Генералы от ценсуры и Виктор Гюго на батарее Сальванди

ГЕНЕРАЛЫ ОТ ЦЕНСУРЫ И ВИКТОР ГЮГО НА БАТАРЕЕ САЛЬВАНДИ

Генерал-адъютант Ржевуский (имя зловещее в польской истории) и генерал-редактор «Северной пчелы» Н. И. Греч начинают плач двух Рогнед на гробе николаевской ценсуры. Соотечественник Костюшки и верный слуга Николая не мог удержать своего патриотического негодования, видя, что страдания русского солдата, этого мученика, обкрадываемого генералами, комиссариатом, полковником, ротным командиром, вахмистром, фельдфебелем, битого всеми штаб- и обер-офицерами, выходят на белый свет из-за стен казармы и возбуждают участие к этим невинным, осужденным почти на пожизненную каторжную работу.

Ржевуский восстал против этой болтовни; он думает, что это касается до гонора, разрушает уважение к священному сану генералов... Так повествует нам «Аугсбургская газета». Уж эти ренегаты — Муравьевы, которые вешают; Ростовцевы, которые имеют энтузиасм и вес; Ржевуские, которые хотят заглушить усердием к царю крик голода изнуренного солдата и прикрыть виноградным листом верноподданнического гонора избитую спину его! В самом деле, Голицын в «Печатной правде» дельно заметил, что в этой звериной пещере «не сдобровать бушке барану».

Отчего же все военные, которых мы видали, прекраснейшие, исполненные силы и энергии молодые люди, проросшие на свет, несмотря на то, что они служили лестницей, по которой всходил Иаков, несмотря на кадетскую стрижку мыслей под гребенку, — все они совсем не обижаются, что воров называют ворами, они сами говорят с омерзением об этих злоупотреблениях. Они даже не обиделись бы, если б, например, Лидерса отдали вместо очищения минеральной водой — очищению судом и промыли бы ему не только желудок, но и совесть. Они не обиделись бы, если б над пятым союзником, ограбившим не только Керчь, а всю армию в Крыму — Затлером, велели произвести в самом деле суд вместо маневров, представляющих суд.

Отчего же это наш ясновельможный Ржевуский так расходился за гонор... и с чего Греч, выросший на голландской саже, имеет такую же ржевускую ненависть к свободному слову? Мы думаем, это врожденное отвращение. Нам недавно попалась «Северная пчела» от 27 октября прошлого года, там Греч поместил свою задушевную profession de foi[27], приправивши ее разными доносцами, нашпиговавши намеками. В статье этой он рассказывает, как он двадцать лет тому назад «на неприятельской батарее» защищал русскую ценсуру и оплакивал вред свободной речи. Причем Греч сказал «напрямки», что «только тот литератор достоин уважения, который возвышает достоинство человека». Вы видите, что, если Греч пойдет резать правду, его не остановишь, и он напрямки, стоя на батарее, скажет, что дважды два четыре.

Опасности большой не было; эта легкая батарея, на которой наш артиллерист защищал николаевскую ценсуру, была просто batterie de cuisine[28] Сальванди.

Один из присутствовавших, прислушивавшийся к разговору, сказал Гречу: «Я совершенно с вами согласен». Этот неизвестный господин оказался ужасно известным поэтом и ратоборцем свободы книгопечатания — В. Гюго, ni plus, ni moins[29]; вследствие такого согласия «мы с ним познакомились и, могу сказать, подружились».

С чем же был согласен Гюго? — Ведь не с пошлой же мыслию, что нравственность лучше безнравственности; он был согласен, стало, с пользой ценсуры a la russe[30] и на этом подружился с Н. И. Гречем.

Каков у нас Николай Иванович! Уездные барышни, проливавшие столько слез над его грамматикой, которую они принимали за черную женщину, помирились с Гречем. Ah que c'est inteTessant, ma Nastinka, M'sieur Gretch c'est un ami de V. Hugo... Mais c'est charmant![31] Ax как бы я хотела видеть В. Гюго — у него такой большой лоб! — Maman, il faut nécés-sairement podpisatsa a la «Ptchela»[32].

