• Приглашаем посетить наш сайт
    Мамин-Сибиряк (mamin-sibiryak.lit-info.ru)
  • Обвинительный акт

    ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ АКТ

    Я являюсь перед нашими читателями с обвинительным актом в руке.

    — обвиняемый я сам.

    Обвинение это, высказанное от имени «значительного числа мыслящих людей в России», для меня имеет большую важность. Его последнее слово состоит в том, что вся деятельность моя т. е. дело моей жизни — приносит вред России.

    Если б я поверил этому, я нашел бы самоотвержение передать свое дело другим рукам и скрыться где-нибудь в глуши, скорбя о том, что ошибся целой жизнию. Но я не судья в своем деле, мало ли есть маньяков, уверенных, что они делают дело, — тут ни горячей любовью, ни чистотой желанья, ни всем существованием ничего не докажешь. И потому я без комментарий передаю обвинение на суд общественного мнения.

    До тех пор, пока оно не станет громко со стороны обвинения, — я упорно пойду тем путем, которым шел.

    — я буду упорствовать.

    До тех пор, пока число читателей будет возрастать, как оно теперь возрастает, — я буду упорствовать.

    До тех пор, пока Бутенев в Константинополе, Киселев в Риме, не знаю кто в Берлине, Вене, Дрездене — будут выбиваться из сил, метаться к визирям и трехбунчужным пашам, к министерским секретарям и кардинальским послушникам, прося и вымаливая запрещение «Колокола» и «Полярной звезды», — до тех пор, пока «Аугсбургская газета» и горлаховская «Kreuz-Zeitung» не перестанут оплакивать гибельное влияние «Колокола» на нервы петербургских сановников, — я буду упорствовать.

    Я стою перед вами в моей «неисправимой закостенелости» — так меня характеризовал в 1835 году, когда я был под судом следственной комиссии, Голицын junior[177]. Будьте строги, жестоки, несправедливы, но об одном я прошу: будемте на английский манер говорить о деле, не прибавляя личностей.

    Я готов все печатать, что и количественно возможно.

    «Обвинительное письмо», печатаемое нами сегодня, существенно отличается от прошлых писем против «Колокола». В тех был дружеский упрек и тот дружеский гнев, в негодовании которого звучала знакомо и приветливо родная струна.

    Ничего подобного в этом письме.

    оттого в самых несогласиях и упреках было сочувствие. Это письмо писано с совершенно противной точки зрения, т. е. с точки зрения административного прогресса, гувернементального доктринаризма. Мы ее никогда не принимали, что же удивительного, что мы не ее путями и шли. Мы не представляли себя никогда ни правительственным авторитетом, ни государственными людьми. Мы хотели быть протестом России, ее криком освобождения и криком боли, мы хотели быть обличителями злодеев, останавливающих успех, грабящих народ, — мы их тащили на лобное место, мы их делали смешными, мы хотели быть не только местью русского человека, но его иронией — не больше. Какие мы Блудовы и Панины — мы книгопечатальщики «».

    Но и тут я должен прибавить, мы совсем не находимся в том исключительном положении, которое нам часто дают, которое дает автор письма и против которого я протестую всеми силами моими. Что, в самом дело, за монополь русского печатания у нас, точно мы взяли русскую речь в чужих краях на откуп?

    Если мы, как говорит автор письма, «сила и власть в России», то причина этого вовсе не в том, что у нас у одних есть орган.

    С нашей легкой руки теперь можно печатать по-русски в Берлине, в Лейпциге, в самом Лондоне[178]. И если по совести нельзя рекомендовать как русский журнал для помещения статей брюссельский «Le Nord», то что же препятствует помещать их в «Заграничном сборнике»?

    Нам принадлежит честь почина и честь успеха, а вовсе не монополь.

    К, л. 29 от 1 декабря 1858 г., стр. 236, где опубликовано впервые, за подписью: Ир. В ОК к заглавию прибавлено в скобках: «Письмо г. Ч.». Автограф неизвестен.

