Appel à la pudeur (Издателям русских газет)

APPEL A LA PUDEUR[179]

(ИЗДАТЕЛЯМ РУССКИХ ГАЗЕТ)

Духа же празднословия не даждь ми!

Всякий раз, когда нам приходится читать несколько листов русских газет, нами овладевает какая-то бесконечная тоска, нам становится стыдно, становится жаль и русских читателей, и русский язык. Наконец мы решились сказать об этом несколько слов во имя благопристойности, здравого смысла и человеческого достоинства. Речь идет об особой, изысканной невоздержности в подобострастных выражениях, с которой пишут у нас новости, касающиеся до государя или царской фамилии. Как встарь у нас развился церковный язык, так в прошлом столетии расцвел и при Николае достиг высокой степени совершенства язык ливрейный. Пора положить ему предел. Пора отбросить это византийское низкопоклонство, смешанное с монгольским уничижением, приведенное в систему и порядок немецким канцелярским стилем.

Для чего это делается? Государю не может это нравиться, все члены царской фамилии слишком образованны, чтоб требовать этой тяжелой, обязательной, японской болтовни. Посмотрите на новые речи государя, он не говорит этим языком; посмотрите на приказы Барятинского, и он не говорит им. Кому же это нравится? Нельзя же подличать бескорыстно — как соловей щелкает в лесу?

Теперь — уничтожая крепостное состояние, мечтая об освобождении России от телесных наказаний, ценсурных пресдедований, думая о гласности в суде, о законности, надобно приучаться к мужественной речи свободного человека и бросить язык, которым перестают говорить в передних.

Факт очень замечательный, что язык русский разом перешел от патриархально-детского, не уравновешенного ни в грубости, ни в уничижении, к сильному и простому языку, исполненному достоинства во всем неофициальном — и пал в какое-то безграмотное пресмыкание перед предержащими властями, и притом не на патриархальный крестьянский лад, а на подхалюзый, немецко-подьяческий. Все утонченно-уничижительные обороты, все чиновничьи фиоритуры формального чинопочитания старших, богопочитания царской фамилии — решительно противны духу русского языка. Русские слова, употребляемые на эти подлости, так и напоминают вчера обритого и остриженного крестьянина, одетого в уродливую ливрею и не умеющего держать тарелку (к великому увеселению истых официантов, забывающих, что человеческое дело — есть с тарелки, а не подавать ее).

Долею издатели не виноваты, сообщая новости, составленные вперед где-нибудь в министерстве двора, но можно же, наконец, объяснить Адлербергу, daß es оminös ist und sklavisch[180] писать таким вычурно принижающимся языком, что истинное уважение никогда так не выражается, что вздору не надобно пробавлять важности, упомянуть об нем можно слегка, вскользь, а не то он сделается скучный вздор и весь падет на голову пациента, о котором рассказывают. Например:

С. -Петербургский военный генерал-губернатор, повергнув к стопам его императорского величества верноподаннические поздравления житeлей С. -Петербурга, по случаю торжественного дня тезоименитства государя императора, получил сего 30-го августа, в половине первого часа пополудни от министра императорского двора, из Москвы, следующую «телеграфическую» депешу, которою спешит порадовать жителей С. -Петербурга как выражение благосклонного к ним внимания его величества: «Государь император благоларит вас и жителей столицы за принесенное поздравление» («Русский инвалид»).

Или:

В высочайшем указе, 12-го августа за собственноручным его императорского величества подписанием, данным Святейшему правительствующему синоду, изображено: «Рождение любезнейшего племянника нашего, великого князя Константина Константиновича, повелеваем праздновать в 10-й день августа, а тезоименитство в 21-й день мая.

(Тут поневоле приходит в голову вопрос: да разве он родился в другой день, что надобно было высочайшее утверждение числа, утвержденного самим рождением?)

