"Библиотека" - дочь Сенковского

«БИБЛИОТЕКА» — ДОЧЬ СЕНКОВСКОГО

Сенковский так же принадлежит николаевскому времени, как шеф корпуса жандармов, подслушивавший Дубельтом, как Клейнмихель, исправлявший высочайшие пути сообщения, как неприхотливая «Пчела», находившая даже в николаевском царствовании мед, как комиссариат, постоянно победоносный над русской армией, как камелеопардал без задних ног — Панин, как Муравьев, что вешает, Муханов, что на Висле, и пр. и пр.

Положение Сенковского было поэтичнее и независимее этих государственных квартальных, он не был в самом деле на службе, а с горя и по влеченью создал себе место вроде императорского и царского Мефистофеля. Именно в этом качестве он и затеял журнал, который было вредно читать, и — Geist des Widerspruchs[126] — назвал его «Библиотекой для чтения». Основная программа его была проста — она была целиком взята из разговора Мефистофеля с студентом.

Николай умер.

Сенковский умер.

Россия и «Библиотека для чтения» остались в расстроенном состоянии — но живы.

Об наследнике Николая и об России мы довольно говорили, о «Библиотеке для чтения» и о мефистофелидах очень мало. Это было вовсе не от невнимания, а оттого, что мы минуем говорить о русской литературе из разных гигиенических соображений. Великие злые духи, точно так же, как великие люди, редко оставляют достойных наследников. Сын Кромвеля, сын Богдана Хмельницкого и «Библиотека», урожденная Сенковская, показывают, что это случается не только в Великобритании и Малороссии, но и в Петербурге.

Главное намерение — быть злым духом — осталось у новой редакции — но без остроты в крови, а с одной золотушной хилостью, с дурными привычками эстетического жеманства, старонемецкого бегства от общественных вопросов, выражавшегося, неприличной радостью при встрече рассказа, где они обойдены, стихов, в которых бесплодно испаряется мление души, чуждой сует мирских.

Хотя и досадно было, однако мы молчали, предупредивши раз, что это дело опасное.[127]

Но на днях мы прочли, и то не в «Библиотеке для чтения», а в «Отечественных записках» за декабрь, которые, благодаря компании diu roulage Adlerberg — Prjanischnikoff , пришли в Лондон в половине апреля, ответ (слабый и бедный) на статью против Марка Вовчка, помещенную в ноябрьской «Библиотеке для чтения», вовсе не приходившей.

По опилкам можно судить о достоинстве металла. Это чистое железо с крестьянских колодок... Halte là[128], господа! — Есть пределы, далее которых «Колокол» не выдерживает и должен треснуть — или звонить. Мы не на откупу у Панина и Муравьева с К^о мы звоним не по чинам.

Задача Мефистофеля совсем не в том, чтоб говорить безнравственные вещи с серьезным доктринаризмом да и принимать это tout de bon[129] за истину. Сбивающие с сердца сентенции и бездушные остроты гётевского Мефистофеля не покрывают своим мерцанием внутреннего сознания их пустоты и призрачности, и иное воззрение просвечивает во всей поэме, примиряя с преднамеренными диссонансами.

Желчевая, закусившая удила насмешка Сенковского была месть, была досада, отражение обстоятельств, отрицательное раскаяние в своей слабости, была маской, но никогда не была убеждением; почтительная дочь его, принимая за в самом деле эту лихорадку мысли и слов, начала проповедовать воздержание от сердца, действительное статское равнодушие к людским делам и легкий эстетический эпикуризм. Это уже не ирония, а доктрина.

Много смешного, нелепого, уродливого является в нашем литературно-ученом мире, мы никогда не затрогиваем этих сторон.

«знаменитому иностранцу», удивленному своею знаменитостью, о которой он не подозревал. Что за беда, если и он, оправившись, начинает чувствовать свое величие и, как граф Нулин, радоваться, что у нас «умы уже развиваться начинают», и желать, чтоб мы просветились наконец. Да и в том нет беды, если напоказ перед «знаменитым путешественником» двое или трое учеников выйдут на диспут, и один, как Утешительный, говорит, что человек весь принадлежит обществу, а другой, как практический Швохнев, уверяет, что человек принадлежит обществу - но не весь.

Все это смешно, но все же лучше публично решать ученые вопросы и делать знаменитых людей для обедов, чем бояться произнесть слово при посторонних и делать обеды для «их высокопревосходительства, глубокоуважаемого и сердечно чтимого начальника, начальника и отца».

