«PAS DE RÊVERIES!», ВЕДУЩЕЕ К FAUX PAS[101]!
Право, лучше было бы государю сидеть в Петербурге, ездить на охоту, ездить в Царское Село, пожалуй, в самое большое из них — в Москву, а не «обтекать, яко солнце, своего государства». Юго-запад решительно слишком раздражителен северным нервам. У нас перед глазами с десяток газет и еще больше писем, описывающих последнее путешествие. Досадно читать.
В Каменце-Подольском дворяне подают адрес, просят вздор, каких-то новых свобод католическому рабству, просят и дело — возвращение польского языка, выборов. За все за это не за что сердиться, все это не похоже на бунт. Но государь разобидел дворян, говорит, что он не любит такие замашки. Для чего это? Он обижается, не может вынести, что его никто не принимает за злого человека. Странное самолюбие!
— «Зачем, бестии, спрятались?» Несчастные евреи просили прощения и говорили, что спрятались от испуга. — «Так вы боитесь меня? Хорошо, — сказал Фридрих Вильгельм и принялся им отпускать палочные удары, приговоривая: — Любить, разбойники, любить должны вы меня, а не бояться!» Какие у царей бывают разные вкусы, только жаль, что средства почти одинакие.
В Варшаве евреев, хотевших видеть государя, заперли где-то обманом. А те просто ничего не хотели просить, а желали ли только поблагодарить его. Скажут, что государь в этом не виноват. Нет, виноват — зачем герой великой ретирады не ретируется из Варшавы, зачем присутствием Муханова в польском министерстве продолжается николаевская обида благородному польскому народу?
В Харькове — спич к студентам. После известной харьковской истории, в которой Зиновьев-брат погубил несколько молодых людей, двое студентов, зная, в каком искаженном виде дело было представлено, написали к государю письма, разумеется, не подписавшись, и послали их по почте. Недоглядела ли тайная полиция или нарочно отдала, но письма дошли. И вот Александр Николаевич говорит в своем спиче: «Подло скрывать свое имя, всякий, кто прав, может открыто искать справедливости; прежде я был доволен студентами, а теперь нет; попечитель и профессора должны будут отвечать мне за поведение студентов».
«всякий, кто прав»! Это мне напомнило уж не курфирста брандебургского, а 1794 год, именно как Дантон в последнее свидание с Робеспьером требовал ограничения революционного суда, говоря, что правый и виноватый его трепещут... Робеспьер перебил его словами: «Разве хоть один правый был обвинен?» Дантон раскрыл рот, этого он никак не ожидал!
В заключение государь сделал замечание о «необходимости соблюдения университетской формы». В одесском лицее он заметил неоднообразность воротников, потом безобразность воротничков, выставленных одним офицером. В Харькове, Киеве то же. Не хорошо, право, не хорошо! Бывало от Николая, от Михаила Павловича и не ждешь ничего другого. Эк эта фельдфебельская немочь как взошла в кровь нашей царской фамилии; болезнь эта не русская, а пришла к нам, как красные тараканы, из Пруссии. Хоть бы новое-то поколение спасти.
Вот граф Сергей Григорьевич Строгонов подумал бы теперь, как исцелить от немецкой болезни наследника и других великих князей. Нельзя ли им как-нибудь маленьким прививать, пуговку, или выпушку, чтоб припадки были слабее у взрослых. А насчет бороды это еще легче, можно камер-лакеям камергерам или другой прислуге привязывать раза два в неделю бороду и водить мимо детей — глаз привыкнет.
Сверх оскорбительной грубости подобных замечаний о форме, они могут иметь и другое неудобство, как бы сосредоточивая свои силы и внимание на пустом, не пропустить сквозь пальцы — историю.
Меттерних, взойдя раз с докладом к австрийскому императору, ныне уволенному от дел, застал его с величайшим вниманием углубленного в тетрадь. Удивленный министр остановился в дверях, мертвая тишина продолжалась. Вдруг император поспешно захлопнул тетрадь и с восторгом сказал Меттерниху: «Beide auf einmal!».[102] Он действительно очень удачно поймал листами две мухи, прогуливавшиеся по тетради. Жаль только, что Австрию упустил!..
— 479, где опубликовано впервые, за подписью: И—р. Автограф неизвестен.
В этой статье при характеристике «Харьковской истории» были использованы сведения, полученные от H. H. Мазуренко, которому Герцен писал 17 ноября 1859 г.: «С величайшей благодарностью получили мы ваши статьи; они по содержанию не столько идут в «Колокол», как в «Русские голоса», за исключением последней — из нее отрывок мы помещаем в «Колоколе». См. первые выступления Герцена по поводу волнений студентов Харьковского университета в статьях «Харьковская история» и «Безобразное окончание харьковской студентской истории» (см. т. XIII наст. изд., а также информацию «О харьковских злоупотреблениях Зиновьева» в наст. томе).
[101] ложному шагу (франц.).
«Сразу обеих!» (нем.).