Две черты постоянно сопровождают постыдную религию холопства...

<ДВЕ ЧЕРТЫ ПОСТОЯННО СОПРОВОЖДАЮТ ПОСТЫДНУЮ РЕЛИГИЮ ХОЛОПСТВА...>

Две черты постоянно сопровождают по<стыд>ную[41] религию холопства и придают ей тот дорогой характер преданного лакея, который исчезает в «людской» и передней — и, как феникс, возрождается в нашей задней и нелюдской литературе.

Одна черта состоит во всяческой клевете и во всяческой брани против человека, на которого барин гневается. Другая — в укрывательстве барских проделок, домашних гадостей и семейных грешков. Конечно, это укрывательство иногда, как изорванный халат, больше открывает[42], чем закрывает, но усердие все ж велико.

Спохватившись в своей нелепой ошибке, в силу которой «Бирж<евые> в<едомости>» перетолковали смысл моих слов, они, отдохнувши сутки, с новым остервенением впились в меня и на этот раз рассказали в 73 № всю мою жизнь — освещенную сальным огарком передней. Мы покажем на двух-трех примерах их любовь к истине, а вместе с тем и на источники, из которых они черпают свои вдохновения.

— и меня опять за это обвинят простые духом... Но ведь и от собак человек защищает себя — и это вовсе не из самолюбия — а потому, что собаки кусают его икры и рвут его панталоны...

Теперь послушаемте биржевого соловья:

<Рожденный в эпоху нашествия французов на Россию, г. Герцен созрел для действования в ту пору, когда слово в России было сковано и за какие-нибудь задирательные стишки или за шаловливую песенку людей посылали в ссылку как за государственное или криминальное преступление. Раз г. Герцен, подкутив с товарищами на какой-то пирушке, спел весьма глупую песенку, впоследствии напечатанную им в одной из книжек его «Полярной звезды». За это пение г. Герцена в числе прочих взяли на съезжую, а потом послали в Вятку, где он служил у местного губернатора, был членом губернского общества, мечтал в огромном саду своей квартиры о своем будущем величии и не без успеха ухаживал за дамами, а потом назвал всю эту эпоху своей жизни эпохою «Тюрьмы и ссылки» и, поставив в Лондоне печатный русский станок, сочинил обо всем атом иеремиаду, которая пробралась контрабандным путем в Россию и имела здесь свой успех.>

«Былое и думы», что не забыл ни вятских дам, ни сад при квартире, он игнорирует, что я никогда, ни на какой пирушке, не пел, подгулявши, никакой песни. И что дело студентского праздника, устроенного подлым агентом неблагородного правительства Скареткой, — была полицейская ловушка, на которую мы не попались и все-таки были сосланы. Я протестовал против этой лжи в присутствии всей комиссии, судившей нас. — Все это очень неважно, давно забыто — но не могло быть неизвестно человеку, принявшемуся рассказывать в карикатуре мою жизнь. На каком основании биограф или следопроизводитель поверил больше полицейской версии, чем моей, — не потому ли, что он с полицией дружнее, чем со мной?

Затем, после преувеличенной картины влияния лондонского станка[43], стряпчий правительства продолжает:

<Наконец, все это заключилось новою колоссальнейшею глупостию; кто-то, вероятно какой-нибудь полячок, так как они большие охотники распускать ложные слухи, — сообщил г. Герцену, что в Лондоне проживают русские агенты, имеющие поручение похитить его, г. Герцена, на улице, «как Прозерпину», и увезть в Россию. Г-ну Герцену, издавна приучившемуся считать себя немаловажным человеком в мире вообще и в русском в особенности, не показалось в этом ничего невероятного, и он сделался игралищем самой пошлой шутки. Он все это напечатал бестрепетною рукою и в азартнейшем духе начал грезить, что государь будет отвечать «за каждый волос» г. Герцена «перед целою Европою».>

Приходится опять рассказать, как было дело и какой «полячок» подшутил надо мной.

