На этот раз мы очень богаты корреспонденциями

<НА ЭТОТ РАЗ МЫ ОЧЕНЬ БОГАТЫ КОРРЕСПОНДЕНЦИЯМИ>

На этот раз мы очень богаты корреспонденциями из разных концов России, объем нашего листа не позволяет нам передать их целиком, и мы ограничимся выписками и приложением двух важных документов.

К этому листу мы прилагаем текст проекта освобождения крестьян, сделанный Ростовцевым, с нашими замечаниями. К следующему приложим продолжение заседаний Московского комитета — документ этот очень важен. Пусть русский народ и потомство знают, каково большинство дворянства «первопрестольной столицы» и многим ли оно опередило дворянство «императорской резиденции».

Одно из вновь полученных писем снова направлено против «обвинительного акта», помещенного в 29 листе, письмо это в высшей степени благородно. Но мы уже сказали, что не будем длить эту полемику в «Колоколе». Если автор непременно желает, мы поместим его письмо в VIII книжке «Голосов».

Переходя к другому письму, адресованному от имени нескольких особ, мы откровенно сознаемся — благодаря за все дружеские вещи, высказанные нам писавшими, — что мы не разделяем их мнения насчет гласности. Отдавая нам на копье все гражданское и военное управление, письмо требует совершенного молчания о духовенстве и упрекает нас, что мы говорили о пошлых и несвоевременных вмешательствах петербургского митрополита — в женские шали и популярные лекции геологии.

Какие искаженные понятия оставила в умах долгая, стеснительная ценсура и совершенная непривычка к вольной речи!

Позвольте узнать: на каком основании мы, осмеливающиеся порицать бессмысленные и разорительные поездки великокняжеские, мы, осмеливающиеся обличать подленькие циркуляры Ковалевского, бездельничество варшавского Муханова, держимордство Закревского, — будем смиренно молчать, когда выживший из ума монах выползет из сырой кельи своей для того, чтоб мешать науке, чтоб стеснять нашу маленькую волю?

Мы только тем оправданы перед всеми и перед своей совестью, мы только тем и сильны, что, сделавшись обличителями за немую родину, мы никогда, ни в чем не делали различия между министрами и квартальными, между Паниным и Марией Бредау и что для нас Адлерберги, Сечинские, Орловы так же равны, как Филареты, Макридии, Акрупирии, московские, коломенские, эчмиадзинские и не знаю какие святители.

Странное понятие о свободе книгопечатания. Ухо русское было железом завешено, ему больно слышать свободную речь; что делать, пусть воспитается к ней!

К тому же нападка на нас за то, что мы часто говорим о духовенстве, совершенно несправедлива, для этого стоит перелистовать «Колокол». Не говорили мы часто о духовенстве потому, что не до него теперь дело, другое давит нам грудь и бросает кровь в голову. Но могли ли мы остаться безмолвными зрителями, когда это молчавшее, забитое духовенство, кропившее святой водой учреждение крепостного рабства, военные поселения, всякие казни, благословлявшее два века с половиною насильственные браки, безмолвно хоронившее засеченных дворовых людей, не нашедшее и теперь ни одного сильного слова в пользу освобождения крестьян, — вдруг заговорило против маленьких газет, против популяризации науки?

Пусть живые мертвецы держатся сообразно своему чину и молчат. Тогда и мы будем молчать. Пусть, наконец, они пишут свои богословские каламбуры, переставляя смысл и слова какого-нибудь текста, мы не будем их читать. Но всякий раз, когда архипастырский жезл ударит по живому мясу нашей начинающейся свободы, как полицейская палка, — мы закричим!

В письме из Новороссийского края много подробностей о графе Строгонове. Он очень развился с тех пор, как был министром; мы никак не ожидали, чтоб у него была такая прогрессивная натура в грубом обращении (которое у нас часто принимают за аристократизм, забывая, что аристократы — люди хорошо воспитанные) и в ультраниколаевском направлении. Далее, мы получили патриархальный рассказ, как князь Юрий Голицын освобождал крестьян от земли в Тамбовской: губернии и рядом с ним фешионебельный[2] анекдот из высшей жизни о векселе Адлерберга и одной француженке, посаженной под арест Тимашевым.

