17 (5) февраля <1869 г.> Флоренция
Флоренция 17 февраля
Дорогой друг, за 16 лет нашей дружбы у нас уже возникали всякого рода сложности, но они всегда счастливо разрешались. И на этот раз, я надеюсь, будет так же. В чем вы меня упрекаете? Что я не помешала Ольге высказаться начистоту, когда вы сами подтолкнули ее выразить открыто мнение о вашем предложении, и потом, вы же сами сказали, что было бы жаль сейчас прерывать обучение Ольги на целый месяц перед самыми летними каникулами, которые и так создают неизбежную паузу в регулярных занятиях 1.
По этому поводу мне остается только повторять вам все ту же старую песенку. Когда мы в 1-й раз объединили наши усилия в воспитании детей, я поклялась самой себе, что благо детей — высшая цель моих помыслов и моей жизни, разумеется, так, как я это понимаю и способна исполнить. Когда вы меня вызвали из Парижа, чтобы вновь заняться воспитанием, я снова дала себе эту клятву, но теперь только ради одной Ольги, так как Тата во мне больше не нуждалась. С тех пор, как мы с О<льгой> оказались вдали от вас, всякий раз по первому вашему зову мы являлись; и вы слишком хорошо знаете, кто всякий раз делал необходимым наш отъезд 2. Я знаю, что поступала так вопреки самым лучшим своим побуждениям, ибо понимала, какой непоправимый вред наносится развитию ребенка; но я хотела только проявить добрую волю и больше не держать Ольгу вдали от вас. Еще в Буассьере вы сами захотели поместить Ольгу в пансион, я согласилась на это ужасное пребывание в Берне, от которого никак не могу оправиться, — и лишь потому, чтобы показать свою готовность сделать все, что вы посчитаете наилучшим для нее. Но после, — это было уже слишком, — и я решилась вызвать ваши упреки или даже, возможно, ваш гнев, чтобы только отвоевать для ребенка несколько лет спокойных и непрерывных занятий. Я понимала, что от этого зависит все ее будущее, ибо только женщина или мать (будь она родная или нет) знает, что девушке в этом возрасте нужна упорядоченная, спокойная и размеренная жизнь тела и духа; и это тем более важно для Ольги, которая с самого рождения была натурой беспокойной, нервной, страстной, не умеющей сконцентрироваться, заострить внимание на чем-либо и обрести простую и прочную гармонию, которая только и ведет к большому успеху. Мой опыт полностью оправдал меня, и когда я вижу ее теперь веселой, грациозной, красивой, чувствуя наконец, что в ее уме, в ее воспоминаниях, в сердце заложены прочные основы, я не сожалею о том, что держала ее вдалеке от вас, ибо ваша бродячая жизнь не сделала бы из нее того, чем она стала, несмотря на всевозможные усилия даже такого отца, как вы. Впрочем, она не была вдали от семьи, ибо ее брат и сестра были рядом, и вы же сами в прошлом году считали, что обосноваться надо именно здесь, и даже хотели послать из Женевы мебель для устройства квартиры. Я действительно не знаю, что заставило вас передумать, — может быть, свадьба Алекс<андра>? Когда вы снова заговорили о воссоединении семьи вокруг вас, я ведь только ответила: “Обоснуйтесь где-либо, создайте home 3 для ваших дочерей, и я вам вновь вручу Ольгу”; но под словом home я подразумеваю такую жизнь, когда не только ваши дочери смогут жить подле вас, но будут еще обладать всеми возможностями, необходимыми в молодости; вы знаете, что я никоим образом не пропагандирую суетные удовольствия высшего света, и, к счастью, Ольга никогда не была склонна к ним, — но я имею в виду искусство, молодежную среду, дружеское общество умных людей и т. д.
“Цюрих — это одиночество”. Кроме того, наш общий опыт пребывания в швейцарских городах не слишком вдохновляет. Женева, Берн — это города, жизнь в которых ненавистна даже вам самому. Потом вы еще предложили Турин — все, что мне известно от людей, живших там, — город наипосредственнейший, да и с чего бы мне советовать вам обосноваться в нем, когда я уверена, что вы не выдержите и 6-ти месяцев? Я предложила Флоренцию на условиях, что вы смогли бы жить почти изолированно, на вилле в окрестностях, а дети воспользовались бы всеми преимуществами здешней жизни, — но вы этого не захотели.