Я несколько раз получал ругательные письма, всякий раз без подписи — но с угрозами. Я их бросал. Но в 59 году случилось вот что: утром мне принесли письмо из Петербурга, посланное через Белгию, — в нем мне советовали быть осторожны<м>, не выезжать из Англии и говорили, что Шувалов хочет во что б ни стало, уничтожить нашу прессу или меня, хотя бы для этого пришлось убить меня и пр. Мне надобно было повидаться в тот день с Лионелем Ротшилдом; выходя из его кабинета, я в дверях встретил его секретаря Кестнера — он мне сказал, что на мое имя получено письмо и что оно лежит на камине; я возвратился, взял письмо и, раскрыв, увидел слово в слово такую же записку. Я подал ее Ротшилду и попросил его прочесть, прибавляя, на всякий случай, что я буду очень благодарен, если он подтвердит, что письмо это я получил у него в кабинете и при нем распечатал. При этом я ему показал и другое письмо, полученное утром, — оба были писаны по-французски. Дни через три один uз наиболее уважаемых людей в России — надеюсь, что читатель не сделает надо мной шалости и не спросит имени и поверит моему слову— сообщил мне то же и добавлял, что не мешает взять меры против какой-нибудь спадасинной попытки. Последнее мне показалось вероятнее, чем угроза убить из-за угла. При мне были примеры подобной расправы между французами. Чтоб кончить разом эти полицейские забавы, я на-шуточное письмо к Бруннову. Смех был не со стороны противников. Это письмо, как прежде мое письмо к франкфуртскому сенату, было перепечатано в десяти журналах. Ему придали такую важность, что Шедо-Ферроти взошел в роль Бруннова и печатно отвечал мне — его ответ позволили продавать в России.

«Биржевые ведомости», воспользовавшиеся очень любезно моей шуткой о «Прозерпине», странным образом не знают вовсе никаких отечественных традиций: ни то, как поступали с детьми великих мучеников, как Трубецкие, Ивашевы и пр., ни то, до чего доходили посягательства наших дипломатических агентов и шпионов in partibus. Испытав страшнейшее оскорбление от английского министерства по случаю просьбы о выдаче Н. И. Тургенева, они старались его увезти если не как Прозерпину, то как княжну Тараканову или как Войнаровского.

Кстати к детям наших мучеников. Вот в каком девственном неведении живут «Бирж<евые> вед<омости>». Неведение это очень мило — но тогда надобно называться Ведомостями Смольного монастыря или Троицко-Сергиевской Лавры, а не Биржевыми.

«Две черты постоянно ∞ Теперь послушаемте биржевого соловья» — ЦГАЛИ, ф. 2197, оп. 1, ед. хр. 20, л. 76; «Каким же образом мой биограф ∞ или Троицко-Сергиевской Лавры, а не Биржевыми» — ЛБ, ф. 69, п. II, ед. хр. 12. Впервые опубликовано под названием «Из ответа „Биржевым ведомостям˝» в ЛХХI, 391—392 (от слов «Каким же образом мой биограф» до конца) и в ЛН, —150 (полностью). Автограф на 4 лл. Цитаты из «Биржевых ведомостей», отсутствующие в автографе, включены в статью в соответствии с контекстом. Первая из них (место ее не обозначено в автографе) должна была быть приведена после слов, на которых обрывается автограф ЦГАЛИ. Место второй и третьей цитат обозначено в автографе ЛБ буквами В и С. — ЛН, т. 61, стр. 146—147).

