DOCUMENTS ET PAPIERS DU PRINCE PIERRE DOLGOROUKOFF
Le prince P. Dolgoroukoоf a laissé après lui une assez grande quantité de matériaux collectionnés par lui avec une grande peine et un travail de quelques années. Ces matériaux, ainsi que sa correspondance, ont été légués par lui à Stanislas Tchorzewski.
S. Tchorzewski a l’intention de publier une partie des matéémoires de P. Dolgoroukoff, publiés à Genève en 1865. Les amateurs de l’histoire «des détails» trouveront dans ce recueil des révélations extrêmement intéressantes sur divers épisodes de l’histoire de Russie au XVIIIe siècle et une partie du nôtre.
échantillons que M. Tchorzewski a bien voulu nous communiquer.
ПЕРЕВОД
ДОКУМЕНТЫ И БУМАГИ КНЯЗЯ ПЕТРА ДОЛГОРУКОВА
Князь П. Долгоруков оставил после себя довольно большое количество материалов, собранных им в результате больших усилий и труда нескольких лет. Материалы эти, как и его переписка, были завещаны им Станиславу Тхоржевскому.
С. Тхоржевский имеет намерение опубликовать часть «Записок» кн. Долгорукова, которые были изданы в Женеве в 1865 году. Любители истории «подробностей» найдут в этом сборнике чрезвычайно интересные разоблачения, касающиеся различных эпизодов истории России XVIII века и частично нашего.
Мы приводим несколько характерных документов, любезно предоставленных нам г. Тхоржевским.
Примечания
Печатается по тексту от 15 февраля 1869 г., стр. 241, опубликовано впервые, без подписи. Автограф неизвестен.
Включено в издание М. К. Лемке (ЛХХІ, 295—296) со следующей справкой: «Принадлежность ясна из письма Тхоржевского, хранящегося в архиве семьи Герцена» (ЛХХ1, 589). Авторство Герцена подтверждается непосредственной связью с заметкой «Le prince Pierre Dolgoroukoff» (наст. том).
Suppl. au Кl были опубликованы документы из архива кп. П. В. Долгорукова: 1. Письмо императрицы Марии Феодоровны к Плещееву от 26 марта 1801 г. об убийстве Павла I; 2. Заметка «Szaniawski et Pankratiew» (о суде над участниками польского восстания 1830—1831 гг.); 3. «Из записок Карабанова» (об угрозе Чернышева фавориту Екатерины II графу Орлову и о его отставке); 4. Приказы Павла I от 13 сентября и от 19 декабря 1799 г.; 5. Прошение вятского священника Павла Бехтерева Гедеону, епископу вятскому, о предоставлении ему права носить головной убор во время богослужения на свежем воздухе и резолюция Гедеона; 6. Мнение Государственного совета, утвержденное Александром I 3 марта 1822 г., об отправлении крестьян в Сибирь по желанию помещиков; 7. Письма декабристов H. М. Муравьева, кн. С. Г. Волконского и кн. С. П. Трубецкого генерал-губернатору Восточной Сибири В. Я. Руперту относительно воспитания их детей; 8. Письмо А. X. Бенкендорфа к П. В. Долгорукову от 11 марта 1844 г. о разрешении последнему покинуть Вятку, где он находился в ссылке.
К публикации выдержек из записок Карабанова было сделано подстрочное примечание с подписью Изд.: «Писано почерком того времени». Приказы Павла I сопровождены следующим подстрочным примечанием без подписи: «Большей частью бумаги оригинальны. Мы сохранили их орфографию». Принадлежали ли эти редакционные примечания Герцену, установить не удалось.
Вначале публикация бумаг из архива Долгорукова была подготовлена Огаревым и Тхоржевским крайне небрежно. В нее были включены материалы, не интересные для читателей и лишенные исторического значения, а документы, отобранные Герценом, по недоразумению оказались проданными сыну Долгорукова и в публикацию не попали.
1 января 1869 г. Герцен писал Огареву: «Посылаю Чернецкому корректуру; бумаги Долгор<укова> без заглавия, без хронол<ологического> порядка <подстрочное примечание Герцена: «Письма Дубельта нет в наборе»> — очень безобразны. Да куда вы это все торопитесь — и отчего такой недосуг? Ни вариаций шрифта, ни вообще типографского кокетства нет ни тени у Чер<нецкого>, но это не мешает иметь нам и зависит чисто от вниманья <...> Русскую кор<ректуру> посылаю тебе, — распорядив заглавия и прибавив анекдот об Орлове, отошли Чернецк<ому>, mise-en-page я требую». 31 января Герцен указывал Огареву: «Вот главное <...> Половину ненужной дряни из записок Долгор<укова> — выбросить.
не читая, отослал их в типографию. Я отложил для выбора, а не для сплошного печатанья бессмыслицы Да если б я второпях отъезда это сделал — то ты должен бы был остановить. О письме Дубельта я писал отсюда. Есть еще письмо Бенкенд<орфа> к Догорук<ову> преуморительное — небось их не поместили, а анекдоты в похвалу Чернышева etc., etc. Ни заглавий, и вообще никакого толка. Орфографию соблюдать можно в официальных бумагах — ну, а в копиях? в рассказах? — Словом, и если успело письмо — рассылку тоже. Таким безобразием не хотелось бы проститься с публикой. И зачем непременно 2 листа — можно ½».
