COMMUNISME RUSSE
A propos de l’Imbroglio et du communisme, nous croyons bien faire en publiant une lettre que nous avons adressée, il y a quelques mois, à un jeune ami tedesque.
Cher ami,
Je vous aime beaucoup; mais, enfin, franchement parlant, vos lettres ne me désennuient pas.
Il y a près de dix ans que vous me faites les mêmes questions, les mêmes objections. Vous recevez de moi les mêmes réponses et les mêmes réfutations J'ai pensé que vous alliez m'oublier amicalement dans ma retraite italienne; pas du tout, vous me déterrez pour me lancer une épître sur votre semper idem, sur le wmmunisme russe.
Parlons donc, de grâce, sur notre touranisme — c'est plus récent et cela prête mieux à la poésie; Henri Martin en a fait une Henriade, une épopée de l'avenir, presque une croisade turque. Votre mal périodique me fait penser à un vieux général que je connaissais à Moscou (j'ai déjà raconté cette histoire). Il avait un intendant qui, faisant une affaire pour son propre compte, eut un procès avec la couronne et le perdit. Lui n'ayant pas d'argent, on s'en prit au général, et le Sénat décida: «Comme le général... un tel a donné une procuration à un tel, il est responsable de la perte telle, et conséquemment doit payer...» Le général répondit que, comme il n'avait pas donné de procuration pour aucune atiaire pareille, il ne paierait pas. Le Sénat reçut la réponse, et, un an ou deux après, envoya, par la police, une notification au *eux général, dans laquelle il était dit: «Comme le général... un tel a donné une procuration... etc.» — Le général répondit:
«Comme je n'ai pas donné de procuration..., etc.» — Ce jeu durait encore lorsque j'ai quitté la Russie.
С 'est le type de nos discussions avec vous et vos amis.
Voyons, encore une fois, de quoi s'agit-il?
Vous ne pouvez nous pardonner la facilité d'une solution simple, venant, pour ainsi dire, tout naturellement de notre sol, — d'une des plus grandes questions de l'ordre social.
Cela ne vous va pas que la Russie, le pays classique du despotisme, possède des éléments dans son organisation rudimentaire, dans sa manière traditionnelle de vivre, — des éléments qui, légalement sanctionnés et scientifiquement développés, donnent une possibilité palpable de réduire le prolétariat à un minimum, qui se perd dans le nombre, et cela sans secousse ni cataclysme.
caro mio, accoutumez-vous à cela. On a assez cité la Russie pour le knout et le tzar, citez-la maintenant pour son droit à la terre, pour son organisation agraire. Comme consolation, nous vous recommandons de la nommer thuranienne, asiatique.
Que voulez-vous? Tempora mutantur. perfide et la France pour révolutionnaire, voire même républicaine. — Qui le pense maintenant? On se corrige d'après les événements, et voilà tout.
Personne ne nie que le prolétariat ne soit un mal,— mais beaucoup de personnes nient que cela soit un mal curable. Ceux qui ne partagent pas leur opinion essaient deux voies de médication: la chirurgie des insurrections et la chloroformisation, ou le narcotisme des utopies.
Comme les insurrections ne font que détruire, et que les utopies ne construisent rien, vous êtes venus tout naturellement à de l'ordre existant, et là vous avez été grands, là vous avez été nos maîtres. La critique sociale, c'est la grande œuvre de notre siècle, l'expiation des temps misérables dans lesquels nous vivons.
La critique, comme de raison, ne vous suffit pas, et vous cherchez des solutions par la dialectique, la controverse, la scolasti-que et la métaphysique sociale, ce qui n'amène pas à grand, chose, la logique n'étant pas une institution reconnue par l'Etat et obligatoire pour lui.
L'incertitude devient encore plus grande par les habitudes historiques que vous avez. Vous restez presque toujours fidèles à votre religion de l'Etat traditionnelle, et vous ne poussez que rarement le doute au delà du catéchisme politique. Précisément, comme dans le protestantisme, on scrutait les vérités jusqu'à une certaine profondeur — et pas plus.
