Отдельные замечания о русском законодательстве
1. В гражданском обществе (dans le fait social) прогрессивное начало есть правительство, а не народ. Правительство есть формула движения (du progrѐs), выражение идеи общества, форма его историческая, факт непреложный. Нигде правительство не становилось настолько перед народом, как в России; может, от этого оно не всегда было исторически справедливо, не всегда последовательно. Прежде юрисконсультов у нас явились учреждения с самыми дробными приложениями, но зато не все они своевременны и уместны.
Свод императора Николая – огромнейший юридический факт; он остановил жизнь юридическую России и показал все совершенное ею; все, что сделало правительство, показано; труды индивидуальные должны теперь облегчить труды правительства.
Возражения Савиньи против германской кодификации не идут. Свод не токмо не ограничил, но дал правильную форму прогрессивному началу законодательства.
Есть ли и насколько национальная сторона вновь выходивших узаконений от Петра до Свода?
Какие национальные элементы перешли из Судебника, Уложения через все царствование дома Романовых до Свода? Какие исключились?
Глубокие изыскания токмо могут разрешить эти вопросы.
Характер законодательства императрицы Екатерины II – философский, в смысле филантропии XVIII века, – проникнут важнейшими идеями для быта гражданского. Характер законодательства Павла – рыцарский и, может, не вовсе своевременный. Характер законодательства Александра сбивается во многом на начальный характер постановлений de l’Assemblée Nationale[253] [254]. В законах Екатерины есть что-то женское, исполненное любви, что-то напоминающее патриархальную Германию. У Александра – много Франции (учреждение министерств). В законах императора Николая виден характер положительности, которого недоставало прежде, – характер внутренней силы государства, чувствующего всю мощность свою.
У нас не было системы, последовательности принятия европеизма. Россия воспитана так же, как мы. Ибо революция Петра была материальная.
В европейскую эпоху нашего законодательства, при самых начальных трудах, являются два элемента, блестящим образом развитые императрицей Екатериной II. Эти два элемента – лучшее доказательство, насколько правительство стояло выше народа и насколько оно хотело поднять его. Я говорю о коллегиальном начале и о выборах. Одна власть исполнительная вверялась лицу, власть судебная и законодательная (в назначенных пределах) всегда вверялась месту, а не лицу. Советник всегда имел право подать голос, перенесть дело в высшую инстанцию; эта высшая опять составляется из нескольких лиц, и ежели снова возникнет разногласие, то решение вопроса может быть или большинством голосов, или восходит на высочайшее рассмотрение, т. е. к источнику законодательной власти. Его решение не имеет и апелляции – так и быть должно; из уважения к самому народу так быть должно; воля царя самодержавного есть воля самого народа, его решение имеет святость – эту мысль очень хорошо развили в восточных законодательствах. Итак, с одной стороны коллегиальное начало и, следственно, большинство голосов, с другой – выборы и, следственно, прямое влияние массы, или, лучше сказать, дворянства в делах судебных, ибо <его> представители во всех судебных местах. Доверенность правительства была так невелика, что не токмо судебную власть, но и исполнительную вручило оно отчасти людям выбранным, а не назначенным, оставя себе главный надзор, т. е. губернатор, губернское правление городничий… а, так сказать, прямые исполнители: земский исправник, заседатель etc. – избранные. Еще больше. Устройство муниципальное само в себе весьма хорошо: не говоря уже о купцах, мещане и цеховые имеют все нужные гарантии. Они сами делают раскладку городских сборов, сами распоряжаются суммами, судят своим судом свои дела (магистраты, ратуши, словесный, сиротский суд, наконец коммерческий суд). Но и в тех делах, когда они судимы гражданским судом или уголовным, голос остается в заседателе, в депутате.
Основания муниципального права, выборов и коллегиального учреждения так обширны, что другие страны долгой юридической жизнию своей не достигли их. Может быть, всего менее обращено было внимания до сих пор на казенных крестьян. Но элемент выбора и большинства голосов уже есть в волостном правлении; даже, сверх полицейского надзора и некоторого участия в раскладке земских и натуральных повинностей, право составления приговоров довольно велико. Но недостаток учреждений по этой части – уже в виду правительства, и от министерства государственных имуществ надлежит ждать их. Удельное имение в малом виде показывает план правительства. Впрочем, крестьяне в других странах точно так же hors la loi[255]– у нас ценза нет; право, данное сословию, не зависимо от его состояния, и в некотором смысле ценз имеет жизнь в нашем законодательстве только в переходе из мещанства в купечество, из гильдии в гильдию и, наконец, в почетное гражданство. Наше законодательство принимает владение за факт и только в этом смысле охраняет его; лучшее доказательство – это десятилетняя давность, бесспорное межевание…[256]
– две страны, которые поведут далее юридическую жизнь человечества. Россия – как высшее развитие самодержавия на народных основаниях, и Америка – как высшее развитие демократии на монархических основаниях.
