Герцен А. И. - Мейзенбуг М., 14 (2) февраля 1869 г.

26. М. МЕЙЗЕНБУГ

14 (2) февраля 1869 г. Ницца.

14 février 1869.

Chère Malvida,

Commençons par le commencement. J'ai hâte de vous dire — que je trouve votre projet (avec quelques amendements) aussi bon que le mien — et comme la majorité sera de votre côté — je l'accepte. Nous pouvons nous trouver à Gênes — au mois de mai, ou à Milan et aller de là à Como, Lugano — cela sera autant de Pris jusqu'au novembre.

Mon désir n'était pas exorbitant, ma demande sincère — la lettre d'Olga m'a prouvé que c'est «troppo tardi» — c'est un coup rude. Je l'avoue. Et il me semble que je ne me serai pas hâté de l'envoyer si j'étais à votre place. — Au fond, qu'est-ce que j'ai demandé? Un mois d'entrevue — pour venir un peu à l'unisson. — Il y a une pièce française en vogue maintenant, Miss Multon. C'est une femme très coupable qui a des enfants. Son ci-devant mari — s'est marié à une autre. Miss Multon — veut ses enfants, le mari refuse... mais son inhumanité ne va pas plus loin: «Chaque année les enfants — iront passer chez vous une partie de l'été». J'ai demandé un mois. Aussi désirai-je voir Olga seule, même sans Tata — le trop de personnes ne permet pas le travail du rapprochement. Elle voit en cela un empiète ment sur vos droits — je ne le pense pas. C'est moi qui lui disais qu'elle doit voir en vous sa seconde mère — mais cela n'est pas une raison de ne pas connaître son père, et en vérité je ne conçois pas pourquoi on ne peut quitter sa mère — pour un mois.

Olga est dans une position exceptionnelle, elle ne parle pas ma langue, elle ne saura donc pas — même en lisant ce que j'ai été. Elle ne pourra pas m'oublier (comme elle a cmoplètement oublié sa mère défunte) — mais elle ne pourra non plus me connaître.

Convenez — que — mérité ou non — c'est lourd. Ogareff ne croit pas an die Vergeltung. C'est que le mot est mauvais, mais il y a des conséquences, un enchaînement — qui vous frappent comme le meilleur juge... Que faire? — Subir la conséquence. Vous n'avez jamais pensé — j'en suis sûr — de prendre sur vous une partie de la Némésis contre moi... Eh bien... tout le monde a partagé les branches de la flagellation.

Je jure que je ne vous en veux pas, je suis trop juste pour moi — j'aspirai à une autre tournure de la vie — j'ai perdu trop de temps et l'expiation vient avant.

Or — revenons au côté pratique. Tâchons de nous trouver à Gênes ou à Milan. Allons ensemble à Como — et vedremo di poi.

Je vous serre la main.

Tata, I think, ira au commencement d'avril à Florence.

A Malvida.

Перевод

14 февраля 1869.

Любезная Мальвида,

— и так как большинство будет на вашей стороне — я принимаю его. Мы можем встретиться в Генуе — в мае месяце — или же в Милане, отправиться оттуда на Комо, в Лугано — и остаться там примерно до ноября.

Желание мое не было чрезмерным, просьба моя была искренна — Ольгино письмо доказало мне, что «troppo tardi» — это жестокий удар. Признаюсь в этом. И мне кажется, что я не поспешил бы с отправкой письма, если бы был на вашем месте. — В сущности, о чем я просил? О месяце свидания — чтобы несколько прийти в унисон. — Есть французская, модная теперь пьеса — «Мисс Мюльтон». Это весьма грешная женщина, мать нескольких детей. Ее бывший муж женился на другой. Мисс Мюльтон хочет, чтобы дети были при ней, муж отказывает... Но дальше его бесчеловечность не заходит: «Ежегодно дети будут проводить у вас часть лета». Я просил всего лишь об одном месяце. И мне хотелось видеть Ольгу одну, даже без Таты, — лишние люди мешают сближению. Она видит в этом покушение на ваши права — не думаю, чтоб это было так. Ведь именно я говорил ей, что она должна видеть в вас свою вторую мать, — однако это не основание, чтобы не знать своего отца, и, по правде говоря, я не постигаю, почему нельзя расстаться со своей матерью — на один месяц.

Ольга находится в исключительном положении, она не говорит на моем языке, следовательно, она не узнает — даже читая — кем я был. Забыть меня она не сможет (как совершенно забыла свою покойную мать) — но ей не удастся также и узнать меня.

Согласитесь, что — заслуженно или незаслуженно — но это тяжело. Огарев не верит an die Vergeltung[46]. Действительно, слово это нехорошее, однако существуют последствия, сцепление обстоятельств, которые поражают вас словно строжайший судья... Что делать? — Претерпевать последствия. Вы никогда не собирались — я уверен в этом — взять на себя роль Немезиды по отношению ко мне... Что ж... розог хватит на всех.