Затем следует целый ряд историй в чисто российском вкусе, например, история о том, как генерал-лейтенант Фролов обругал купцов в Ярославле, пришедших его звать на бал; похождения ополченного офицера Карцева, кончившиеся потерей собственности за несогласие присвоить себе деньги ратников, вместе с своим начальником князем Урусовым; дело это, как видно из письма, было на виду у Сухозанета, Ланского и Долгорукова; Карцев писал к самому государю... но письма до него не доходят. Говорят, будто и «Колокол» не доходит больше, а что для него перепечатывают в Петербурге, с должным очищением.

Все эти истории мы будем передавать мало-помалу, и просим наших корреспондентов извинить нас, если мы несколько сократим их рассказы.[41]

Табель о рангах прежде всего! Начинаем нашу хронику с министров, генерал-адъютантов, жандармов... и во-первых с революционно-ценсурного триумвирата Адлерберга-сына, Тимашева-свояка и Муханова — обер-фор-шнейдера...

J’avons vu... — говорит в известной фарсе старый наполеоновский гренадир —... j'avons vu l'entrevue des trois empereurs, dont le roi de Prusse faisait partie[42]... Я думаю, эту-то роль и играет обер-фор-шнейдер в комитете ценсурного спасения.

Случаи эти бывали в истории. Между консулом Бонапартом и консулом Сиэеом был, по словам M-me Сталь, «как лайка между брильянтами», консул Лебрюн.

Вот что три консула ценсуры говорят в своем первом плебисците.

Выписка из циркуляра комитета по делам книгопечатания.

1. Текущие политические известия, как в ежедневных, так и в недельных изданиях, печатаемых в Москве, заимствовать исключительно из газет петербургских, которых политические отделы разрешаются к печати ценсурою министра иностранных дел.

2. Политические обозрения и статьи в московских периодических изданиях хотя и должны быть составляемы по известиям, помещенным в русских газетах и журналах, рассмотренных ценсурою министерства иностранных дел, но как в подобных статьях и обозрениях может проявляться собственный взгляд автора, иногда противный политике нашего правительства, то для устранения всяких неуместных намеков и суждений рассматривать эти обозрения и статьи в полном заседании московского ценсурного комитета и с разрешения его дозволять печатание оных; в случае же какого-либо сомнения или недоумения комитета, представлять эти статьи и обозрения г. министру народного просвещения для передачи их, если то признается нужным, на окончательное рассмотрение министра иностранных дел.

, в котором обер-фор-шнейдер поет третий голос, переходим к слабогрудному солисту Ковалевскому. Вот что поет дворецкий Минервы по следам Строгонова — великого вотчима, по стопам Норова — великого талмудиста.

 1289.

14 июня 1858 года.

Канцелярия М. Н. П. 

Г. новороссийский и бессарабский генерал-губернатор граф Строгонов в начале прошедшего года обращал внимание предшественника моего (Норова) на вредное, по его мнению, направление, принятое в настоящее время нашею литературою вообще и «Одесским вестником» в особенности. Причем он указывал на отдельные предосудительные статьи «Одесского вестника». Вслед за тем херсонский губернский предводитель дворянства сообщил также свое мнение о вредном направлении, принятом редакциею «Одесского вестника» с 1858 г., причем он обращал внимание в особенности на осуждение правительственных мер, на неуместные выходки против помещиков и частных лиц и на послабления ценсуры в этом отношении.

По высочайшей воле я (т. е. Ковалевский) предлагал главному управлению ценсуры на рассмотрение все статьи «Одесского вестника» за нынешний год, как указанные графом Строгановым и херсонским предводителем дворянства, так и вообще обратившие на себя внимание по своему содержанию или способу изложения.

 6 о юридическом образовании, в № 7 «Бюджет рабочего в Одессе» и в № 28 «Ab Ovo»[43]. В первой не только осуждается вообще наша система судопроизводства и в противоположность ей рекомендуется судопроизводство гласное, но в ней явно видно направление чернить все отечественное. Во второй статье оправдывается пьянство в простом народе недостаточностью будто бы платы за его труды, и во всей статье явно обнаруживается нерасположение к достаточным сословиям. В третьей статье взяточничество чиновников выставляется в самой грязной картине, которая легко может возбудить негодование простого народа против служащих, особенно против полицейских властей, и притом взяточничество это оправдывается недостаточным содержанием чиновников и признается почти неизбежным злом при нашей системе управления.