Но когда редакция журнала берет перо для того, чтоб в торжественную минуту государственного покаяния, в минуту борьбы между отстаиванием неправого стяжания и отречением от застарелого преступления своими софизмами ослабить тот ужас, который овладевает нами по той мере, по которой мы вглядываемся в домашнюю контору, в застенок передней и сераль девичьей, когда она разглагольствует для того, чтоб прикрыть иссеченные спины изнасилованных женщин высокомерной улыбкой, отводя глаза нищих умом к другой стороне вопроса, тогда мы зовем ее на лобное место!

Извольте видеть — слабые нервы петербургские не выносят таких ужастей, таких отвратительных картин... Да ведь и распятие, когда на него смотреть без веры и без любви, — возмутительная тительная картина — и этот мясник Рубенс, и этот палач Рембрандт чему обрадовались, представляя всяких смердящих Лазарей да корячащихся в агонии разбойников на кресте ?.. Им бы нарисовать все части Гиббоновой книги о падении Рима , тогда было бы понятно, что и римлянин мог иной раз повесить невинного, но что это редкий, исключительный случай, не сообразный с «благодушием» римских начальников когорт и департаментов!

Пожалуй, можно указать на Гуда, подслушавшего, «не выходя из кабинета», страшное рыдание бедной needle woman, вместо того чтоб положить на куплеты теорию уничтожения пауперизма, или на Диккенса с его Оливером Твистом и героями, сорвавшимися с виселицы, о которых он рассказывает подробности shocking... И что тут рассказывать — стоит «усилить» полицию, а главное веревки и палачей , их как рукой снимет... Но ведь Гуд и Диккенс для своих героев не унижались до русских «псарей» и «крепостных нимф», отдаваемых насильно замуж, а брали хоть и плебеев, но все английских.

Для полной бережи нерв редакция успокоивает нас и себя тем, что в повестях «писак» против помещичьего права все преувеличено, что жестокости редкость, что наши помещики, точно пеликаны, готовы своих мужиков кормить грудью.

Так-с!

Да разве «Библиотека» не читает «Колокола»? Листа ведь нет, где бы не было какой-нибудь каннибальской истории, или Гутцейта, насилующего детей, или усмирения вроде Эльстона-Сумарокова. Генерал Кандыба, штабс-капитанша Баранова, помещица Клопотовская и сотни других — это не мифы. «Но много ли они засекли в сравнении со всеми рождающимися в России?» Это правда, и зачем это вся Европа хлопотала, когда папа украл мальчика Мортару? Ведь не всякий же день св. отец крадет по нескольку детей.

Нас вот что удивляет: когда эти рассказанные стоны наших крестьян и дворовых успели до того раздражить опустившиеся нервы «Библиотеки», что она называет их «мерзостно-отвратительными картинками», как будто это известные ободрительные изображения, тоже сильно действующие на нервы?.. Помилуйте, пять лет тому назад людей ссылали в Сибирь если они не разделяли мнения «Библиотеки» о благодушии помещиков.

«Мне тебя-то, матушка, стало жаль, — говорит Недоросль, — что ты очень устанешь (колотивши отца)».

В самом деле, что вы так расстонались, барыню обеспокоите, барыня антологию в книжке изволит читать.

... Итак, горемычные, пропадайте без вести. За ваши предсмертные муки на конюшне, за ваши слезы девичьи, слезы матери о поруганном ребенке, за ваши мученические существования от колыбели до могилы вас ждет свирепое забвение. Вопль ваш исключится из песни, изнуренный образ ваш вытолкают взашей из сказки. Кто поминает о прошлогодней траве, о разоренном муравейнике?

... Жизнь ваша, заеденная хищным помещичеством, не отзовется ни угрызением совести, ни примиряющей слезой; даже в книге, в этой общей родительской субботе всего схороненного, не помянется она. От ваших грусть наводящих теней отвернется пасоконосный потомок ваших господ. Да и в самом деле, что за беда, что такого-то «псаря» отодрали; а такую-то «девчонку» выдали замуж поневоле. Из-за этого если б освобождать крестьян, «игра не стоила бы свеч». Дело не в том, а в глубоких экономических соображениях.[130]

Но этого не будет!

И лучшее доказательство, что не будет, — это появление таких изящных в своей сельской свежести рассказов, как те, которые навели «Библиотеку» на ее безобразную выходку.

