248. Н. П. ОГАРЕВУ
2 декабря (20 ноября) 1869 г. Ницца.
H<ôte>l de'Europe et d'Amérique.
Тата отдохнула — сильная усталь ей вредна, но уставать она должна, и вообще ее надобно занимать, иначе она впадает в мрачное расположение, идущее иногда до сбивчивых понятий и слов. Я собираюсь писать подробную записку для Боткина. Дело поконченным считать нельзя — в будущее я и не смотрю. Твою записку от 29 я на почте взял. Чему же ты дивишься, что тон писем моих печален? — Но каким же ему быть? Самое исцеление Таты меня больше облегчает, чем радует, — впереди завеса. Всё черно — и я не могу ни обманывать себя, ни понять — после тысячи споров до слез, — в чем ты со мной не согласен... Мы сложились разрушителями, наше дело было полоть и ломать, для этого отрицать и иронизировать — ну и теперь, после пятнадцати, двадцати ударов, мы видим, что мы ничего не ничего не воспитали. Последствие — или, по просторечью, наказание — в окружающих, в отношениях к семье — пуще всего к детям. Разница между нами в разных призмах — то, что ты любишь, то у тебя раскрашено в розовый цвет... а когда он мутен, ты, по выражению Тхорж<евского>, за которое ты сердился, не поняв его, — ты занимаешься музыкой и математикой.— Я смотрю ненужно верно и вижу страшно верно. Вопреки опытам — я имел в Тату последнюю веру, основанную на симпатии, на сходстве ее с покойницей (психически) — веру имел, а вести не умел по внутреннему безобразию прошлых годов. Ну и эта вера обломилась. Я ее люблю больше, может, прежнего — но веры нет. Мне иной раз кажется, что она — невольно — дала уже один удар à la 1852 и что он не последний. — И тут у меня недостает «музыки и математики». Общие интересы спасли бы — но при деятельности, — а что нам urgent[381] делать, дела не выдумаешь серьезно. По крайней мере я не могу. Ну что сделал ты и Бак<унин> всеми печатными чудесами, которые не могли удаться? И что вышло из всего ехtrаисторического шатанья языков?
Далее о частном. Ни Мейз<енбуг> не позволит мне иметь влияния (т. е. не некоторого, а общего и полного) на Ольгу, ни N<atalie> — на Лизу. Stubbornness[382] Мейз<енбуг>, ее нетерпимость с мягкими словами похожа на сумасшествие. Из Лизы можно бог знает что сделать — а она идет в старой колее. Итак, в детях главная казнь — и казнь, равно падающая на них, как на меня. У меня внутри мороз, когда я думаю об этом. Да где же сила? — Поздно действовать силой и авторитетом — после того как мы их подпилили. На слово Мейзенб<уг> ответит увозом Ольги — в Мюнхен, не знаю куда, и Ольга поедет. Держать ее по праву — я не могу — я не верю этому праву. Nat<alie> — несмотря на то, что она во многом стала гуманнее, на мое слово я так хочу «А я хочу в Старое Акшено». И вот я остаюсь — раздраженным свидетелем — который видит перманентную тройную ошибку — тройную болезнь и никакого лекарства, а, напротив, искажение всякого леченья...
С Татой, может, я и слажу прежде всего — но и то не надеюсь. Увидим, что сделает Париж — я уже не хочу останавливаться и на деньгах, буду тратить больше дохода — попробую год... другой.
‒‒‒‒
Я вчера писал Тхоржевскому о высылке немедленно 2000 фр. — сюда, на адрес Hôtel d'Europe et d'Amérique, как только их получу — поеду. Если 4-го, то вечером 5 или 6 утром в Марселе, ночую, на другой день — в Лион. — A propos, скажи Тхоржевскому, что, если он хочет приехать на сутки в Лион, я могу ему телеграфировать — дни два там мы останемся. Тебе никак не советую делать подобных опытов, пока нет крайности. Да и Тхор<жевскому> объясни, что это не muß — a will[383]. Туда он может привезти остальные две тысячи
Прощай.
Примечания
(ЦГАЛИ). ЛН, т. 61, стр. 448—449. Вариант части письма содержится в дневниковой записи Герцена от 2 декабря 1869 г. (см. XX, 611—612).
Я собираюсь писать подробную записку для Боткина. — Осуществил ли Герцен свое намерение — не установлено.
— Речь идет о воззваниях, выпущенных Бакуниным, Нечаевым и Огаревым в 1869 г.
... ехtraисторического шатанья языков? — По-видимому, Герцен имеет в виду международные «мирные конгрессы» Лиги мира и свободы, к которым он относился весьма критически.
[381] Здесь: в данный момент (франц.):
— Ред.
[383] не требование, а пожелание (нем.). — Ред.