В других статьях встречаются только неосторожные фразы и выражения, которые следовало бы исключить, не подвергая запрещению самих статей, большею частью написанных с хорошим направлением. Таковые статьи: в № 5 «Заметки и вести из Подолии», где в конце есть выходка против помещиков, в № 18 о французской беллетристике — статья, заключающаяся слишком безусловным восхвалением Беранже; и в № 29 «Письмо г. О. Р. о докторе Линке», в котором неуместно превозносятся глас и мнение народа. В иных же статьях, каковы: в № 8 о современном положении русской мануфактурной промышленности, в № 9 о степном хозяйстве, в № 17 о существенных условиях процветания промышленности земледельческой, имеющих цель вполне благонамеренную — возбудить нашу промышленность мануфактурную и земледельческую к новой деятельности, нельзя одобрить упреков, хотя и справедливых, но делаемых исключительно русским мануфактуристам, и слишком общего порицания нашего помещичьего хозяйства, причем исключительно чернятся помещики, и не совсем основательно. В последней статье, сверх того, допущены отзывы о том, как уничтожилось крепостное состояние в Австрии, по мнению автора, «бурями 1848 года», с довольно явными намеками на недостаточность мер, указанных в этом отношении правительством у нас. Иные статьи, как например в 13, 16 и 21 о частном бале в Одессе, не противны в строгом смысле цензурным постановлениям, но показывают незнание общественных приличий или недостаток такта в авторах. Общее же рассмотрение всех статей, указанных как предосудительные в «Одесском вестнике», привело главное управление цензуры к заключению, что нельзя согласиться с мнением графа Строганова, будто нынешняя редакция этой газеты приняла решительно вредное направление или, как утверждает херсонский губернский предводитель дворянства, почти преступное, тем более что в «Одесском вестнике» нынешнего года появились в других номерах статьи истинно полезные и дельные, — можно только сказать, что направление большей части статей не вполне одобрительно по довольно часто повторяющимся выходкам против помещиков и богатого сословия, по резкости отзывов о недостатках нашего внутреннего устройства и по излишней наклонности к теоретической полемике в газете, имеющей цели чисто практические. А потому главное управление цензуры положило: 1) сделать замечание цензорам, 2) отдать «Одесский вестник» с будущего 1850 года по-прежнему в распоряжение г. новороссийского и бессарабского генерал-губернатора с правом от себя назначать редактора и 3) взамен предложить лицею издавать какой-нибудь учено-педагогический журнал. Сие предложение главного управления цензуры я имел счастие повергать на высочайшее его императорского величества утверждение, которое и последовало сего 7 июня.

Министр народного просвещения

Е. Ковалевский.