éléments irréduisibles, vous posez des questions qui ne peuvent se résoudre. Vous demandez, par exemple, «si l'Etat a l'obligation de pourvoir aux besoins du prolétariat, d'être le commanditaire suprême et le nourricier, ou non?» Et vous demandez, bien rarement, si un Etat pareil, avec une telle force ne serait pas un énorme danger? Cette question pourrait bien en amener une série d'autres et aboutir à celle ci: «Ne faut-il pas commencer par se défaire de l'Etat existant pour guérir la grande plaie du prolétariat?»
Votre critique est arrivée à la constatation du fait qu'un Etat qui rend une classe nombreuse plus misérable que l'état sauvage — est une absurdité, un non-sens, et porte en lui-même le germe de sa destruction; qu'il y a évidemment une contradiction entre le but de l'Etat et la position fatale du prolétariat. Partant de là, il est évident qu'une telle organisation sociale ne peut durer qu'autant qu'on ne s'en aperçoit pas.
ère en écrivant «position plus misérable que l'état sauvage». Le sauvage fait impunément la maraude de l'animal; s'il a faim, il va chercher quelque chose pour manger; mais le prolétaire doit choisir, s'il n'a pas de travail— entre le martyre de la mort et la flétrissure d'une condamnation. La jurisprudence est si peu physiologique, que je ne connais aucune législation, pour absoudre un homme mourant de faim, s'il mange un morceau de viande appartenant à un autre. On peut seulement le gracier!
à des hommes, des touraniens qui, au milieu de vos difficultés et de vos recherches — vous apportent un exemple, un élément pour une solution, pour une étude comparée. Cet élément est d'autant plus important qu'il est contemporain, qu'il est hors du monde que vous connaissez si bien — et pourtant assez à votre portée pour pouvoir vérifier, constater.
Il ne s'agit ni d'une utopie, ni d'une Icarie, il ne s'agit ni de métaphysique sociale, ni même de ces formules grandes et vagues «à chacun selon ses besoins»; il s'agit d'un simple fait de l'organisation communale et agraire, qui se développe, qui est déjà en fonction — et qui prétend exclure, autant que êchera pas, l'existence du prolétariat.
Et cela, dans un pays qui, ma foi, n'est pas trop petit pour un exemple, ayant ses soixante millions de paysans. «Mais — mais ce pays c'est la Russie; elle a égorgé la Pologne, elle a pendu des. martyrs, elle a peuplé la Sibérie».
Tout cela est vrai; je pense que nous en savons quelque chose — mais tout cela ne va pas à l'affaire. Un tel est un assassin, et moi; je dis qu'il a une magnifique chevelure blonde-cendrée. — Mais c'est un assassin.—Eh bien, est-ce que ses cheveux ont perdu pour cela leur couleur? Cette confusion d'idées me donne sur les nerfs. Encore un exemple. On vous dit que les fusils Chassepot ont fait merveille, que la France est fière de cette invention et de cette application. Et vous — vous nierez les merveilles homicides de ces fusils,— parce que la cause du pape ne vous plaît pas.
Cher ami, fils de la contrée qui a produit les Kant et'les Hegel — soyez un meilleur dialecticien.
énéreux d'avoir le cœur plein d'indignation contre les méfaits de l'absolutisme — mais il ne faut pas que-la compassion déborde l'intelligence.
Enfin — dites-vous un peu impatienté — quelle est donc cette" fameuse organisation communale?
Ah! cher ami — vous voilà enfin dans le vrai, vous vouiez savoir avant et après fulminer; c'est très bien, c'est un pas en avant.
Je vous envoie, en conséquence, le premier numéro du Kolokol ée; vous y trouverez, dans l'article magnifique de mon collègue, tout ce que vous voulez savoir. Si quelque chose n'est pas clair, nous y sommes pour donner des explications.
Mais, faisons un compromis: avant d'avoir lu l'article vous, pourrez m'écrire sur tous les sujets possibles, sur la loi de la double presse, sur Bismark faisant la cuisine pour Karl Schurz — mais vous ne m'écrirez pas sur le communisme russe.