Клеветническая статья, на которую отвечает Герцен, появилась в «Биржевых ведомостях» от 16 марта 1869 г., № 73. Среди бумаг Герцена эта статья сохранилась в виде газетной вырезки, на которой им был сделан ряд помет (описание их см. в ЛН, т. 63, стр. 824—825). 8 апреля 1869 г. Герцен писал Огареву: «Чудеса да и только: через час после отправления письма и „Бирж<евых> ведом<остей>˝ я получил 73 № той же газеты, там статья колонн в 5 ругательств à mon adresse. Это уж за то, что я не возвращаюсь; между прочим, они говорят, что моему сыну не было препятствий ехать в Россию и что русское правительство не мстит детям за преступление отца, доказательством тому — что оно сохранило мое имение. Далее я представлен каким-то безумным диктатором и шутом. Заметь, что я ничем не вызвал со стороны „Бирж<евых> в<едомоетей>˝ этих статей. Вчера (по несчастию, до получения 73 №) я писал в редакцию „Голоса˝ несколько сухих строк c просьбой поместить. Придется писать длинный ответ. Но для этого мне необходим „Рус<ский> вестник˝ <...> Я замечу только, что такие статьи, в конце концов, полезны и совершенно противоположно действуют на публику».

В связи с ответом «Биржевым ведомостям» Герцен 12 апреля писал сыну: «„Биржевые ведомости˝ поместили третью длиннейшую статью против меня. В ней досталось и тебе. Отвечай мне на следующие вопросы: 1-ое. Когда ты говорил с Горчаковым, сказывал ты ему, что ты едешь устраивать дело по костромскому имению, что ты давал ему слово не делать пропаганды, хотя и прибавлял, что моим принципам не изменишь? 2. Говорил ли ты с кем-нибудь, кроме Горчакова? Мне необходимо знать для ответа. Мне кажется, что сначала все это было ballon d’essai <пробным шаром>, не возвращусь ли я, а потом, увидевши, что не удалось, они принялись ругаться. Между прочим, говорят, что русское правит<ельство> не наказывает детей за грехи отцов, и потому имение, верно, отдадут. Это — чисто приманка. Я не пишу ответа только потому, что не могу достать „Русс<кого> вестника˝, где я тоже обруган».

«Я не могу писать против 73 № „Биржевых в<едомостей>˝, не имея „Вестника˝ Каткова. Просил его даже у Выруб<ова>». О том же писал Герцен Огареву 13 апреля: «Без „Рус<ского> ве<стника>˝ я связан по рукам — и писать не могу».

16 апреля Герцен известил Огарева: «Статью против „Бирж<евых> вед<омостей>˝ я начал». И в письме от 18 апреля: «Статья против „Бирж<евых> вед<омостей>˝ почти кончена». «Как печатать мой ответ и другие вещи? — спрашивал Герцен у Огарева 20 апреля. — В „Полярной звезде˝ в прежнем объеме — и думать нечего. Чернецкий прог<...>няет полгода. Но можно издавать „Полярную звезду˝ по два листа, без определенного срока, пожалуй по листу. И начать с полемики». Дальнейших упоминаний о статье в переписке Герцена не встречается. Вряд ли можно предположить, что он послал ее текст в редакцию «Биржевых ведомостей» или же «Голоса», так как характер статьи и ее тон исключали возможность появления ее на страницах легальной русской печати.

______

«Бирж<евые> в<едомости>» перетолковали смысл моих слов... — См. комментарий к письму Герцена редактору-издателю «Голоса» (стр. 842 наст. тома).

... ∞ была полицейская ловушка, на которую мы не попались и все-таки были сосланы. — «студентском празднике» 1834 г. и следствии по этому делу Герцен рассказал в «Былом и думах» (ч. II, глава XII — т. VIII наст. изд., стр. 203-218).

Но в 59 году случилось вот что... — «неизвестного друга» сообщалось: «Третье отделение готовит попытку похитить вас, или, если это понадобится, убить. Ради бога, не покидайте Англию, никуда не уезжайте и будьте крайне осторожны» (цитируется в переводе с французского; на письме — помета Герцена: «Получено 10 октября через Тхоржевского» — см. ЛН, т. 63, стр. 669—670).