Последнее путешествие государя и царской фамилии дало случай развернуться ливрейному красноречию дворцовых хронографов с таким напором, с таким яростным усердием, что все плотины разума, приличий, грамматики были снесены «вернопреданностию» (выраж<ение> «Северной пчелы»), и в то время, как путешествие государя было исполнено действительного интереса, они нас потчевали самыми пустейшими подробностями обычных церемоний, придавая им какую-то эпическую важность и какую-то третьяковскую отделку.

Возьмите случайно «Инвалид» или «Пчелу», вести из Тулы или из Владимира, — всё одно:

Владимир. —

Тула. — В двенадцатом часу их императорские высочества, приветствуемые густыми толпами народа, изволили прибыть в церковь оружейного завода для слушания божественной литургии и оттуда, по окончании богослужения, изволили отправиться в Успенский кафедральный собор. Здесь их высочества были встречены преосвященненшим Алексием, епископом тульским и белевским, с старшим духовенством г. Тулы, с крестом и святой водою (не с сигарой же было выйти). После краткого молебствия и возглашения многолетия его императорскому величеству и всему августейшему дому, их высочества прикладывались к местным святым иконам, а потом его преосвященство поднес государю великому князю святую икону Спасителя а государыне великой княгине просфору.

Троица. — Государь император и государыня императрица с великою княжною прибыли к начатию литургии в начале девятого часа утра и слушали оную и молебное пение с благоговением, которое приводило в умиление братию обители и всех предстоящих в храме. По молебном пении их величества и ее высочество прикладывались к святым иконам и к мощам пренодобного Сергия, причем поднесены иконы государю императору и великой княжне. Шествие их величеств во храм и из храма оглашаемо было радостными восклицаниями многочисленного народа.

Вологда — За несколько минут до представления губернский предводитель дворянства, Багрянов, был через его сиятельство (творительный падеж, видно, хорош для обыкновенных смертных, а в таких экстренных случаях куда он годится!) графа Адлерберга введен во внутренние покои (кабинет) (а ведь нет того, чтоб сказать просто «в кабинет») его величества, где и был встречен милостивыми словами государя императора: «Я исполнил свое обещание быть у вас». На что губернский предводитель отвечал: «Мы уж давно ожидали этого счастливого времени...»

Ну можно ли записывать эдакой вздор и эдаким слогом? Впрочем, что Тула, Вологда — вот что будет интересно: государь в Варшаве. Ему многое надобно там сделать, чтоб многое загладить. Что же он делал в Варшаве?

Варшава. — 14/26 сентября (Сообщено). 11/23-го сентября государь император, по приезде в Варшаву, в три часа пополудни изволил прибыть в православный Святотроицкий собор. Храм едва мог вместить собравшихся для вожделенного лицезрения благочестивейшего монарха. Преосвященный Арсений, архиепископ варшавский и новогеоргиевский, с высшим духовенством ожидал с крестом и святой водою вшествия царя земного в дом царя небесного. Когда государь император ступил на праг церковный, архиепископ, осенив его величество святым крестом, произнес приветственную речь, в которой кратко, но сильно выразил чувство всеобщей благодарности за щедроты и попечения государя о благе богом вверенного державному его скипетру народа. Сердце царево, выну хранимое в руце божией, с умилением внимало словам служителя божия. Приложившись к святому кресту, по окроплении святой водою, государь император, предшествуемый духовенством при соответственном церковном пении двумя хорами: «Спаси, господи, люди твоя...» вошел в церковь. Здесь совершено краткое моление о здравии его величества и всего августейшего дома. Государь император по произнесении многолетия снова приложился к кресту, коим был осеняем от архиепископа; причем архиепископ поднес его величеству снимок с чудотворной иконы Почаевской божией матери и с крестом же сопровождал государя к самым дверям храма. После сего отслужен благодарный молебен о благополучном прибытии помазанника божия.