Рассказы эти, попавшиеся нам в руки с другими книгами, вовсе нам не известными, остановили нас именем переводчика. Прочитавши, мы поняли, почему величайший современный русский художник И. Тургенев перевел их.

В петербургских болотах, в московской пыли не растут такие дубравные цветы; тут все чисто и здорово, неистощенная земля, непочатое сердце, тут веет полем после весеннего дождя, веет и проклятьем русского поля — господским домом; шум листьев, лепет, жужжанье не заглушают ни плач «девчонки», оторванной на веки веков грубым насильем у матери, ни вопль «псаря», стегаемого zu unästhetisch[131]... Украинец-рассказчик не брезглив, — ведь и природа не брезглива, — он не прячет своего кровного родства с «девчонкой» и не стыдится, что слезы его льются на грязный посконный холст, а не на мягкое «пате» (непременно Гамбсовой работы)!

А сказать вам, отчего он не стыдится? Оттого, что в этих девчонках, в этих псарях он почуял — именно сердцем, которое вытравляют столичные доктринеры, — заморенную силу, близкую, понятную, кровную нам. Оттого-то и слезы его не наполняют душу одним безвыходным поедающим горем — а дрожат, как утренняя роса на сломанных и истоптанных цветах; их не воскресят они — но другим возвещают зорю!

Примечания

Печатается по тексту К, л. 71 от 15 мая 1860 г., Стр. 593—594, где опубликовано впервые, за подписью: И—р. Автограф неизвестен.

Непосредственным поводом для написания этой статьи явилась полемическая заметка К. Н. Леонтьева «За Марко Вовчка («Библиотеке для чтения»)», напечатанная анонимно в «Отечественных записках» (1859, № 12, Стр. 112—120). Заметка Леонтьева являлась ответом на рецензию А. В. Дружинина («Библиотека для чтения», 1859, № 11, Стр. 1—14). и содержала обширные цитаты из нее.

«Украинские народные рассказы» Марко Вовчка (псевдоним М. А. Маркович) в переводе И. С. Тургенева (С. -Петербург, 1859), Дружинин резко ополчался против обличительной литературы, называя ее «грязью и мерзостью», не видя в ней ничего, кроме «сброда анекдотов, весьма скверных и часто неправдоподобных». «Бесплодная возня с исключительными явлениями помимо настоящей сущности дела», — так определял Дружинин большую часть произведений, посвященных предреформенной деревне. Рассказы М. Вовчка представлялись ему в этом отношении весьма показательными. Он находил в них нарушение «непреложных законов» искусства, «сентиментальное преувеличение» в изображении отношений между помещиками и крестьянами.

Герцен, разумеется, не мог пройти мимо обвинений Дружинина как в адрес Марко Вовчка, так и обличительной литературы вообще. Писателей этого направления он считал своими ближайшими союзниками в борьбе против крепостного права и поэтому немедленно откликнулся на очередное нападение на них из лагеря сторонников «чистого искусства» 

В этом отношении комментируемая статья непосредственно связана со статьей «Very dangerous!!!» (см. наст. том). Утверждая жизненную правдивость рассказов Марко Вовчка, Герцен ссылается на многочисленные факты бесчеловечного обращения помещиков со своими крепостными, о которых постоянно сообщалось на страницах «Колокола».

М. А. Маркович, примыкавшая в период расцвета своей литературной деятельности к революционно-демократическому лагерю, в 1859 г. находилась за границей и познакомилась с Герценом, который с большим сочувствием следил за ее литературными успехами. Ей же им была послана тотчас после опубликования статья «Библиотека» — дочь Сенковского» (см. письма Герцена к М. А. Маркович от 7 июля 1860 г.).

«Отечественных записок», хотя там защита обличительной литературы проводилась менее энергично. Несколько иной точки зрения придерживалась редакция «Современника», в котором с небольшим предисловием Н. А. Добролюбова была помещена рецензия Н. И. Костомарова («Современник», 1859, № 5, Стр. 103—113).

Существенное различие оценок Герцена и «Современника» объясняется их взглядами на обличительную литературу и ее задачи. Герцен приветствовал изображение в литературе отдельных эпизодов из крепостной практики, аналогию для которых он находил в действительности. «Современнику» это представлялось недостаточным. В статье Костомарова утверждалось, что передовая литература должна показывать «неприложимость самого принципа (т. е. крепостного права) к потребностям настоящего времени и несовместимость его как с пользою владельцев, так и с благоденствием земледельческого класса» (Стр. 112).

