вообще для нее — как я писал в прошлую зиму — здешний климат необыкновенно полезен. Открытые окны и сад сильно помогают. Сегодня карнавал — бросанье цветов и конфект. Тата и Лиза едут.
8 февр<аля>.
«Моск<овские> вед<омости>» и «Голос» — с штемпелем 1-го февр<аля> на границе — через неделю. Это равняется невозможности получать что б то ни было вовремя. Корр<ектуры> «Колокола» нет — если сделано что следует, вели печатать. Он надоел — как горькая редька. — Неужели ты и поднесь не можешь рассудить, что я не мог дать Тхорж<евскому> такую скотскую ауторизацию — в силу которой он мог бы продать письмо Дуб<ельта>, о котором я тебе сто раз говорил как о брильянте. Я этому шуту говорил — аутографов. Неужели я бы три раза спрашивал, отчего нет письма Дуб<ельта> — в противном случае?
Это такой промах — от которого полцены лишаются записки. Вообще что-то мудрено— где же вновь записанные отметки самого Долгор<укова> — он записывал, как Ал<ександр> Ив<анович> Тургенев, всё... Спроси-ка, не найдено ли еще после моего отъезда. Или сжег, что ли, он? — Письмо Дуб<ельта> произвело бы такой террор[39] — что все издание разошлось бы. Известен же адрес сына.
Это скучно.
<еты> — я и согласен и нет. Что N<atalie> ее испортила по + и — в этом для меня нет сомненья. Камрадри и дерзости, беспорядок и требования и пр. Но что для Лизы она была яд — это тоже правда: неровностью характера, бранью зуб за зуб — и проповедями, вроде того: «Вы одни умеете себя держать, как следует — настоящая барыня никогда не шутит с прислугой — посмотрите на английских детей». Я рад, что выход был без шума. Ее эгоизм и самохранение во время общей болезни, когда старуха Рокка целые ночи едва смыкала глаза, — тоже не в ее пользу. Но она была честная женщина — и я рад, что получила хорошее и более выгодное место — Requiescat in расе[40].
В заключение повторяю — давай bon à tirer[41]. О «Поляр<ной> звез<де>» я прежде писал, чем прочел что ты пишешь. А если надобно много писать до смерти — так и пиши. Будем мало-помалу приготовлять, и пусть себе Чернецкий говняет и копается хоть 5 месяцев.
‒‒‒
Утрен<няя> почта пришла — коррек<тур> нет. — С богом. — Bon à tirer.
Примечания
Печатается по фотокопии с автографа (BN). ЛН, т. 64, стр. 703—704.
Год написания определяется содержанием письма (см. далее); 7 февраля приходилось на воскресенье в 1869 г.
Ответ на письмо Огарева от 6 февраля 1869 г. (ЛН, т. 39-40, стр. 513—514).
«Моск<овских> вед<омостях>»... — 1 февраля Огарев сообщил Герцену, что высылает ему вместе с другими газетами №№ 7 и 8 «Московских ведомостей» от 10—11 (22—23) января 1869 г. с текстом «всеподданнейшего доклада» министра финансов Рейтерна о государственном бюджете на 1869 г.
... Чернец<кий> писал... — Это письмо неизвестно.
Вчера был в театре с Татой (событие!) — смотрели Равеля... — 6 февраля 1869 г. в ниццком Французском театре при участии Равеля и м-ль Дешан шла комедия Эжена Нюс и Адольфа Бело «Miss Multon» (см. письмо 26) и водевили: «L'Omelette Fantastique» («Фантастическая яичница») Дювера и Буайе и «Chez une Petite Dame» («У маленькой дамы») А. Монье и Э. Мартена. В 1840-х гг., когда Огарев жил в Париже, Равель был ведущим актером театра «Palais Royal».
«опиния» — мнение (польск. opinia).
«Поляр<ной> звезды»... — В объявлении, напечатанном на последней странице «Kolokol» от 1 декабря 1868 г., было указано, что IX книжка «Полярной звезды» выйдет в свет «в конце лета будущего года». Аналогичное обещание выпустить «Полярную звезду» в июне 1869 г. было дано несколько ранее, на последней полосе обложки VIII книжки, которую Герцен считал как бы первой половиной альманаха. IX книжка в свет не вышла.
— аутографов. — «Письмо Дуб<ельта> ты отложил, бывши в Женеве, с бумагами на продажу. Тх<оржевский> его тотчас и продал».
... камрадри — товарищество (франц. camaraderie).
Насчет Лизав<еты> — я и согласен и нет. — Огарев писал Герцену по поводу отъезда горничной Н. А. Тучковой-Огаревой: «Мне жаль, что Елисавета ушла. Давно привычный человек все же хорош; против его недостатков можно оппонировать — разве уже чересчурны. Еще хуже выучиться бросать людей, как старые башмаки».
А если надобно много писать до смерти — так и пиши. — Отклик на слова Огарева: «А до „Пол<ярной> зв<езды>” совсем не так долго, как ты думаешь: а дела еще ужасно много. Ты, пожалуй, станешь смеяться, но я убежден, что перед смертью надо так много написать, что едва времени хватит».
— ЛН, т. 39-40 стр. 517—518.
[35] бандеролью (франц.);
[37] с одной стороны (нем.);
— Ред.
[39] ужас (франц. terreur). — Ред.
[41] разрешение печатать (франц.). — Ред.