Герцен А. И. - Тучковой-Огаревой H. А., 15 (3) мая 1869 г.

92. H. A. ТУЧКОВОЙ-ОГАРЕВОЙ

15 (3) мая 1869 г. Женева.

Письмо 5.

15 мая. Суббота.

Ну, все объяснилось — я получил два письма разом (как это случилось, не понимаю). — Дай руку и не будем об этом толковать.

Я непременно приеду сам, и для того, чтоб все уладить здесь, останусь до понедельника — вероятно, приеду ровно в 7.

Да, Огар<ев> очень хочет видеть и не одну Лизу, а и тебя. У него осталось при всем какое-то место в сердце для тебя (то, чего я так тщетно искал для него в твоем).

Если б решиться провести здесь дольше, можно бы теперь найти chambres garnies в rez-de-chaussée[203]. Но на неделю ничего не сделаешь — и надобно идти в отель. Близко Огар<ева> нет ничего. Его беда в том, что он посадил себе в голову, что он не может ходить, даже трудно ездить. Коляска от него до всякого отеля стоит 1 ф<ранк> 25 или 1 ф<ранк> 50. Столько же назад — стало, за 25 фр. он мог бы ездить всякий день целую неделю.

Что он стал слабее — и поопустился — это очевидно. Надолго его покидать трудно. Сегодня М<ери> ждет припадка.

В ста шагах от главной школы стоит теперь пустой дом — Устинова — в саду, его отдали бы. Подальше — «Délices» — Фази; если б можно было надеяться на общую жизнь — там можно бы устроить для Огар<ева> совсем отдельно — наконец, в доме Жеребцова отдают весь rez-de-chaussée[204].

— возвращаться к прежнему так же неловко — и до того натянуто, что и я не привыкну. Лизе надобно называться Herzen-Ogareff — это, как памятник — на это я согласен. В делах это не помеха. Как ты думаешь?

Все писанное о делах — пишется в предположении прожить в Женеве хоть год. Тогда Брюссель побоку — а Виши?.. Шифф сказал Тхорж<евскому>, что сахару очень много. Здесь есть бани Vichy, в том же доме, где школа, — можно попробовать. Майора я не застал. Пойду еще. Серных ванн не советую брать, а легко-алюминных — и не слишком горячих — советую и уверен, что ничего.

Чеки не нужны.

Теплякова поступила, как безумная. Мне надобно просить прощения у Lescouvé.

Чернецкая (я был у нее) фервентно желает тебя видеть. Черная конспирация, которую ты открыла, до того неверна, что обе англичанки — друг друга терпеть не могут.

<андр> письмо принял и отвечал на него — Толстой не читал, стало, ни «Был<ое> и думы», ни барона Fain.

Итак, сегодня на проповедь Бакун<ина>.

А ты, пока на досуге, думай и думай о усмирении, умирении души — истинно пора; если теперь ты не дойдешь до покоя совершеннолетия, то так и умрешь, хоть через двадцать лет, в ребячьих tiraillements[205]. Шаги-то сделаны, но как до дела дойдет — старый Адам или Ева налицо.

Дум. приедет только в четверг — но останется дней десять.

Прощай.

Писать буду только в том случае, если не поеду в понедельник.

Тхорж<евский> (не имеющий тени чего-нибудь против тебя) — давал мне обед. Вот каково!

é написал такое уморительное письмо, что он все простит и всю жизнь будет читать своим клиентам письмо de l'illustre exilé[206].

Примечания

(ЛБ). Впервые опубликовано (с сокращениями): Л XXI, 381—382.

Ответ на письма Н. А. Тучковой-Огаревой от 13 и 15 мая 1869 г. (ЦГАЛИ, ф. 129, оп. 1, д. 97, лл. 206—208).

Письмо 5. — Это указание (если оно не ошибочно) свидетельствует о том, что, кроме писем от 11, 12 и 14 мая, Герценом было отправлено Н. А. Тучковой-Огаревой еще одно письмо, остающееся неизвестным.

... фервентно — горячо (франц. fervent).

 — Н. А. Тучкова-Огарева писала Герцену 13 мая по поводу «Войны и мира»: «Толстого я кончила, не могла прежде успокоиться, ты не сердись — это чтенье так кстати пришлось к моему расположенью <...> Ах, нет, постой, об Толст<ом> много буду говорить — местами он глубоко понимает жизнь, но я хотела сказать вздор — подробностей об Тучк<овых> он не говорит, мог не знать, это ничего, но об Ив<ане> Алек<сеевиче> Яковлеве как-то нехорошо помянул, об письме к Александру I, и говорит, что Алек<сандр> I не принял его. — Разве это правда? Помнилось, напротив».

Алекс<андр> письмо принял и отвечал на него. Толстой не читал, стало, ни «Был<ое> и думы», ни барона Fain. — В главах IX—X тома IV части II «Войны и мира» Л. Н. Толстой рассказал о том, как Наполеон, призвав к себе капитана Яковлева (отца Герцена), не знавшего, как выбраться из Москвы, изложил ему принципы своей политики, подчеркнул свое великодушие и, написав письма к императору Александру, отправил ограбленного и оборванного Яковлева в Петербург. Л. Н. Толстой добавляет, что Александр I не принял Яковлева и другого «посла» — Тутолмина. В «Былом и думах» (глава I части первой) Герцен писал, что письмо Наполеона было взято у его отца Аракчеевым «для немедленного доставления» Александру I и что «в получении письма он дал расписку (она цела)» — VIII, 20—21. В книге, упоминаемой Герценом («Manuscrit de Mil huit cent douze, contenant le précis des événements de cette année», t. II, P., 1827, p. 104 и след.), барон Фэн описывает разговор Наполеона с И. А. Яковлевым и указывает, что 24 сентября 1812 г. Яковлев повез письмо императора Франции к Александру I, однако о вручении письма Фэн ничего не сообщает. Отец Герцена, прочитав в 1836 г. книгу барона Фэна, нашел, что разговор его с Наполеоном передан там неверно (см. «Русский архив», 1874, № 4, стр. 1062—1066; ср. строки Герцена в «Былом и думах» — VIII, 18). В процессе работы над «Войной и миром» Толстой учитывал и книгу Фэна (см. Л. Н. Толстой. Полн. собр. соч., т. 15. М., 1955, стр. 144); были ему, конечно, хорошо известны и мемуары Герцена.

... на проповедь Бакун<ина>. — См. комментарии к письмам 91 и 94.

Дум. приедет только в четверг... — См. комментарии к письму 91.

Я Lescouvé написал такое уморительное письмо... — Это письмо Герцена до нас не дошло.