Выступая против позиции «Библиотеки для чтения» в предреформенные годы, Герцен в статье высказывает попутно свое отношение к этому журналу в целом и дает оценку деятельности О. И. Сенковского..

Журнал «Библиотека для чтения», издававшийся в Петербурге с 1834 г. А. Ф. Смирдиным и редактировавшийся до 1849 г. О. И. Сенковским, стоял на официозно-охранительных позициях, борясь с передовыми течениями русской литературы, в том числе с Гоголем и писателями натуральной школы.

В своей работе «О развитии революционных идей в России» (см. т. VII наст. изд.) Герцен подчеркнул некоторое положительное значение «Библиотеки для чтения». Позднее Герцен характеризует «Библиотеку» как типичное порождение николаевской эпохи, а в положении Сенковского отмечает черты вынужденного подчинения обстоятельствам. В «Very dangerous!!!» Герцен прямо говорит, что равнодушие и скептицизм Сенковского порождены «свинцовой эпохой, в которой он жил». Герцен оценивает «Библиотеку для чтения» тридцатых и сороковых годов значительно выше, чем ее продолжение под редакцией Дружинина (с 1856 г.), когда журнал этот стал оплотом «чистого искусства».

«Очерков гоголевского периода русской литературы» («Современник», 1856, № 1).

Несколько иным было отношение к Сенковскому со стороны В. Г. Белинского. Памфлетная характеристика Сенковского как беспринципного журнального дельца, ориентирующегося на «посредственность», потакающего низменным вкусам широкой мещанской аудитории, «толпы», была дана им в 1840 г. в статье «Менцель — критик Гёте».

... Клейнмихель, исправлявший высочайшие пути сообщения... — В этом каламбуре учитывается, с одной стороны, служебное положение П. А. Клейнмихеля как главноуправляющего путями сообщения, а с другой — услуги, оказываемые им царю в любовных похождениях последнего: «Известно возвышение Клейнмихеля сначала за сестру, а потом за воспитание незаконных детей Николая Павлыча (Н. А. Добролюбов. Полн. Собр. соч., т. IV, М., 1937, Стр. 451и 545). О графе П. А. Клейнмихеле см. по указателю к т. XIII наст. изд.

... неприхотливая «Пчела»... — «Северная пчела» под редакцией Булгарина и Греча находилась под непосредственным контролем и покровительством III отделения.

... камелеопардал без задних ног — Панин— Намек на высокий рост В. Н. Панина; cameleopardales (лат.) — жираф.

... Муравьев, что вешает, Муханов, что на Висле. — ОМ. Н. Муравьеве см. комментарий к стр. 14. ОП. А. Муханове, стявшем во главе гражданского управления в Варшаве, которого Герцен называет «Мухановым на Висле» в отличие от товарища министра просвещения Н. А. Муханова, см. комментарий к стр. 290.

... — В «Фаусте» Гёте Мефистофель рекомендует студенту беспринципныйпрактицизм как норму жизненного поведения и лучший путь к преуспеянию и богатству («Фауст», действие I, сцена 4).

... о мефистофелидах— «Библиотеки для чтения».

Сын Кромвеля... — Ричард Кромвель унаследовал после смерти Оливера Кромвеля пост лорда-протектора, но, не сумев предотвратить реставрацию королевской династии Стюартов, в 1660 г. покинул Англию и в дальнейшем не принимал никакого участия в политической жизни.

... сын Богдана Хмельницкого— Юрий Хмельницкий, избранный гетманом Украины после смерти отца в 1659 г., не противодействовал политике прощляхетских кругов, стремившихся оторвать Украину от России. Оказавшись недалеким и деспотичным правителем, он был смещен в 1663. г.

... компании du roulage Adlerberg — Prjanischnikoff... — Герцен иронически называет Главное почтовое управление транспортной конторой Адлерберга и Прянишникова.

.... они дают обеды со спичами какому-нибудь «знаменитому иностранцу»... — 10 февраля 1860 г. в Петербурге был дан обед в честь приезжавшего в Россию бельгийского экономиста Густава де Молинари. На этом обеде присутствовали В. П. Безобразов, Н. X. Бунге, К. С. Веселовский, И. Я. Горлов и др. (см. Ф. Тернер. Описание обеда, данного в честь г. де-Молинари в Петербурге 10 февраля 1860 г., — «Русский вестник», 1860, № 2, «Современная летопись», Стр. 304—311). Н. Г. Чернышевский откликнулся на этот эпизод в рецензии на «Курс политической экономии» Молинари («Современник», 1860, № 9). Намек на обед в честь Молинари содержится и в статье Н. А. Добролюбова «Черты для характеристики русского простонародья» («Современник», 1860, № 9).