14/26-го числа, в одиннадцать часов утра, преосвященный архиепископ Арсений представлялся его императорскому величеству в Бельведерском дворце.

Пощадите, милые Несторы и Коммины Зимнего дворца, как же вам не стыдно, даже осмеянное, опошленное «в кратких, но выразительных словах» не забыто.

Можно ли поверить после этих образцов, что иногда официальные журналы бывают умереннее партикулярной пчелы с товарищами. Пчела, порхая там и тут, не ограничивается лицами, упоминаемыми на ектинье, но распространяет благодеяния камердинерского обращения на иностранных принцев и принцесс, курфирстов и фирстов. «Его высочество, — говорит она, — принц прусский и принцесса пожаловали Иенскому университету бюсты — Фихте, Шеллинга и Гегеля». Нам дела нет до пошлости делать двуспальные подарки, как будто принц сам по себе, а принцесса сама по себе не могли подарить бюсты, — нас занимает слово пожаловали,

Покойник учил мальчишек «пчелиному» языку и, таская иногда за волосы, приговоривал: «А ты, мужик, знай, я тебе даю, а барин изволит тебе жаловать; ты ешь, а барин изволит кушать; ты спишь, щенок, а барин изволит почивать». Этот лексикон был у него вполне выработан, и Бакай никогда не ошибался, когда надобно было сказать рубашка и когда сорочка.

Но я полагаю, что и Бакай далее перевода слов не шел и что, например, такие сложные периоды были ему не под силу, как все эти: «изволили соблаговолить одобрительным ободрением», или что-нибудь вроде: «Его императорское высочество принц Петр Олденбургскнй изволил отбыть после обеденного стола, следуя по калужскому тракту». Неужели, в самом деле, учтивее сказать «после обеденного стола, после ужинного стола», нежели «после обеда, после ужина», или «отбыл по калужскому тракту» благолепнее, нежели «поехал в Калугу».

Иногда, кажетея, у правительства просыпается сознание вкуса, накапливается злоба за все это вернопреданное вранье и оно вдруг мстит редактору тою же монетой, но с каким-то особенным казенным чеканом. Например, оно пишет анонимное письмо следущего содержания.

Милостивый государь

Петр Семенович,

Посетив 15-го июня сего года больницу Всех скорбящих, вы, привиде ее устройства, преисполнились благоговения к царственному состраданию беспримерного по энергии в бозе почившего монарха Николая Павловича и к беспримерной, по любви к человечеству, государыни матери царей,

При таком одушевлении выраженный вами благонамеренный вызов — начертать историческое сказание о сем благотворном учреждении — вы привели ныне в действо, издав исторический очерк о больнице, посвященный вами памяти августейших основателей ее и благодетелей. В нем, с исторической точностью, с теплым сочувствием к цели установления и к заботам представителей, справедливо оценены заслуги и подвиги целения и призора несчастливцев, постигнутых омрачением ума.

В сем уважения статс-секретарь по делам управления учреждений императрицы Марии, член Государственного совета, Андрей Логинович Гофман благоволил поднесть исторический очерк ваш государю императору и государыням императрицам и по его предстательству благоугодно было его императорскому величеству удостоить труд ваш монаршим благоволением во всемилостивейшем пожаловании вам препровождаемого при сем драгоценного перстня, бриллиантами украшенного («Русский инвалид»).

Уж не Андрея ли Логиновича постигнуло такое красноречие? За ним не угоняется и сам Теодор-Амедий Гофман, писавший «Кота Мура».

из канцелярских болот и крепостных подземелий. Где теперь «бакаевская» манера в словах, движениях, улыбке, в образе садиться на стул и вставать со стула, в образе держать шляпу в руках и спину на ногах, в кашле и смехе выражать беспредельное подобострастие, свою ничтожность, теряющуюся, «как капля в море опущенна», в благодетельных лучах его превосходительства? И не только мимика низкопоклонства исчезла, но и самые слова: «благодетель, отец и начальник, покровитель» — не употребляются больше.

