БОГОМОКРИЦЫ И БОГОСАРАНЧА
Разбор основоначертательницы сребромудрия преподобных отец наших Башуцкого, Бурачка, Аскоченского
Какой-то белгийский доктор хвастался недавно, что изобрел средство готовить впрок живых людей, т. е. останавливать на пять, на пятнадцать, на пятьдесят лет жизнь; а потом, когда случится надобность, спустить машину, и все пойдет по старому... сердце — биться, глаза — моргать, пятки — чесаться. Прочитавши это, первая мысль, пришедшая мне в голову, была благодарность небесным силам за то, что белгийскии доктор открыл этот секрет после смерти Николая Павловича, а то, пожалуй, он бы его из в бозе почивающих сделал бы в бозе проснувшимся. В таком случае я тотчас поехал бы к доктору, чтобы он меня завинтил лет на тридцать и повесил на крючок у себя в подвале (разумеется, если нет в нем крыс).
Впрочем, нового тут ничего нет. В Лондоне, где все делается на обширную скалу, есть целые общества филантропические и религиозные вроде «Общества духовных особ распространения христианско-нравственного по воскресениям чтения между недостаточными и не достигнувшими совершеннолетия прачками и швеями, преимущественно шотландского происхождения». Эта общества мало-помалу вянут, сохнут, исчезают с лица земли... И вдруг, когда меньше всего думают об них, лет через десять, двадцать, встает целое кладбище; пожелтевший президент садится на свое место, плешивые, седые члены, и все те же члены, собираются около него, и то же говорят, и пьют тот же тост за распространение христианского чтения между несовершеннолетними прачками, особенно шотландского происхождения, и дряхлый секретарь дрожащим голосом читает имена несовершеннолетних прачек, которым ежегодно посылают с 1819 года «Путь пилигрима» Буньяна и «капли росы из священного писания — dew drops!».[149]
«Теймс» очень удачно сравнил эти общества с мокрицами, которые остаются живыми под известью и штукатуркой и которые опять начинают шевелиться, когда штукатурка отпадает. Чего в Лондоне не делается — нам приятно, что в Петербурге всякие мокрицы начали смертию смерть попирать и являться даже в трещинах Зимнего дворца, и именно на половине ее величества. А еще и того приятнее поражает нас то, что ни могильная сырость, ни гниль монастырских склепов не лишает наших мокриц ни народности, ни родных привычек.
В Англии все эти пиетические, филантропические и просто тропические крустацеи оживают не только бескорыстно, но еще приплачивают свои деньги для перевода пророчеств Исайи на сандвичский язык для тамошних швей (несмотря на то, что там дамы ничего не носят, а мужчины — один шнурочек), для посылки Reverend so-and-so[150], с женой и детьми, для внедрения истинного библейского образования гон-лулуским прачкам. А наши-то родные, только что из могилы, пошли бить по карманам. Это вместе мокрицы и саранча.
А надобно признаться, славное изобретение — воскресать, а если удастся воскресать по-русски, то и очень прибыльное.
Я, например, был уверен, что умру спокойно, никогда не услышавши об А. Башуцком (сыне, об отце я всегда готов был слушать анекдоты), а еще меньше о Бурачке, о морском, православном, маячном Бурачке. И вдруг А. Башуцкий, краснобай и чуть не статс-секретарь, издатель «Наших», пекшийся о детских приютах, как о своих, желавший поступить в ангельский чин, но принятый там за чужого, и Бурачок, подводный камень веры и ее маяк, друг Зеленого «по прозванью Бурачок», — живы; да и Аскоченский, о котором я прежде ничего не слыхал, тоже опять жив,[151] и не только живы, но засели на большой дороге в рай господень, да кто ни идет, будь он жид или немец: «Шесть копеек, или крест в зубы!»
Мы уверены, что у читателей сейчас в голове Башуцкий Ринальдо Ринальдини, Карл Моор «по прозванью» Бурачок и Стенька Разин Аскоченский с толпой киевских иноков, убивших в вертограде плотских сестер некоего любострастного мытаря (см. «Кол(окол)», 47) и отказавших в неводе для спасения тонувшего офицера (см. «Кол(окол)», 57-58). Успокойтесь, наш век совсем не такой век — век гласности и акций. Они просто, видя, что дела идут плохо, предлагают императрице завести торговый дом благочестия, учредить нечто вроде ставропигиального откупа для распространения, укрепления и поддержания православия; при центральном оптовом подвале в Петербурге, где будет духовный Бернардаки, заведутся и в других городах питейные домы слова божия и выставки неподслащенных и очищенных даров св. духа, и вся эта благодать устроится за бездельное право обложить всю Россию шестикопеечным побором с души сверх добровольных дателей, которые по службе должны быть увлечены примером императрицы и наследника!