После дворянских выборов и бала, бывших в Ярославле в конце 1856 года, были выборы купечества. По окончании их купцы, желая ли подражать дворянам или подстрекаемые губернскими властями, вздумали также сделать бал «в честь его превосходительства досточтимого начальника губернии Алексея Петровича Бутурлина», как сказано, было в пригласительных билетах. Назначен был день. За три дня до бала приехал в Ярославль инспектор карабинерных полков генерал Фролов. Купцы, всегда неравнодушные к превосходительствам и вторично подстрекаемые теми же губернскими властями и полицией, рассудили, что надобно и его пригласить. Накануне бала вновь выбранный голова Семен Ильич Кузнецов, потомственный почетный гражданин Александр Матвеевич Пастухов и другие почетные купцы напялили сертуки с шитыми воротниками и все возможные медали, полученные ими за насильственные пожертвования, и отправились на квартиру Фролова. «Дома его превосходительство?» — «Дома нет, в манеже на ученье», — грубо ответил им слуга Фролова. Потянулись купцы в манеж. Входят. Карабинерный батальон стоит развернутым фронтом и выделывает муштру. Едва Фролов увидел купцов, тотчас скомандовал: «Вольно, поправься». Подходят купцы; Фролов нагло на них смотрит; они начинают в пояс ему кланяться и приглашают его на бал, но едва они кончили, как он закричал: «Чтоб я к вам, мерзавцам, поехал на бал, да с чего вы это взяли? Мужики вы эдакие, достойные ли вы этого? Вы не умели проводить мой полк в поход. Вы не умели даже ему обеда сделать. Ах вы бородачи поганые, чтоб я к вам поехал после этого на бал? Вон отсюда!» И его превосходительство изволил топнуть ногой. Купцы сначала ошалели, но при гуле топота ног генерала чувство самосохранения взяло верх, они подобрали полы своих форменных сертуков, накинули кое-как свои лисьи шубы, да и тягу из манежа; сели на откормленных одиночек и гуськом потянулись к полицмейстеру, объяснили ему в подробности весь прием и по его совету таким же порядком поехали к «досточтимому» начальнику губернии. Бутурлин принял их как нельзя лучше; принял горячо к сердцу и их жалобу и приказал подать прошение. Купцы уехали и настрочили бумагу да так скоро, что к обеду прошение их лежало уже на столе в кабинете у губернатора. В этот же день обедал у него Фролов; Бутурлин показал ему прошение купцов, и неизвестно какой вследствие этого был между ними разговор, только вечером этого же или следующего дня петербургская почта привезла «Русский инвалид», в одном номере которого напечатан был рескрипт Фролову о награждении его лентой, кажется, владимирской. Агенты губернатора подсунули этот номер купцам; те было не унимались, а Пастухов так разгорячился, что сказал: «Меня сам государь удостоил — обнял и изволил поцеловать вот в эту щеку, так я не позволю над собой ругаться». На это ему сказали, что если государь его и целовал и обнимал, то это не причина, чтоб генерал его не обругал. Пастухов присмирел, остальные почесали затылки, потолковали и, убедившись, что «против рожна не можно прать и что плетью обуха не перешибешь», взяли просьбу свою назад. Носились темные слухи в городе, будто бы Фролов по отъезде из Ярославля с какой-то станции извинялся перед купцами, но это чиновничья утка, и на эти слухи никто не обратил ни малейшего внимания.

Ну, теперь позвольте отдохнуть... и сходить в баню... фу... а тут толкуют о Темзе... вот дренаж-то где употребить... пока есть такой грязеотвод, как неответственное быть по сему

Примечания

Печатается по тексту К, л. 42—43 от 1 и 15 мая 1859 г., Стр. 3 9— 341, где опубликовано впервые, без заглавия и подписи. В ОК озаглавлено: «О нападках на духовенство, Строгонов, Голицын, Адлерберг, Тимашев, Фролов, Урусов, Сухозанет, Ланской, Долгорукий, ценсурный триумвират. Выписка из ценсурного циркуляра. Приказ Ковалевского. Генерал Фролов». Статьей открывается лист «Колокола». О времени выхода в свет л. 42—43 «Колокола» см. в письме Герцена к М. К. Рейхель от 3 мая 1859 г.: «Колокол опоздал, зато будет в два листа с половиной, но выйдет не раньше субботы» (суббота приходится на 7 мая 1859 г.). Автограф неизвестен.

Статья написана от имени редакции «Колокола». Авторство Герцена устанавливается на основании многочисленных ссылок на другие его публикации в «Колоколе» и некоторых тематических и фразеологических совпадений с ними. Так, например, защита «вольной речи» перекликается с высказываниями Герцена о гласности в статьях «Что значит суд без гласности» и «Словобоязнь» (т. XIII наст. изд.), уничтожающая характеристика русского духовенства близка к следующим строкам из статьи «Секущее православие»: «Разумеется, раскольники правы, презирая полицейскую церковь, благословляющую розгами и поддерживаемую разбойниками с аксельбантами и сыщиками в камилавках» (т. XIII наст. изд.). Есть и текстуальные совпадения с другими статьями Герцена. Ср. в данной статье «Одно из вновь полученных писем снова направлено против «обвинительного акта», помещенного в 29 листе, письмо это в высшей степени благородно. Но мы уже сказали, что не будем длить эту полемику в «Колоколе» и в публикации «Еще и еще письма против «обвинительного акта», помещенного в 29 листе «Колокола»: «Вы подтвердили мое мнение, со всех сторон, больше, чем я мог надеяться. Не будемте же длить эту полемику...» (см. наст, том, Стр. 83).