    «Обвинительный акт», так же как и письмо Б. Н. Чичерина, которому она была предпослана, знаменует важный этап на пути размежевания двух исторических тенденций — революционной и либеральной. В условиях нарастания революционной ситуации 1859—1861 гг. усилилась кристаллизация каждого из этих течений.

    Еще за два года до появления «Обвинительного акта» ни Чичерину, ни Герцену не было ясно, что расхождение в вопросе о путях преобразования России приведет их к решительному разрыву. Хотя уже тогда Чичерин в «Письме к издателю», написанном вместе с К. Д. Кавелиным и опубликованном в первом выпуске «Голосов из России», публично выразил свое несогласие с линией Герцена, тем не менее он еще обращался к нему как к представителю общего лагеря. Убеждая Герцена изменить направление своей пропаганды, Чичерин утверждал, будто в России не было ни почвы для революционных идей, ни людей, способных откликнуться на революционную пропаганду. Он уверял, что выражает «не только свой личный образ мыслей, но чувства огромного большинства просвещенных и благомыслящих людей в России».

    «Голосов из России» (см. т. XII наст. изд.) он не только не дал отповеди Чичерину по существу его выступления, но по-прежнему обращался ко всем представителям антикрепостнического лагеря, как к единому целому, противостоящему охранительной идеологии.

    Надежды Чичерина перетянуть Герцена на позиции либерализма не рассеялись и к 1858 году. Осенью этого года, во время пребывания за границей, Чичерин специально приезжал в Лондон, чтобы убедить Герцена принять более умеренный тон. «У нас были общие друзья, общие воспоминания, общие интересы», — обосновывал он позднее свою попытку («Воспоминания Б. Н. Чичерина — Путешествие за границу» М., 1932, стр. 49). Эта встреча положила начало их окончательному разрыву. «С первых слов я почуял, — вспоминал Герцен в «Былом и думах», — что это не противник, а враг...» (гл. «Н. X. Кетчер», см, т. IX наст. изд., стр. 248). Однако переписка между Чичериным и Герценом продолжалась, продолжались и уговоры со стороны Чичерина «умерить тон». Характерно, что в это же время Герцен печатает в л. 25 «Колокола» от 1 октября 1858 г. известное анонимное «Письмо к редактору», в котором содержался открытый призыв отменить крепостное право «снизу» (см. о нем в наст. томе, стр. 619—620).

    «Нас упрекают», послужившей поводом для «обвинительного» письма Чичерина, Герцен сформулировал свое отношение к вопросу о средствах преобразования России: «Освобождение крестьян с землею — один из главных и существенных вопросов для России и для нас. Будет ли это освобождение „сверху или снизу” — мы будем за него!» (стр. 363 наст. тома). Он подтверждает свою готовность приветствовать как «крестьянские комитеты, составленные из заклятых врагов освобождения», если они освободят крестьян, так и самих крестьян, если они освободят себя и от комитетов и от помещиков. Он не отвергал ни одного, ни другого пути во имя конечной цели, считая этот вопрос второстепенным, так как, по его мнению, «средства осуществления бесконечно различны, которое изберется... в этом поэтический каприз истории, — мешать ему неучтиво». Расчет на реформу определялся у Герцена не боязнью революции, а тем, что, не видя революционного народа, он не мог верить в него.