Теперь вы предлагаете, чтобы Ольга провела с вами целый месяц в Генуе; во-1-х, ни Ольга, ни я не поняли из вашего 1-го письма, что она должна остаться там с вами одна 4. Потом, я отвечаю вам на это весьма основательными доводами, что лучше бы позволить ей завершить занятия с Шиффом, уроки Дом<анже> и Ре 5, курс музыки, обычно заканчивающийся в июне, а только потом прожить с нею много месяцев подряд. Ах, милый друг, и в ответ на это вы пишете глубоко опечалившее меня письмо — будто я не только похитила у вас дочь, но и завладела ее сердцем 6. И с каких же это пор — разве я вас так мало знаю и уважаю, чтоб не поддерживать в сердце Ольги культ ее отца, быть может, более глубокий и чистый, чем если б она, в своем детском неведении, недостаточно ценила и понимала вас? И потом, заметьте, дорогой друг, что в глубине этой юной души были раны, которые следовало залечить, ее детство оставило в ней тяжкие воспоминания и глубокие травмы. А если сегодня она предстанет перед вами более уверенной в себе, способной воспринять все великое и прекрасное, преодолеть мелкие жизненные невзгоды, не останавливаясь перед ними, то она совсем по-другому будет подготовлена к тому, чтоб понимать и любить вас. И тогда вы сами скажете, что старуха в очередной раз была права, и в конце концов вам придется признать, что идеалисты иногда тоже бывают очень практичными.
Вы же видели, как в Пранжене Ольга искала любую возможность приблизиться к вам, и действительно, там вы ни в чем не могли ее упрекнуть. Почему же теперь вы сомневаетесь в том, что она вас любит и почитает? Так сделайте и вы что-нибудь для Ольги, дайте ей возможность учиться, развиваться, но не отягощайте ее юную душу, только-только обретшую гармонию и оправившуюся от детских терзаний, скептицизма и груза чудовищных жизненных сложностей. Да, дорогой друг, и это я говорю вам со всею серьезностью, потому что, по-моему, не пришло еще время открыть ей все о жизни и о всех осложнениях, которые вскоре ее ожидают. Ее беспокойное детство, сцены, при которых она слишком рано столкнулась с бурными страстями, пагубно повлияли на юный ум. Приходилось смирять ее натуру, чтобы дать время проснуться ее интеллекту. Ей надобно еще побыть в спокойной обстановке, чтобы укрепить характер и волю. Я видела, как в прошлом году ее глубоко поразило неожиданное открытие, что у Александра есть сын 7. Она была буквально потрясена. Я не хочу убаюкивать ее всякими иллюзиями и мечтами о жизни, я считаю это неправильным, но прежде, чем приоткрою завесу над истиной, хочу сделать ее сильной, чтоб она могла спокойно справиться с реальностью, сохранять силу и волю для общего дела. Я не знаю ничего печальнее, чем жизнь в этой нездоровой атмосфере, когда преждевременно укоренившиеся сомнения и скептицизм убивают в зародыше всякую подлинно полезную и благотворную силу деятельности. Нет, ни горькое сомнение, ни ирония не являются для юности спасительными, и я уверяю вас со всею искренностью, которую ваш преданнейший ваш друг вам всегда показывал, что в этом отношении я вас побаиваюсь.
Тата по своей натуре чересчур спокойная, и потому глубоко ее сразу ничего не затрагивает, что же до Лизы, я не очень знаю, как это может подействовать на нее, но в том, что это плохо повлияет на Ольгу, я не сомневаюсь; у нее и так странная наклонность к излишним душевным терзаниям, что затуманивает разум и мешает распознавать правду с тем спокойствием, которое в конце концов ведет к разумному восприятию.