ПЕРЕВОД
РУССКИЙ КОММУНИЗМ
По поводу «Путаницы» и коммунизма, мы, как нам кажется, поступаем правильно, предавая гласности письмо, с которым несколько месяцев тому назад обратились к одному нашему молодому немецкому другу*.
Я вас очень люблю, но все же, откровенно говоря, письма» ваши удовольствия мне не доставляют.
Лет десять уже вы обращаетесь ко мне все с теми же вопросами, с теми же возражениями. От меня вы получаете всё те же ответы и те же опровержения. Я думал, что вы вскоре по-дружески забудете обо мне в моей итальянской глуши; но нет, вы отыскиваете меня, с тем чтобы метнуть в меня посланием, посвященным вашему semper idem — русскому коммунизму*.
— это посвежей, и в этом больше поэзии; Анри Мартен создал из этого «Генриаду», эпопею грядущего, почти турецкий крестовый поход*.
Периодические приступы вашей болезни заставляют меня вспомнить о старике-генерале, которого я знавал в Москве (я уже рассказывал эту историю)*. У него был управляющий, который, занимаясь устройством своих личных дел, вступил в тяжбу с казной и проиграл ее. Поскольку денег у управляющего не было, то взялись за генерала, и Сенат постановил: «Так как генерал... такой-то дал доверенность такому-то, он несет ответственность за такие-то протори, и, следовательно, должен уплатить...» Генерал ответил, что так как он не давал доверенности на ведение подобного рода дела, то платить он не будет, Сенат получил этот ответ и, год или два спустя, отправил, через Полицию, старику-генералу извещение, в котором было сказано: «Так как генерал... такой-то дал доверенность...» и т. д.
Генерал отвечал: «Так как я не давал доверенности...» и т. д. Эта игра продолжалась еще и тогда, когда я покидал Россию. Вот образчик наших споров с вами и вашими друзьями. Посмотрим же еще раз, о чем идет речь. Вы не можете извинить нам легкость простого решения, вырастающего, так сказать, естественным образом из нашей почвы,— решения одного из самых значительных вопросов социального устройства.
ощутимую возможность свести пролетариат к минимуму, теряющемуся в общей массе населения,— и все это без потрясений, без катаклизма.
Ну что ж, саго mio, постарайтесь привыкнуть к этому. Достаточно ссылались на Россию в связи с кнутом и царем, ссылайтесь же теперь на нее в связи с ее правом на землю, с ее земельным устройством. Для самоутешения мы рекомендуем вам называть ее туранской, азиатской.
коварным, а Францию — революционной, даже республиканской.— Кто придерживается этого мнения теперь? Точка зрения меняется в зависимости от событий — вот и всё.
Никто не отрицает, что пролетариат — это зло, но многие отрицают, что это зло исцелимое. Те же, кто не разделяет этого мнения, предлагают два пути к излечению: хирургию вооруженных восстаний и хлороформирование или наркотизм утопий.
Поскольку вооруженные восстания только разрушают, а утопии ничего не создают, вы самым естественным образом пришли существующего порядка, и в этом вы были велики, в этом вы были нашими учителями. Социальная критика — это великое творение нашего века, искупление жалкого времени, в которое мы живем.
Одной только критики, как и следовало ожидать, для вас недостаточно, и вы ищете решений в диалектике, в богословских спорах, в схоластике и социальной метафизике, что не приводит к значительным результатам, поскольку логика не является установлением, признаваемым государством и обязательным для него.
Чувство неуверенности еще более увеличивается вследствие ваших исторических привычек. Вы почти всегда остаетесь верны своей религии традиционного государства и только изредка простираете сомнение за пределы политического катехизиса. Точно так же, как в протестантизме, истины подвергались исследованию до известной глубины — но не далее.
Страдая подобным, если можно так выразиться, засорением мозгов, находясь во власти подобных неискоренимых начал, вы ставите вопросы, которые разрешены быть не могут. Вы спрашиваете, например: «Обязано ли государство печься о нуждах пролетариата, быть верховным подателем благ и кормильцем или же не обязано?» И вы спрашиваете — весьма, впрочем, редко— не представляло ли бы подобное государство, наделенное такой силой, огромной опасности? Этот вопрос мог бы повлечь за собою целый ряд других и завершиться следующим: «Не следует ли вначале развязаться с существующим государством, чтобы залечить огромную язву пролетариата?»
