СТАРЫЙ МИР И РОССИЯ
<Предисловие к русскому изданию 1858 г.>
Н. Трюбнер прислал мне прилагаемый перевод, спрашивая моего согласия на издание его. — Политические статьи быстро вянут, и я, перечитав эти письма к В. Линтону, писанные перед Крымской войной во время царствования в бозе почивающего и «незабвенного» Николая, задумался было о том, печатать их или нет. Но сказанное слово тоже факт, и отпираться от него стыдно; я не напрашивался на перевод, но не хочу и мешать ему, тем больше что он уже сделан.
Письма эти навлекли на меня сильные гонения от английских и особенно от немецких журналистов. Трудно себе представить, в каком безвыходном, запаянном наглухо круге понятий бьется современный европейский человек и как ему трудно достается, как его сбивает с толку, как ему становится ребром всякая мысль, не подходящая под заученные им правила, под заготовленные им рубрики. Рядовые литераторы и журнальные поденщики стоят на первом плане. У них для ежедневного обихода есть запас мыслей, знаний, суждений, негодований, восторгов и, главное, прилагательных слов, которые у них идут на все; их по мере надобности сокращают, растягивают, подкрашивают в ту или другую краску. Эта трафаретная работа необычайно облегчает труд; ее можно продолжать во всяком расположении, с головною болью, думая о своих делах, так, как старухи вяжут чулок. Но все это идет, пока дело вертится около знакомых предметов. Новое событие, неизвестный факт принимается, напротив, с скрытой злобой, как незваный гость, его стараются сначала не замечать, потом выпроводить за дверь, а если нельзя иначе, оклеветать.
Письма эти имели в себе многое, чтоб возбудить гнев и в обыкновенное время, — а они явились во время повальной ненависти к России и ничем неудержимого воинского героизма союзников вообще и в особенности немцев.
Чтоб дать понятие, что такое были нападки, я упомяну о трех самых забавных: один господин говорит, что в этих письмах я ставлю в образец и идеал крепостное состояние; другой — что я советую не только завоевание Константинополя, но и Вены; третий — что все, сказанное мною об сельской общине, ложно и выдумано: «он дошел до того, что даже в устройстве украинских казаков старается показать начала демократические, почти республиканские!»
Почти еще забавнее были два изустные замечания. Редактор одного недельного листа заметил мне, что антирелигиозный характер моих писем оскорбителен для англичан, для народа по преимуществу христианского. «Вот, — говорит он, — вам пример: человек необычайной энергии и силы мысли, отец социализма, старый Робер Оуэн; отчего не имел успеха, отчего не основал школы? — Оттого, что он прямо отвергает христианство».
недельного листа. Он мне сказал, что хотел напечатать отрывки из моих писем, но нашел, что в них все так пропитано социализмом, который антипатичен англосаксонской расе, что он не решился этого сделать.
— Робер Оуэн, оттого не имел успеха, — сказал я, — оттого не основал школы, что он социалист.
— Без малейшего сомнения! — отвечал утвердительно редактор.
Ошибок в этих письмах много. Кто мог предвидеть, что первою жертвой Крымской войны падет Николай? Я всегда думал, что он проживет, как царь Иван Васильевич, до аредовых лет.
Но в чем я не ошибся и что составляет сущность этих писем — это в моем предсказании, что Россия должна вступить в новую эру развития, что узкий деспотизм Николая становился тесен для ее роста.
Да не ошибся я и в том, что Англия сделается больше и больше отчужденным островом, хранящим в своих свободных учреждениях прежний идеал общественного устройства, к которому стремился весь европейский мир, да середь дороги ослабел, одряхлел и подпал двум величайшим врагам развития и свободы — подогретому католицизму и вновь воскресшему абсолютизму.
Наших соотечественников прошу я не забывать, что эти письма писаны не для русских и не тем языком, которым мы говорим.
Путней (близ Лондона).
Примечания
«Старый мир и Россия. Письмо Искандера к редактору «The English Republic» В. Линтону (1854 г.), перевод с французского», Лондон, 1858, где было опубликовано впервые. Автограф неизвестен.