Ссылаться в этом на немцев нечего, от них-то мы и заразились вполовину принижающимся сквернословием. Немцы вообще люди без такта. Ни Гёте, ни Гегель не умели себя держать с достоинством. Старик Арендт, рассказывающий, как мещански Гёте обращался с аристократами, которых ему представлял Штейн, сам называет Штейна то «милостивым господином своим», то просто «мой господин».

Но ведь мы не немцы.

Указавши на эту наружную, декорационную грязь наших газет, мы когда-нибудь перейдем к их нравственной стороне. Она наводит не меньше грусти. Едва, едва позволили людям говорить, заявлять свое мнение — у нас явилось нордовское рядом с удивлением перед казарменной централизацией деспотических государств.

Не лучше ли предоставить одной управе благочиния находить образованность в «порядке» и защищать его не литераторами, а безграмотными квартальными?

Примечания

Печатается по тексту К, л. 30—31 от 15 декабря 1858 г., стр. 250—251, где опубликовано впервые, за подписью: И—р. В ОК в подзаголовке вместо «Издателям» — «Издатели». Автограф неизвестен.

С. -Петербургский военный генерал-губернатор ~ за принесенное поздравление» («Русский инвалид»). — Из газеты «Русский инвалид», № 190 от 3 сентября 1858 г.

В высочайшем указе ~ в 21-й день мая— См. «Северная пчела», № 197 от 10 сентября 1858 г.

Последнее путешествие государя и царской фамилии— Имеется в виду поездка Александра II на север России (Тихвин, Вологда, Архангельск, Соловецкий монастырь, Лодейное Поле, Ладожское озеро), продолжавшаяся с 18 по 30 июня 1858 г., а также путешествие его по Волге вместе с императрицей и великой княжной Марией Александровной от Ярославля до Нижнего Новгорода, предпринятое летом 1858 г. (см. С. С. Татищев. Император Александр II. Его жизнь и царствование, т. I, СПб., 1903, стр. 249).

Владимир. —  ~ беговом месте.—См. «Северная пчела», № 190 от 1 сентября 1858 г.

Тула. — В двенадцатом часу ~ а государыне великой княгине просфору. — См. «Северная пчела», № 183 от 21 августа 1858 г.

Троица. — Государь император ~ радостными восклицаниями многочисленного народа. — См. «Северная пчела», № 185 от 23 августа 1858 г.

Вологда.—За несколько минут до представления ~ «Мы уж давно ожидали этого счастливого времени...» — См. «Северная пчела», № 202 от 16 сентября 1858 г.

. — Имеется в виду пребывание Александра II в Варшаве в середине сентября 1858 г.

Ему многое надобно там сделать, чтоб многое загладить. — Имеется в виду всеобщее недовольство политикой царизма в Царстве Польском и обострение классовой борьбы в период революционной ситуации, предшествовавшие польскому восстанию 1863—1864 гг.

Варшава. — 14/26 сентября ~ Бельведерском Дворце— Выдержки из газеты «Северная пчела», № 213 от 29 сентября 1858 г.

... старого лакея Бакая. — О лакее в доме отца Герцена — И. А. Яковлева см. в «Былом и думах» (ч. I, гл. II, т. VIII наст. изд., стр. 42—44).

Старик Арендт сам называет Штейна то «милостливым господином своим», то просто «мой господин». — Герцен имеет в виду стиль, в каком написана Морицом Арндтом книга «Meine Wanderungen und Wandlungen mit dem Reichsfreiherrn H. R. T. von Stein» (1858). Рассказывая о своих взаимоотношениях со Штейном, Арндт действительно называет его «mein Lieber Herr», «Gnädiger Herr» и т. д.

Стр. 415.  — Речь идет о III отделении.

[179] Призыв к целомудрию (франц.). — Ред.