своего разрушения; что существует явное противоречие между целью лишь до той поры, пока этого не замечают.
И не говорите, что я преувеличиваю, когда пишу: «Состояние более бедственное, чем состояние дикарей». Дикарь бездельничает безнаказанно, подобно животному; если он голоден, то ищет чего бы поесть; пролетарий же должен выбирать, если у него нет работы, между мученичеством смерти и позором наказания. Юриспруденция до такой степени малофизиологична, что мне не известно такое законодательство, которое смогло бы оправдать человека, умирающего с голоду, если б он съел кусок мяса, принадлежавший другому. Его могут только помиловать!
— эти люди, туранцы, среди ваших затруднений и поисков, являют вам пример, элемент для решения, для сравнительного изучения. Этот элемент тем более важен, что он современен, что он находится вне столь хорошо знакомого вам мира,— и однако так близко от вас, что вы можете удостовериться в нем, констатировать его.
Речь идет не о какой-нибудь утопии, не о какой-нибудь Икарии, речь идет не о социальной метафизике и даже не о великих и расплывчатых формулах «каждому по его потребностям»; речь идет о простом факте общинного и земельного устройства, которое развивается, которое действует уже и надеется исключить, если только правительство не помешает этому, —
И это в стране, которая, право, не слишком-то мала для образца, со своими шестьюдесятью миллионами крестьян. «Но — но ведь эта страна — Россия; она задушила Польшу, она повесила мучеников, она заселила Сибирь».
Все это правда; думаю, что нам кое-что об этом известно,— но к делу это сейчас не идет. Такой-то человек — убийца, а я утверждаю, что у него великолепная пепельного цвета шевелюра.— Но ведь он убийца.— Так что же, разве волосы его утратили от этого свой цвет? Это смешение понятий действует мне на нервы. Еще один пример. Вам говорят, что ружья Шаспо творили чудеса, что Франция гордится этим изобретением и его применением. Вы же станете отрицать поразительные человекоубийственные свойства этих ружей — потому только, что вам не по душе дело, отстаиваемое папой.
Дорогой друг, сын страны, давшей жизнь Кантам и Гегелям, будьте же лучшим диалектиком.
Похвально, великодушно — возмущаться до глубины души злодействами самодержавия, но сострадание не должно выходить за пределы разума.
— говорите вы с некоторым нетерпением,— какова же эта хваленая общинная организация?
Ах! дорогой друг, — вот вы, наконец, на правильном пути, вы прежде намерены узнать, а затем уже метать громы и молнии; это прекрасно, это шаг вперед.
Посылаю вам поэтому первый номер «Kolokol» за текущий год; вы найдете там в великолепной статье моего сотоварища все, что хотите узнать *. Если что-нибудь окажется неясным, мы готовы разъяснить вам.
Но договоримся об одном: до прочтения этой статьи вы можете писать мне на всевозможные темы, о законе двойной прессы, о Бисмарке, готовящем обеды для Карла Шурца*, — но не станете писать мне о русском коммунизме.
Примечания
Kl, № 5 от 1 марта 1868 г., стр. 66—67, где опубликовано впервые, с подписью: I—r. Автограф неизвестен.