Клянусь, что я не сержусь на вас за это, я слишком справедлив к самому себе — я стремился к другому обороту событий — я потерял слишком много времени, и искупление опережает меня.

Жму вам руку.

Тата, I think[48], отправится в начале апреля во Флоренцию.

На обороте:

Мальвиде.

Печатается по фотокопии с автографа (BN). Впервые опубликовано: Л 

В автографе после слов: Et il те semble <И мне кажется> — первоначально было: je l'avoue aussi <признаюсь в этом также> quitter sa mère <нельзя расстаться со своей матерью> — первоначально было: quitter deux fois sa mère <дважды расстаться со своей матерью> (стр. 36, строка 15).

— Это письмо неизвестно. См. о нем в письмах 27 и 29.

...«troppo tardi»... — Начало часто цитировавшегося Герценом выражения: «Troppo tardi, santo padre, troppo tardi» («Слишком поздно, святой отец, слишком поздно») — ср. V, 124.

...«Мисс Мюльтон». — — Фернанда Делатур убегает в Англию со своим любовником, покинув мужа и двоих детей. Проникнув через несколько лет в дом своего мужа под видом англичанки-экономки «мисс Мюльтон», Фернанда пытается занять свое «законное место у очага», но ее бывший муж грозит раскрыть детям историю ее «падения». Фернанда отказывается от своих требований и получает заверение, что дети ежегодно будут приезжать к «мисс Мюльтон» в гости в Англию «для завершения своих занятий английским языком».

Ответное письмо М. Мейзенбуг от 17 февраля 1869 г. — в кн. Gaby Vinant. Un esprit cosmopolite au XIX siècle. P., 1932, pp. 238—239. Мейзенбуг в нем писала: «Когда мы в первый раз объединились с вами в деле воспитания детей, я поклялась самой себе, что благо детей явится высшей целью моих помышлений и моей жизни — разумеется, так, как я его понимаю и как я в состоянии его осуществить... После многих бесплодных попыток устроить совместную жизнь, я захотела предоставить Ольге несколько лет последовательных занятий, даже рискуя вызвать в вас неудовольствие; опыт полностью оправдал меня, и когда я вижу ее теперь, изящную, веселую, красивую и чувствующую наконец, что в ее уме, в ее воспоминаниях, в ее душе заложены прочные основы, я не сожалею о том, что держала ее вдалеке от вас, ибо ваша бродячая жизнь не сделала бы из нее то, чем она стала... Когда вы заговорили о том, чтобы снова соединить вокруг вас вашу семью, я ведь ответила только: „Обоснуйтесь где-нибудь, создайте home <домашний очаг> для ваших дочерей, и я вам вновь вручу Ольгу”.

Теперь вы предлагаете, чтоб Ольга провела месяц вместе с вами в Генуе. Отвечаю вам на это весьма основательными доводами, что лучше бы дать ей возможность завершить курс Шиффа, уроки Доманже и Ре, курс музыки, заканчивающийся в июне, и затем только прожить с нею много месяцев подряд, и, любезный друг, по поводу этого вы написали мне письмо, которое вогнало меня в ужасную тоску — будто я похитила у вас не только личность вашей дочери, но и ее сердце.

И с каких же это пор — разве я вас так мало знаю и уважаю, чтоб не поддерживать в сердце Ольги культ, быть может, более глубокий и чистый, чем если б она, в своем детском неведении, недостаточно ценила и понимала вас... Почему же сомневаетесь вы в том, что она вас любит и почитает? Но сделайте и вы что-нибудь для Ольги, образовав и развив ее — однако не бросайте на ее юную душу отблески всех несогласий времен ее детства, скептицизм и груз чудовищных жизненных осложнений... Я не знаю ничего более грустного, чем жизнь в этой нездоровой атмосфере, когда преждевременно укоренившиеся сомнения и скептицизм убивают в зародыше всякую подлинно полезную и благотворную силу деятельности. Нет, ни горькое сомнение, ни ирония не являются спасительными элементами для юношества, и, сознаюсь, что в этом отношении я вас боюсь...

И, в заключение, извините „эти мемуары идеалистки”, у меня была потребность снова высказать вам всю мою мысль. Спасибо, если вы не верите в то, что я хочу явиться орудием Немезиды; было даже время, когда вы предполагали во мне намерение быть орудием примирения, это было ближе к истине. Но, любезный друг, вы сами являетесь своей Немезидой, потому что вы не хотите признавать логику вещей и подчиниться ей, вы хотите спасти все, успеть во всем, насиловать природу и вещи. При подобных желаниях бог неумолим. И только подлинная покорность судьбе обезоруживает Немезиду.

» (перевод с французского).

[46] в возмездие (нем.);