    «Нас упрекают» была направлена против обвинений со стороны «либеральных консерваторов», «прямолинейных доктринеров» в легкомыслии и шаткости «Колокола». Имя Чичерина в ней не было названо хотя именно он и имелся в виду. Чичерин узнал себя и не замедлил ответом — «обвинительным актом», как назвал его Герцен. В этом письме Чичерина впервые выявилась непримиримость существовавших и ранее разногласий. В нем уже не было призывов к Герцену умерить тон. Чичерин сам пришел к заключению, что «здесь речь идет о различных направлениях русского общества, о различии взглядов на современные вопросы», противоположность которых он объяснял различием политических темпераментов, т. е. по существу страстной нетерпимостью Герцена к малейшему проявлению реакции, в противовес собственному стремлению найти общий язык с самодержавием. Письмо Чичерина — это политический манифест либерализма, манифест борьбы с революцией. Острие своих обвинений автор направил против признания Герцена в его готовности приветствовать освобождение крестьян «снизу», если оно не произойдет «сверху». Он прежде всего негодует по поводу того, что, открывая страницы своего издания «безумным воззваниям к дикой силе», издатель «Колокола» и сам готов благословить привычку «хвататься за топор» и оправдать «свирепый разгул разъяренной толпы». Именно революционная сторона двойственной позиции Герцена являлась неприемлемой для либерала, признававшего только один путь общественного преобразования, путь сговора с реакцией. Поэтому Чичерин и восстал против тезиса Герцена о ведущем значении цели борьбы и подчиненном — средств, какими она может быть достигнута. Чичерин, напротив, готов поступиться целью для избрания «наилучшего пути при известном положении дел». В этом он видит задачу политического деятеля, определяя «священную обязанность» последнего «успокаивать бушующие страсти, отвращать кровавую развязку». Подчеркнув исключительное положение Герцена, располагающего свободным словом, обращаясь к нему с признанием: «вы — сила, вы власть в русском государстве», Чичерин обвиняет Герцена в том, что он, впадая в крайность, якобы губит собственное дело и этим дает повод к установлению самого жестокого деспотизма. Герцен справедливо расценил письмо Чичерина, как написанное «с совершенно противной точки зрения, то есть с точки зрения административного прогресса».

    «Обвинительный акт», в которых — за исключением письма А. Спартанского (см К, л. 32—33 от 1 января 1859 г.; А. Спартанский — псевдоним неизвестного лица) — выражался протест против выпадов Чичерина (см. статьи Герцена «Возражение на „Обвинительный акт”», — наст. том, стр. 416—417 и «Еще и еще письма против „Обвинительного акта”, помещенного в 29 листе „Колокола”», т. XIV наст. изд.).

    «Вы подтвердили мое мнение, со всех сторон, больше, чем я мог надеяться» (т. XIV наст. изд.).

    Чичерин в это время не нашел поддержки даже среди большинства своих единомышленников и друзей. К. Д. Кавелин отправил ему протестующее письмо, поддержанное присоединившимися к его мнению И. Бабстом, Н. Тютчевым, П. Анненковым, И. Тургеневым и другими (впервые письмо опубликовано Н. Барсуковым в его книге «Жизнь и труды М. П. Погодина», СПб., т. XV, 1901, стр. 261—268). Соглашаясь с основной мыслью письма Чичерина, Кавелин резко возражал против одностороннего освещения в нем позиции Герцена, считая, что Герцен лишь предупреждает о необходимости реформ, чтобы избежать революции. Он отмечал, что письмо Чичерина сыграло на руку правительству и реакции, так как, изобразив «Колокол» как оплот революционных стремлений, оно дало повод для преследования литературного движения в самой России и вызвало восторг в высших сферах, увидевших в письме разрыв либеральной партии с революционной. Даже весьма умеренный А. В. Никитенно, считавший, что Герцен резким тоном и радикализмом вредит своему влиянию на общество, вместе с тем приходил к выводу, что сделанное ему возражение в письме Чичерина, «кажется, eще вреднее. Оно как бы оправдывает крутые меры и вызывает их» (А. В. Никитенко. Дневник, т. 2, М., 1955, стр. 54). Однако этот протест со стороны представителей либерализма означал не столько поддержку линии Герцена, сколько тот факт, что наметившийся к этому времени процесс размежевания двух тенденций еще окончательно не определился.