Если по-прежнему вы благосклонны ко мне, то все же немного подумайте об этом, не так ли? Умоляю вас: вы же знаете, как каждый художник любит свое произведение, в которое вложил всю свою душу, желая выразить самые возвышенные свои помыслы и отдать потомству все лучшее, что имеет. Так вот, Ольга для меня именно священное произведение, которое я, не щадя сил, пыталась создавать, и можно сказать, пожертвовала собою. Она еще далека от моего идеала, но верю, что на правильном пути, — ей уже пришлось преодолеть огромные трудности. Возможно, только Тата может оценить сердцем, а Доманже — разумом, какой это был тяжкий труд для меня. Конечно, вы обнаружите еще огромные пробелы, но самое важное, когда особенно заходит речь об Ольге, это сохранить в ней склонность к труду. Юность Алекс<андра> омрачилась тем, что он познал все превратности жизни, прежде чем обрел силу духа для противостояния им. Однажды вы восхитились словами Гете, которые я использовала в одной из моих новелл: “Alles was den Geist befreit ohne ihn die Herrschaft Яber sich selbst zu geben, ist verderblich” 8. Я уверена, что это именно так. В общем-то, я начинаю думать, что Алекс<андр>, женившись, правильно поступил, ибо, воспитывая Тер<езину>, он воспитывает себя и узнает массу вещей, о коих прежде не подозревал; делает он это последовательно, обогащая свой интеллект полезными и упорядоченными идеями, отчего сам становится хозяином собственной судьбы, человеком, уверенным в своих силах. Да, я уважаю его за то, что он отвечает за свои поступки со смирением и мужеством. Именно так все мы должны поступать. Не думаете ли вы, дорогой друг, что только вам так тяжело? Есть еще и другие, которым знакомы “die Kummervollen Nachte und essen iht Brod mit Thranen” 9.
Алекс<андр> пошел по собственной дороге — но caro mio 10, мужчина под 30, как мне кажется, имеет на это полное право, и каждый отец не может не считаться с этим. И, наконец, ваша третья дочь находится с другом, который преклоняется перед вами, знает вас лучше, чем вы думаете, и только об одном и мечтает, как лучше воспитать этого ребенка. Итак, в чем же трагизм вашей ситуации, когда вы сами всегда хотели отдать девочку в пансион? Что она не говорит свободно по-русски 11 — еще не самое большое несчастье, потому что в будущем ей понадобятся другие языки, возможно, более необходимые, а вы сможете прекрасно понимать друг друга и без русского. Благодаря способности Ольги к языкам, она очень скоро вновь заговорит по-русски. И, наконец, имея при себе двух милых и умных дочерей, уж не такая большая жертва оставить третью дочь той, которая любит и воспитывает ее, став по праву ей матерью. Зная, как я люблю Ольгу, разве вы не довольны, видя, как она развивается, приобретает новые великолепные таланты, как счастлива в симпатичном интеллигентном кружке?
Ах, мой друг, у вас гораздо больше возможностей, чем у других создать себе и своим ближним прекрасную благоустроенную жизнь, но вы этого не хотите. Вы считаете, что здешний наш круг слишком ограниченный? По количеству — да, но не по интеллекту. В прошедший четверг вечером Шифф прочитал нам лекцию о будущем мира 12, и я уверяю вас, что многие дорого заплатили бы, чтоб ее послушать. Среди присутствовавших была и женщина, которая ценой невероятных усилий, своей энергией и умом создала вокальную группу, исполняющую истинные шедевры 13, тем самым укореняя прекрасный музыкальный вкус во Флоренции. Она может дирижировать оркестром, Вагнер доверил ей корректуру итальянского издания всех его опер, и не только партитур, но и либретто, так как она владеет четырьмя языками, знает литературу, интересуется естественными науками и даже способна читать в подлиннике Гомера. При том она мила и весела как юная дева. Кроме нее, m-m Шифф и вашей покорной слуги, которая тоже далеко не глупа, там присутствовали: 4—5 молодых человека, — каждый замечателен в своем роде, — 2 юных леди — Ольга и ее подруга, слушавшие с интересом самую содержательную и серьезную лекцию, когда-либо прочитанную Шиффом. — Прибавьте, что это кружок, в котором не боишься versaurn 14. Если бы вы захотели, ваш дом смог бы стать центром высочайшей интеллектуальной и художественной жизни, в котором 15...