«умы уже развиваться начинают!»— Цитата из «Графа Нулина» А. С. Пушкина.

— но не весь. — Герцен использует строки комедии Гоголя «Игроки» (явл. III), где подобный разговор происходит между Утешительным и Кругелем (а не Швохневым).

... мясник Рубенс, и этот палач Рембрандт чему обрадовались, представляя всяких смердящих Лазарей да корячащихся в агонии разбойников на кресте... — Вероятно, имеются в виду картины «Прободение ребра Спасителя» Рубенса и «Воскрешение Лазаря» Рембрандта, хранящиеся в Амстердамском национальном музее. Можно предположить, что Герцен их видел на Манчестерской выставке в 1857 г. (см. письмо к М. Мейзенбуг от 12 сентября 1857 г.).

... все части Гиббоновой книги о падении Рима... — Герцен имеет в виду многотомный труд Э. Гиббона «History of the decline and fall of the Roman empire», впервые изданный в 1776—1787 гг.

... можно указать на Гуда, подслушавшего ~ страшное рыдание бедной needle woman... — «Положение рабочего класса в Англии», что Томас Гуд — «... самый талантливый из всех современных английских юмористов и, подобно всем юмористам, с очень чуткой душой, но без всякой энергии, обнародовал в начале 1844 г., когда описание несчастного положения швей заполняло все газеты, прекрасное стихотворение «The Song of the Shirt» (К. Маркес и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, М., 1955, Стр. 435). Герцен говорит именно об этом стихотворении («Песня о рубашке»), которое написано от лица бедной швеи (англ. needle woman).

... героями, сорвавшимися с виселицы, о которых он рассказывает подробности shocking... — Имеются в виду Сайкс, Феджин, Тоби Крекит и другие члены воровской шайки, в которую попадает маленький Оливер Твист, герой одноименного романа Ч. Диккенса.

... стоит «усилить» полицию, а главное веревки и палачей... — Герцен имеет в виду утверждения Дружинина о возможности ликвидировать помещичьи злоупотребления Полицейскими мерами (см. А. В. Дружинин. Собр. соч., т. VII, СПб., 1865, Стр. 575).

... — «Постельная барщина продолжается» и комментарий к ней.

... усмирения вроде Эльстона-Сумарокова. — «Сечь или не сечь мужика?» сообщалось о жестоком усмирении крестьян помещика Рахманова в Нижегородской губернии, которое проводилось под командованием флигель-адъютанта Эльстона-Сумарокова (см. т. XIII наст. изд.).

Генерал Кандыба... — О генерале Кандыбе, высеченном его собственными дворовыми, см. «Дело о высеченном генерале Кандыбе и его жене» (К, л. 45 от 15 июня 1859 , а также в наст, томе) и заметку «Тот же граф Строгонов, плачущий на гробе сеченного Кандыбы» в наст. томе.

... — О ней см. в наст, томе заметку «Граф Строгонов, шпицрутены и штабс-капитанша Баранова».

... помещица Клопотовская... —

... папа украл мальчика Мортару?— Герцен имеет в виду насильственное крещение еврейского мальчика Мортары в Риме в 1858 г. История эта привлекла внимание передовой печати всего мира.

... «мерзостно-отвратительными картинками»... — Герцен цитирует строки из статьи Дружинина о Марко Вовчке: «... преодолейте чувство отвращения при виде всей этой грязи и мерзостно-отвратительных эпизодов».

«Мне тебя-то, матушка, стало жаль ~ колотивши отца»— Герцен неточно приводит слова Митрофана из комедии Д. И. Фонвизина «Недоросль» (действие 1, явл. 4).

Из-за этого если б освобождать крестьян, «игра не стоила бы свеч ». — Герцен имеет в виду строки Дружинина: «Если б крепостное право уничтожалось нашим благим правительством только потому, что при нем возможны паны вроде Одаркина — игра не стоила бы свеч...»

. — Герцен имеет в виду книгу: «Украинские народные рассказы Марко Вовчка Перевод И. С. Тургенева. С. -Петербург. Издание книгопродавца Д. Е. Кожанчикова». 1859; см. об этом издании в Собр. соч. И. С. Тургенева, т. XI , 1956, Стр. 525—526.

[126] дух противоречия (нем.).