242. Н. П. ОГАРЕВУ
26 (14) ноября 1869 г. Генуя.
26 ноября. Genova. H<ôte>l Feder.
Почта из Франции не приходила за Mont Cenis, все покрыто снегом. Дорога в Ниццу — размыта дождями, остается пароход, а погода только сегодня устанавливается, и качать все же будет сильно. А тут Суэцы да Панамы перерывают — в то время как между Италией и Швейцарией, между югом Швейцарии и Италии и к Франции — столько же сообщений зимой, как между Саранском и Тюменью.
Тата в том же положении, конечно, не хуже, но долго надобно ее будет и вести и отхоливать. Я говорю еще раз — мы ее спасли, без моего приезда она была бы в сумасшедшем доме; но хватит ли сил у N<atalie> на дальнейшее, и что будет — это тьма кромешная. — Я очень недоволен Мейзен<буг>, в ней гнездится тупой эгоизм под покрывалом прекраснодушия. Она не хочет сближения Ольги с нами, ни с Татой, ни с Сашей — и она не близка. Саша... честный, добрый и слабый — для него существует Терезина и Спекола, в нем много хорошего даже в практической жизни, напр<имер>, твердое и на деле исполненное желание не брать больше денег и не тратить как что получает. При всей молодости обоих и ребенке — он строго поставил себя в раму 7500 fr. Он любит сестер и меня... и ничего не умел ни поправить, ни предупредить. Терезина — совсем другое дело, это плебейская durch und durch[375], практическая натура — холодная и умная. Она считает на наследство и поклоняется деньгам в память прежней нищеты. Ей все равно. Ольга ее не любит, Тата любит в ней жену Саши.
Мне страшно, саrо mio, но я так вижу пределы всех (и тебя... и себя; уверяю тебя, что я себя знаю до самопрезрения, и знаю, что теперь, наконец, я — прошедшее); итак, я вижу, что все идет, как шестерня лошадей, привязанных к дышлу, но без вожжей, что иногда закрываю глаза. Я пью — и жалею, что не могу пить, как ты, просто потому, что голова болит; у тебя Katzenjammer[376] в припадке, а у меня в мигрени, я ее и боюсь, а ты припадка не боишься — вот и разница. Боткин — страшный пророк медицины. Он мне говорил: «Все пойдет хорошо — если не будет сильных толчков». — Вот и толчок, — казалось все, благодаря нашему провидению, т. е. желудку, — сошло с рук. Ан нет, Боткин прав. У меня показался чирей, и я ночью стал, как было до Vichy, раза три, четыре мочиться. Теперь разложение, я уверен, вместо 99 сотых и единицы, даст 4,5%. Тут без Vichy весной не отделаешься.
На отдельном листе:
Omni casu — мы плывем в понедельник в Ниццу, отправ<ляемся> в 9 вечера — будем там в 6 утра.
На обороте:
Огареву.
Примечания
Печатается по копии (ПД — начало, до слов: «Боткин — страшный пророк медицины») и по фотокопии (IISG — до конца). Впервые опубликовано (с сокращениями и в контаминации с другими письмами): PC, 1887, № 10, стр. 157 — в составе воспоминаний Т. П. Пассек; полностью: Л XXI, 529—530.
Год написания определяется сообщением о ходе болезни Н. А. Герцен.
... Суэцы да Панамы перерывают... — —1914 гг.
[376] похмелье (нем.). — Ред.