2 февраля Огарев писал Герцену: «Я очень рад, что ты выбросил что мне хотелось выбросить. Письма Дуб<ельта> в отложенных бумагах нет, ибо ты дал его Тх<оржевскому> для продажи, он и продал маленькому принцу <т. е. В. П. Долгорукому>» (ЛН, т. 39-40, стр. 513). 4 февраля Герцен писал Огареву по этому поводу: «Неужели нельзя было прислать отрывки, напечатанные из Долго<рукова>? И неужели — если я, сконфуженный депешами, — не разобрал долг<оруковские> бумаги, особо отложенные, — следовало печатать всякий хлам? Каким образом Тхор<жевский>, советующийся обо всем, мог продать письмо Дуб<ельта> — и когда я именно писал об нем, — если б ты ему сообщил <…> Письмо Дуб<ельта> у меня нейдет из головы — я пишу Тхор<жевскому>, чтоб съездил к Долг<орукову> и взял копию, — лучший брильянт утратил». К этому же вопросу Герцен возвращается и в письме к Огареву от 7—8 февраля: «Неужели ты и поднесь не можешь рассудить, что я не мог дать Тхорж<евскому> такую скотскую ауторизацию, в силу которой он мог бы продать письмо Дуб<ельта>, о котором я тебе сто раз говорил как о брильянте. Я этому шуту говорил о продаже после напечатания — <ельта> — в противном случае? Это такой промах, от которого полцены лишаются записки. Вообще, что-то мудрено — где же вновь записанные отметки самого Долгор<укова> — он записывал, как Ал. Ив. Тургенев, всё — спроси-ка, не найдено ли еще после моего отъезда. Или сжег, что ли, он? Письмо Дуб<ельта> произвело бы такой террор — что все издание разошлось бы. Известен же адрес сына. Это скучно». Упоминаемое письмо Дубельта так и не было получено Герценом.
_____
был по его завещанию передан С. Тхоржевскому, ухаживавшему за Долгоруковым во время его болезни. Предварительный просмотр архива взял на себя сам Герцен. 12 ноября 1868 г. он сообщал Н. А. Тучковой-Огаревой и Н. А. Герцен: «Наконец я au large <на просторе> в бумагах Долгорукова, je patauge et je me vautre <я барахтаюсь и кувыркаюсь>. Много интересного, — какой-нибудь Касаткин умер бы на тетрадях. Всё в довольном порядке, и я Тхорж<евскому> обещаю в мае месяце начать издание „Материалов, оставленных княз<ем> Долгоруким для своих записок˝. Есть письмо Марии Федоровны — после убийства Павла. Есть записка о ссоре Орлова, когда он хотел жениться на Екат<ерине>, с Чернышевым, который за столом ему показал нож, со словами: ,,До рукоятки˝, и есть либеральное, собственноручное письмо Каткова!! к Долгорукому. Словом, интересного много и целый ящик».
Известие о том, что архив Долгорукова попал в руки революционных эмигрантов, вызвало волнение в русских правительственных сферах и аристократических кругах, опасавшихся новых разоблачений. Царское правительство сделало попытку добиться возвращения бумаг путем нажима на сына П. В. Долгорукова — Владимира, который писал Герцену в сентябре 1868 г.: «Озеров хочет, чтоб я ехал к государю в Дармштадт и объяснил Адлербергу или Шувалову, что сталось с бумагами покойного, батюшки. Мне кажется, самое простое будет, если я им объявлю, что, в силу завещания батюшки, я не пользуюсь бумагами его и хотя знаю Тхоржевского и Вас, но, не будучи бандитом, не чувствую себя способным явиться к вам с ножом и под страхом смерти требовать от вас отдачи вашей собственности» (ЛН, т. 62, стр. 132).
Тревога в правительственных кругах усилилась после напечатания некрологической заметки «Le prince Pierre Dolgoroukoff» (см. наст. том), в которой Герцен намекал на возможность издания оставленных Долгоруковым документов, и еще более после публикации, вместе с комментируемой заметкой, материалов из коллекции покойного князя.
и приобрел архив Долгорукова якобы для издания, а на самом деле для препровождения его в III отделение. С разрешения последнего Роман-Постников взял на себя издание за границей некоторых безобидных документов из собрания Долгорукого, относящихся к XVIII веку — под видом первого выпуска 2-го тома мемуаров Долгорукова (первый том издан был в конце декабря 1866 г. в Женеве. См. о нем статью Герцена «Новая „бархатная книга˝ русских дворянских родов» — т. XIX наст. изд., стр. 218—220). Книга вышла в 1871 г. на французском языке под заглавием «Mémoires du feu le prince Pierre Dolgoroukow. Tome II. Premier livraison. Publié après la mort de l’auteur par un Russe. Bâle et Genève».
Местонахождение бумаг Долгорукова, увезенных провокатором, остается до настоящего времени неизвестным — вероятно, они были уничтожены. См. об этом в книге: Р. М. Кантор. В погоне за Нечаевым. 2-е изд., Л.—М., 1925.