_____
... письмо, с которым несколько месяцев тому назад обратились к одному нашему молодому немецкому другу. — Кто является адресатом письма, точно установить не удалось. Нет никаких упоминаний о переписке Герцена с «молодым немецким другом» — в период пребывания Герцена в Италии с 19 ноября по 26 декабря 1867 г. (Герцен пишет о пребывании в «итальянской глуши»). Можно лишь предположить, что это письмо было адресовано Густаву Фогту, молодому немецкому публицисту (род. в 1829 г.), эмигранту, с 1863 г. участнику швейцарского комитета по оказанию помощи полякам. Герцен был знаком с Г. Фогтом, младшим братом Карла Фогта, с начала пятидесятых годов (см. «Былое и думы», т. X наст. изд., стр. 166—167). 19 марта 1863 г. Герцен и Огарев обратились с письмом к Г. Фогту, предлагая свое посредничество в отношениях между швейцарским комитетом и лондонским представителем польского национального правительства. Тогда же они приглашали печатать на страницах «Колокола» послания комитета. (Подлинник письма на французском языке; перевод его, по фотокопии ЦГАЛИ, см. в «Литературной газете» от 27 января 1945 г., № 5). С 1867 г. Густав Фогт принимал активное участие в международной женевской газете «Les Etats-Unis de l’Europe». В ней 12 января 1868 г. была напечатана его статья о «Kolokol» под названием «Русская демократия», на которую Герцен отвечал заметкой «Sommes-nous pour la guerre?» (см. наст. том, стр. 96—100). Никаких фактов, свидетельствующих о частной переписке Герцена с Г. Фогтом, обнаружить не удалось. Однако о несколько ироническом отношении Герцена к Г. Фогту во второй половине шестидесятых годов можно судить на основании письма Герцена к сыну от 2 января 1866 года: «Что касается до национальности и Гюстава (один Гюстав Вазa и был умен, а этот — ваза глупости, я это прочел у него на лице), опять мне больно, что ты меня не понимаешь». В письме к М. К. Рейхель от 28 февраля 1868 г. Герцен, упоминая о своей статье «Sommes-nous pour la guerre?», писал: «Гюстава Фогта я также tanto росо <порядочно> пощипал, но мало. Постараюсь прибавить». Можно предположить, что статья Герцена «Communisme russe» и является этим «прибавлением». В письме, обращенном к «молодому немецкому другу», разбираются те же вопросы, которые Г. Фогт поднимал в своей статье «Русская демократия»: враждебное отношение европейской демократии к русскому народу, как к палачу поляков, вопрос о путях развития России и др.
— русскому коммунизму. — Вопрос о так называемом «русском коммунизме» был поднят в работах Ф. Духинского, который объявил наличие у русских крестьян «земельного коммунизма» (т. е. общинного владения землей) одним из главных признаков туранского (по имени Туранского нагорья, расположенного в Средней Азии) происхождения русского народа в отличие от арийских племен, имевших всегда личную собственность на землю.
... Анри Мартен создал из этого «Генриаду», эпопею грядущего, почти турецкий крестовый поход. — «Генриадой» Герцен иронически называет брошюру А. Мартена «La Russie et l’Europe», 1866 (во франц. тексте игра слов: Henri «Henriade»), в которой, опираясь на «теорию» Духинского, Мартен писал о русском «варварстве» и о необходимости «защиты» Европы от распространения на запад «туранской расы».
... о старике-генерале, которого я знавал в Москве (я уже рассказывал эту историю). — Герцен имеет в виду генерал-лейтенанта П. А. Тучкова. Эпизод этот рассказан в «Былом и думах», ч. IV, гл. XXXIII (т. IX наст. изд., стр. 217).
— Часть латинской поговорки «Tempora mutantur et nos mutamur in illis» («Времена меняются и мы меняемся с ними»).
... вы найдете там в ∞ хотите узнать. — В № 1 «Kolokol» было опубликовано начало статьи Огарева «La Russie actuelle et son développement», посвященной разбору экономических, социальных и юридических проблем русской жизни.
Бисмарке, готовящем обеды для Карла Шурца... — Карл Шурц, эмигрировавший в 1852 г. в Америку, принимал активное участие в политической жизни страны на стороне республиканцев. В качестве американского посланника Шурц был приглашен Бисмарком на большой дипломатический обед. 3 февраля 1868 г. Герцен писал С. Тхоржевскому: «Скажите Огар<еву>, что Бисмарк давал большой обед для дипломатов и послов, на который был приглашен генерал Шурц. Вот как времена меняются». Об отношении Герцена к К. Шурцу см. в «Былом и думах» (т. XI наст. изд., стр. 53 и 150).