... один из наиболее уважаемых людей в России ∞ сообщил мне то же ∞ спадасинной попытки — Речь идет об И. С. Тургеневе. О получении предупреждений Ротшильдом и Тургеневым Герцен сообщал М. К. Рейхель 3 ноября 1861 г.: «III отде<ление> расхорохорилось и не на шутку вздумало меня убить: Рот<шильд>, Тург<енев> и Тхоржевский получили aviso...». Письмо Тургенева остается неизвестным <см. об этом также в сообщении А. Н. Дубовикова — ЛН, т. 63, стр. 669).

Это письмо, как прежде мое письмо к франкфуртскому сенату, было перепечатано в десяти журналах. — О перепечатке «шуточного письма к Брунову» — «Бруты и Кассии III отделения» — иностранной прессой см. в XV наст. изд., стр. 389. «Письмо к Франкфуртскому сенату» — «A l’illustre sénat de la ville libre de Francfort-sur-le-Mein» — см. в т. XIII наст. изд., стр. 309—321.

... Шедо-Ферроти ∞ печатно отвечал мне — его ответ позволили продавать в России. — Имеется в виду брошюра, изданная на русском и французском языках: «Письмо А. И. Герцена к русскому послу в Лондоне, с ответом и некоторыми примечаниями Д. К. Шедо-Ферроти» — «Lettre de Mr. Herzen а l’ambassadeur de Russie à Londres avec une réplique de D. K. Scbédo-Ferroti», Berlin, 1802 (см. статью Герцена «По делу Брутов и Кассиев III отделения» и комментарий к ней — т. XV наст. изд., стр. 181—182 и 402—403). О разрешении продавать брошюру Герцен сообщил в «Колоколе», в заметке «Брошюра Шедо-Ферроти» (т. XVI наст. изд., стр. 87).

...воспользовавшиеся очень любезно моей шуткой о Прозерпине... — В статье «Бруты и Кассии III отделения» Герцен писал: «Рассудите, барон, сами — что я за Прозерпина с бородой, и что Шувалов за Плутон с эксельбантом?» (т. XV наст. изд., стр. 154).

∞ in partibus... — В «Supplément du Kolukol от 15 февраля 1869 г. были опубликованы письма декабристов Н. М. Муравьева, кн. С. Г. Волконского и кн. С. П. Трубецкого к генерал-губернатору Восточной Сибири В. Я. Руперту, в которых они протестовали против решения Николая I разлучить детей сосланных в Сибирь декабристов, по достижению совершеннолетия, с родителями, поместив их в казенные учебные заведения, лишив их при этом родительского имени. Это решение императора и имеет в виду Герцен. О значении выражения «in partibus» см. в примечании к стр. 144.

Испытав страшнейшее оскорбление от английского министерства по случаю просьбы о выдаче Н. И. Тургенева ∞ как Войнаровского. — по этому вопросу см. в статье: И. 3вавич. Дело о выдаче декабриста Н. И. Тургенева английским правительством (сб. «Тайные общества в России в начале XIX столетия», М., 1926). Сведения о действиях «дипломатических агентов», которые старались «увезти» Тургенева, Герцен, по всей вероятности, почерпнул из книги «La Russie et les Russes», в которой Тургенев писал: «... Русские посольства во всех столицах континентальной Европы получили приказ захватить меня, где бы я ни находился. Даже в Англии меня хотели арестовать через тайных агентов, специально подосланных из Санкт-Петербурга» («La Russie et les Russes», v. I. p. 190; цитируется в переводе). О похищении княжны Таракановой Герцен неоднократно упоминал в своих произведениях (см. т. XII наст. изд., стр. 393, т. XIII наст. изд., стр. 275 и др.) О том, как Войнаровский «был схвачен на улице <Гамбурга> магистратом по требованию российского резидента Беттахера» и затем отдан «во власть русских», Герцен мог узнать из предисловия А. Бестужева к поэме К. Ф. Рылеева «Войнаровский» — «Жизнеописание Войнаровского» (см. «Войнаровский», сочинение К. Рылеева, М., в тип. С. Селивановского, 1825, стр. XXII).

[41] Рукопись повреждена. — Ред.