He торопитесь, барышня! Если Николай Иванович имеет летучие воспоминания о словах В. Гюго, то мы имеем остающиеся письма того же В. Гюго, который обедал на батарее у Сальванди и подружился с Гречем, сойдясь в сочувствии к русской ценсуре. Лучше уж подпишитесь на «Колокол».

Прикажете образчик? Вот вам и образчик:

Говиль-гоуз, остров Гернсей, 17 января 1859.

в какой бы форме она ни являлась. А потому наш друг Герцен имеет полное право сказать, что все это неправда. Помнится, я этого Греча раза два видел у себя, и если не ошибаюсь, его привозил маркиз де Кюстин[33].

В. Гюго.

Н. Полевой (и да не возмутит это воспоминание греческой дружбы Ксенофонта с Булгариным) давно заметил, что Фаддей Венедиктович, рассказывая геройские события своей юности, очень ловко подбирает понятых и свидетелей. «Покойный император Наполеон, например, подъезжая ко мне с покойными маршалами Неем и Даву, остановил свою белую лошадь (которая, вероятно, тоже почила от земного галопа)»... Ну что б Гречу сослаться на покойного Казимира Перье или Людвига-Филиппа — и концы бы в воду.

Примечания

Печатается по тексту К, «Смесь», за подписью: И—р. Автограф неизвестен.

Статья Герцена явилась откликом на фельетон Н. И. Греча «Газетные заметки», опубликованный в «Северной пчеле» от 27 октября 1858 г. Говоря о «ничтожности современной литературы» и протестуя против ее «отрицательного» направления, Н. И. Греч не упустил случая поделиться с читателями своими излюбленными мыслями о «благодетельной пользе цензуры». В этой связи он вспомнил, что «выдержал» в 1837 г. на одном из «понедельников» в салоне тогдашнего французского министра народного просвещения графа Сальванди «спор о нашей цензуре». Вслед за этим он почти слово в слово перепечатал из своей книги «Путевые письма из Англии, Германии и Франции», изданной в 1839 г., рассказ о встрече с В. Гюго и Сент-Бевом в салоне Сальванди. Этот либеральный салон Греч назвал «неприятельской батареей», так как ему пришлось защищать в доме Сальванди действия русской цензуры от нападок на нее французских литераторов. В ответ на замечание Сент-Бева о том, что «цензура, вероятно, стесняет движения и порывы молодых умов», Греч, как свидетельствовал его фельетон, «сказал напрямки, что литература, которая не распространяет здравых понятий и благородных правил, не старается искоренить порока и не уважает чести и добродетели, не есть еще литература, и что только тот писатель достоин уважения, который возвышает собою и своими творениями достоинство человека и гражданина. «Я совершенно с вами согласен», — сказал на это человек, прислушивавшийся к нашему разговору. Я поклонился ему за доброе его мнение. Г-н Сент-Бев сказал мне: Это одобрение должно быть вам тем приятнее, что вы слышите его из уст г. Виктора Гюго. — Признаться, я немножко смешался, что дерзнул возгласить такие правила в присутствии автора Лукреции Борджиа,Le rois amuse, но простодушие и истина, с какими отозвался Виктор Гюго, меня успокоили. Мы с ним разговорились, познакомились и, могу сказать, подружились».

.... Голицын в «Печатной правде» дельно заметил ~«не сдоброватъ бушке барану» — В брошюре «Печатная правда», изданной в 1858 г., кн. С. П. Голицын приводит строки из русской народной сказки: «Бушка баран, не ходи по горам; убьют тебя, не пеняй на меня» (Стр. 46). Этой сентенцией подкреплялся совет «доброго барина» крестьянам не претендовать на участие в государственных делах. О брошюре «Печатная правда» и об ее «лабазно-извозчичьем языке» Герцен упоминал в статье 1858 г. «Фанатик паспортов» (см. т. XIII наст. изд.).

... союзником, ограбившим не только Керчь ~ суд... —

... барышни, проливавшие столько слез над его грамматикой... — «Начальные правила русской грамматики» Н. И. Греча в течение нескольких десятилетий являлись основным учебным пособием по русскому языку.

Н. Полевой ~ греческой дружбы Ксенофонта с Булгариным— Ксенофонт Алексеевич Полевой, младший брат Н. А. Полевого, в это время сотрудничал в «Северной пчеле» и был дружен с Булгариным.

[27] исповедание веры (франц.).