Не менее важны для атрибуции статьи и содержащиеся в ней сведения(по существу ошибочные) о переиздании «Колокола»для Александра II: «Карцев писал к самому государю... но письма до него не доходят. Говорят, будто и «Колокол» не доходит больше, а что для него перепечатывают, в Петербурге, с должным очищением»; об этом Герцен ранее сообщал в тисьме к сыну от 10 апреля 1859 г.: «В России «Колокол» перепечатывают с выпусками и до государя наш не допускают». Включено М. К. Лемке (Л IX, 560—571).

В настоящем издании в текст внесено следующее исправление:

: : цензурный постановлением.

К этому листу мы прилагаем текст проекта освобождения крестьян, сделанный Ростовцевым, с нашими замечаниями. — «Крестьянский вопрос и Ростовцев» с многочисленными критическими замечаниями и примечаниями Огарева в К, л. 42—43 от 1 мая 1-859 г.

К следующему приложим продолжение заседаний Московского комитета... — Материалы заседаний Московского комитета «Об улучшении быта помещичьих крестьян» печатались в лл. 30—35 «Колокола». Продолжение было напечатано только в л. 47 от 1 июля 1859 г.

... «обвинительного акта», помещенного в 29 листе.— Под заголовком «Обвинительный акт» Герцен поместил в К, л. 29 от 1 декабря 1858 г. письмо к нему Б. Н. Чичерина со своей сопроводительной заметкой (см. т. XIII наст. изд.).

... письмо ~ упрекает нас, что мы говорили о пошлых и несвоевременных вмешательствах петербургского митрополита — в женские шали... — — приложение к № 19 «Сына отечества», где был» изображена-женщина в платье, отделанном крестами из лент. Митрополит просил генерал-губернатора запретить этот фасон. Эта курьезная переписка послужила темой для заметки Герцена «О усердному, о пастырю» благоревностному!» (см. т. XIII наст. изд.).

... и популярные лекции геологии. — В заметке «Архипастырское рвение о мраке» (см. т. XIII наст. изд.) сообщалось, что петербургский митрополит Григорий обращал внимание обер-прокурора синода на то, что» «некто иностранец Роде», выступая перед студентами высших учебных заведений Петербурга, «разными картинами, не упоминая ни слова о боге создателе, показывает, что образование нашей земли со всеми ее растениями и животными, не исключая и людей, произошло только от действия естественных сил какой-то первобытной материи, в продолжение не простых шести дней, а шести более или менее длинных периодов...»

.... мы, осмеливающиеся порицать бессмысленные и разорительные поездки великокняжеские— В статьях «Августейшие путешественники» и «Высочайшие путешественники at home» (см. т. XIII наст. изд.).

... мы, осмеливающиеся обличать подленькие циркуляры Ковалевского... — «Черный кабинет» (см. т. XIII наст. изд.).

... — О П. А. Муханове см. в наст. томе, Стр. 561—562.

... держимордство Закревского... — «Полицейский разбой в Москве» (см. т. XIII наст. изд.).

... духовенство со вдруг заговорило против маленьких газет, против популяризации науки? — См. статью «Распространение иезуитизма в России» (т. XIII наст. изд.).

.... одна статья Воейкова у нас есть— Имеется в виду статья Воейкова «Революция 1801 марта 12», напечатанная в «Историческом сборнике Вольной русской типографии в Лондоне» в 1861 г. (кн. 2, Стр. 117—133) под заглавием «Из записок А. Ф. Воейкова». См. письмо Герцена к М. А. Маркович (Марко Вовчок) от 23 февраля 1860 г.

... другая напечатана уже в одном из «Русских сборников». — Вероятно, имеется в виду «Русский заграничный сборник». О какой статье идет речь, установить не удалось.

— обер-фор-шнейдера... — См. комментарий к Стр. 279.

.... Строганова — великого вотчима... —

[41] Корреспонденту, «Исторического сборника», спешим отвечать, что, само собою разумеется, мы им рады и просим прислать. Из названных им одна статья Воейкова у нас есть, да другая напечатана уже в одном из «Русских сборников».