    —405. До тех пор, пока Бутенев в Константинополе ~ вымаливая запрещение «» и «Полярной звезды»... — Имеется в виду кампания, поднятая царским правительством за запрещение продажи «Колокола» и других изданий Герцена в странах Западной Европы (см. статьи Герцена в настоящем томе и комментарии к ним: «Лакеи и немцы не допускают», «Саксонскому министру внутренних дел», «Материалы для некролога Авраамия Сергеевича Норова», «Словобоязнь», «Бешенство ценсуры» и др.).

    «Аугсбургская газета» и герлаховская «Kreuz-Zeitung»  — Имеются в виду газеты «Allgemeine Zeitung» и «Neue Preußische Zeitung» (или «Kreuz-Zeitung», т. е. «Крестовая газета», названная так потому, что в ее заголовке изображен был крест), которую основал в 1848 г. в Берлине лидер крайней правой Эдуард Людвиг Герлах. «Allgemeine Zeitung» критиковала приемы борьбы с пропагандой Герцена, применявшиеся царским правительством, как бесполезные. Она предлагала не только издавать за границей орган, который бы полемизировал с «Колоколом», но и в самой России разрешить такую полемику (см. №№ от 3 февраля и 29 ноября 1858 г.). «Neuе Рreußischie Zeitung» особенна яростно нападала на Герцена, утверждая например, что печатание русских книг и брошюр Герценом «возбуждает здесь уже в течение месяцев живейшее негодование» и высказывая опасение, что «яд» герценовской пропаганды может оказать влияние на незрелые умы (см. № от 26 мая 1857 г.).

    ... когда я был под судом следственной комиссии, Камергера Голицына Александра Федоровича, члена следственной комиссии, Герцен называет junior (младший) в отличие от старика Голицына Сергея Михайловича, члена той же комиссии (см. т. VIII наст. изд., глава XII).

    ... «значительной части людей, страдающих в России». — Взятые в кавычки слова являются перефразировкой выражения, содержащегося в письме Чичерина, который говорит, что его упрек в шаткости и легкомыслии Герцена повторяется «значительной частью мыслящих людей в России». Герцен подчеркивает, что он выражает мнение не так называемой мыслящей части, а чаяния людей страдающих.

     — Эти слова Герцена относятся к следующей фразе частного письма Чичерина, которым он сопроводил свой «обвинительный акт»: «Может быть, напечатание этого письма будет вам не совсем приятно, но что же делать? Noblesse oblige <положение обязывает>. Я бы к вам не обратился, если б у нас был другой орган».

    Стр. 406.  — В Берлине издателем, печатавшим на русском языке произведения русских авторов (главным образом, сочинения М. Ю. Лермонтова, К. Рылеева, А. С. Грибоедова), был Фридрих Шнейдер, пользовавшийся типографией К. Шультце. В Лейпциге было несколько издателей русских книг: Франц Вольфганг Гергард, Юрий Приваловский, печатавшие русские издания в типографиях Брок-гауза, Густава Бера и Г. Петца (в Наумбурге).

    ... существует типография З. Свентославского. — З. Свентославский основал типографию в Лондоне («Universal Printing Office» <«Всеобщая типография»>), в которой с начала 1858 г. печатались все издания Трюбнера, права на которые он приобрел у Герцена.

    ... нельзя рекомендовать как русский журнал для помещения статей брюссельской «Le N»... — Этими словами Герцен старался подчеркнуть официозный характер газеты «Le Nord», с помощью которой русское правительство старалось влиять на европейское общественное мнение (см. комментарий к заметке «Двуспальный лист»).

    ... в «Заграничном сборнике»«Русский заграничный сборник» — журнал либерального направления, издававшийся в Париже А. Франком и печатавшийся в типографии Густава Бера в Лейпциге. В 1858 г. вышло две его части, первая из которых состояла из шести выпусков (тетрадей).

    [177] «Тюрьма и ссылка».

    [178] Сверх нашей типографии, в Лондоне, как, вероятно, наши читатели знают, существует типография З. Свентославского.