“эти записки идеалистки”, у меня была потребность снова высказать вам всю мою мысль. Спасибо, если вы не верите в то, что я хочу явиться орудием Немезиды 16; было даже время, когда вы предполагали во мне намерение быть орудием примирения, это было ближе к истине. Но, любезный друг, вы сами являетесь своей Немезидой, потому что вы не хотите признать логику вещей и подчиниться ей, вы хотите спасти все, успеть во всем, насиловать природу и вещи. При подобных желаниях Бог неумолим. И только полная покорность судьбе обезоруживает Немезиду.
А теперь прощайте, жму вам руку и заверяю, что ничто и никогда не поколеблет моей дружбы.
Примечания
—239. В автографе, сохраненном в семье, отсутствует последняя страница. Перевод этого фрагмента текста воспроизводится по Собр. соч. Герцена в 30 т. — ХХХ, кн. 1, 338. Год написания, вставленный в оригинал позже (68), неустановленной рукой, карандашом, неверен. Это ответ М. Мейзенбуг на письмо Герцена от 14 (2) февраля 1869 г. (ХХХ, кн. 1, 35—37). 25 (13) февраля того же года Герцен, оценивая письмо М. Мейзенбуг, писал Огареву: “... Письмо Мейзенбуг уклончиво, оно мне не нравится” (ХХХ, кн. 1, 45). На это письмо Мейзенбуг Герцен ответил 3 марта 1869 г.
“письмо-диссертацию” от Мейзенбуг с планом встречи и письмо от О. А. Герцен — отказ приехать погостить без Мейзенбуг. Герцен прочел письмо дочери “со слезами на глазах” (см.: Летопись, V. С. 182; ЛН. Т. 99, кн. 1. С. 231—232).
2 Речь идет о неприятии М. Мейзенбуг Н. А. Тучковой-Огаревой. См.: ЛН. Т. 99, кн. 2. С. 643—644; “Воспоминания” Н. А. Тучковой-Огаревой и др.
3 домашний очаг (англ.).
4 В письме от 4 февраля (23 января) Герцен писал М. Мейзенбуг очень определенно: “... Я прошу у вас об одной чрезвычайно простой вещи. Не смогла ли б Ольга приехать на месяц одна, например, в Геную...” (ХХХ, кн. 1, 30).
— учитель французского языка (ЛН. Т. 99, кн. 2. С. 42).
6 Ответ на упреки Герцена (см. его письма от 4 и 14 февраля 1869 г. — ХХХ, кн. 1, 28—30, 35—37).
7 Тутс, Александр III, внебрачный ребенок А. А. Герцена от англичанки Шарлотты Гeтсон, покончившей жизнь самоубийством в 1867 г. (утонула в Роне).
8 Гибельно все, что освобождает дух, но не дает ему господствовать над собой (нем.).
“Ночи, полные печали, кто со слезами хлеб свой ел” (нем.). Гете, “Песня Миньоны” — неточно приведенный фрагмент из “Вильгельма Мейстера”, ч. 1, кн. IV, гл. II (“Кто в полные скорби ночи не плакал...” — см.: ХХХ, 836, 173).
11 Постоянная боль и опасения Герцена во многих его письмах к Мейзенбуг и Ольге, что дочь даже не прочтет его сочинений (см.: ЛН. Т. 99, кн. 1. С. 231). Герцен писал Мейзенбуг, что “ошибку полного забвения русского языка трудно будет исправить. Это один из самых тяжких ударов, который вы — не желая — мне нанесли” (ХХХ, кн. 1, 49).
12 “Я очень доволен, что ты ходишь на лекции Шиффа”, — писал Герцен дочери 3 марта (ЛН. Т. 99, кн. 1. С. 232).
“Общества Керубини”, в котором приняли участие и дочери Герцена (Там же. С. 445).
14 прокиснуть (нем.).
— ХХХ, 338, 36—37, см. также Vinant, p. 238—239.
“Вы никогда не собирались — я уверен в этом — взять на себя роль Немезиды по отношению ко мне...” (ХХХ, кн. 1, 37).