Вот что, кажется мне, остановливает более правильное и полное развитие законодательства.
1. Доселе массы не умеют понять своих прав. Говорят: «Да какой голос имеет заседатель от градского общества в уголовной палате?» Кто же в этом виноват? Конечно, не законодательство. Так, как оно не виновато в том, что советники не подают голоса, боясь председателя или губернатора; в том, что журнал составлен весь секретарем, которого дело – только изложение и справка; так, как оно не виновато в том, что дворянин, богатый и чиновный, пренебрегает службой общественной в то самое время, как в остзейских провинциях отставные генералы, аристократы не стыдятся служить несколько трехлетий на самых низших местах. Виновато ли оно в том, что дворяне не считают своих сумм, не требуют отчета в земских повинностях у губернатора? А причина этому – недостаток просвещенья, недостаток гражданственности, эгоистическая лень, но более всего – недостаток просвещенья.
2. Некоторые учреждения основаны совсем на других началах и часто противуположных; они останавливают друг друга.
4. Помещичье право, исключающее из общего круга людей крепостных.
<Октябрь – ноябрь 1836 г.>
Примечания
«записной тетради 1836 г.» (ЛБ). Без подписи. Впервые опубликовано Е. С. Некрасовой в «Русской старине», 1889, т. 1, стр. 177–180. Датируется по местоположению в тетради октябрем – ноябрем 1836 г. В своей основе комментируемый текст представляет собою, повидимому, соединение «замечаний» Герцена с рефератом неизвестного нам сочинения по истории русского законодательства, написанного на французском языке, о чем можно судить по отдельным французским выражениям, приводимым в скобках. Некоторые положения и формулировки документа проникнуты официально-монархической идеологией, враждебной Герцену, стоявшему и в 30-х годах на революционных позициях. Резюме суждений неизвестного автора Герцен сопровождает собственными «замечаниями» и завершает реферат самостоятельными выводами.
«замечаниях» Герцена, находились в зависимости от характера политических и исторических взглядов молодого революционера, который в середине 30-х годов переживал процесс формирования своего мировоззрения и был еще далек от революционно-демократических выводов, к которым пришел впоследствии. Отсюда проистекает общая незрелость, а иногда даже прямая ошибочность и тех суждений, автором которых является, вероятно, сам Герцен.
«Замечания» характеризуют русское законодательство так называемого «европейского периода», который открылся, по Герцену, реформами Петра I. Известно, что молодому Герцену была свойственна идеализация преобразовательной деятельности Петра I, что нашло наиболее яркое выражение в его статье «Двадцать осьмое января», относящейся к 1833 году см. в настоящем томе стр. 29–35 и комментарий на стр. 482–483). Идеализацией реформ Петра I объясняется исходное положение «замечаний»: «Нигде правительство не становилось настолько перед народом, как в России». При всей ошибочности оценки Герценом русского законодательства, он отчетливо понимал его дворянский характер, обусловленный господствующим положением дворянского сословия в стране. Вот почему Герцен в выводах следующим образом формулирует главные причины, мешающие «Перевес, данный дворянству», и «Помещичье право, исключающее из общего круга людей крепостных».
В выводах из «замечаний» получили также отражение просветительские убеждения Герцена, определявшиеся его идеалистическим пониманием истории. Распространение просвещения Герцен считал важнейшим условием правильного развития законодательства.
– «Свод законов Российской империи», был обнародован в 1833 г.
… – Савиньи выступил против проекта создания общегерманского кодекса в брошюре «О призвании нашего времени к законодательству и к правоведению» (1815). Он утверждал здесь с позиций реакционной «исторической школы», которую возглавлял, что образование права представляет собою процесс выявления «духа народа» и что преобразование права путем законодательным невозможно.
253. Национального собрания (франц.). – Ред.
– Ред.
– Ред.
256. Главнейшее – это разделение полей по тяглам. Это lex agrarian <аграрный закон (лат.)>, юбилейный год.