Св. Игнатий Лойола, моли бота о нас!
Чужестранче, шпанские земли угоднику, моли бога о нас, бедных!
А. Башуцкий в толстой промемории, представленной им императрице и малолетнему сыну ее, говорит, что, видя приближение «празднества тысячелетия государства российского», и он вздумал с своей стороны поставить памятник «самый приличный и богу приятный, России полезный».
Действительно, памятник недурен. Представьте вы себе сеть духовной полиции светского звания, которой генерал будет в Петербурге под особенным покровительством императрицы, а агенты будут везде. И какие агенты — не жандармы, которых все боятся, не полицейские, от которых все прячутся, а таскающиеся по миру богомольцы, праздношатающиеся изуверы, шныряющие по деревням, толкующие со старухами и бабами!
Это уже не тимашевская полиция с сыщиками вроде Лужина и всеми этими баронами и отставными штаб-ротмистрами с усами и с бриллиантовыми булавками, от которых пахнет на пистолетный выстрел III отделением; нет, это истинное осквернение избы и церкви, надзор за совестию каждого крестьянина, разрушение последнего убогого уголка жизни независимой, куда не заглядывал ни становой, ни окружной, которых оставляла неприкосновенными самая церковь наша, не имеющая раздражительной римской нетерпимости.
Заметьте, что уже промемория толкует «об унижении религии литературой, о презрении науки к ее авторитетам, о научении всех классов и даже народа (уже читающего в множестве периодические издания), что все, что касается веры и благочестия, чуждо интересам современного движения» и что это есть «опасность великая, неотстранимая никакими в мире научными и материальными успехами».
На дикое и глупое вмешательство выжившего из ума митрополита Григория указано в записке как на необходимое последствие научного растления.
Что, господа, запахло Соловецким монастырем, покаянием, епитимьей?..
Но не унывайте и тут.
Тинистая топь церковно-иезуитской риторики не скрывает главной цели, да и автор не настолько усвоил себе надмогильный покой, чтоб с равнодушием говорить о молью точимой части проекта. Совсем напротив, автор становится как-то взволнован и одушевлен, приступая к лепте вдовицы и динариям вдовцов.
Цель проекта состоит в ежегодном сборе 4 183 813 р., кроме частных пожертвований. Как только автор доходит до этого щекотливого предмета, он боговзывает:
Но как, откуда иметь средства? А они должны быть весьма обширны и постоянны. Создавать стоит, не имея материала, идти в отпор десяти тысячам с десятью — не в разуме мудрости евангельской.
— вот первый вопрос. Средства денежные, — продолжает он, — по обширности и требованию постоянно неоскудевающего притока их, очевидно не могут быть доставлены никаким ведомством, ни всеми ведомствами правительства совокупно, ни частными пожертвованиями тех богатых лиц, которые сохранили бы в себе весьма редкое ныне желание постоянно и много жертвовать на дело веры и благочестия. Такие средства могут быть доставлены только целым государством, т. е. всем народом русским, так как и дело это есть дело для всего народа, для целого государства в высшей степени необходимое.
Ввиду пользы всеобъемлющей, всесодержащей и всех польз превысшей, стесняться, устыжаться некоторых суждений, мнения некоторых учений, партий или лиц, понятий утилитарного и прогрессистского стана — было бы прямо сказанное самим Спасителем «постыдиться его пред родом прелюбодейным и лукавым».
Народ, справедливо призываемый к денежному содействованию на содержание предметов жизни внешней, конечно, необходимых, как, например, дорог, каналов, постоев, почт и пр., законом неотложно к сему обязанный, строгому, неуклонному взысканию подвергаемый, по каким убеждениям, на основании каких умозрений или научных начал, не может быть не обязан, а спрошен и вызван к невынужденному, но к прямо свободному, добровольному, и только при большинстве доброволий (т. е. только по согласительному решению всем миром русским) к обязательному уже для меньшинства пожертвованию на дело важнейшее жизни внутренной, которым и все другое в государстве должно необходимо двинуться к здравию и процветанию? (Что за слог!).
Дело это должно быть добровольным делом всего народа. Следовательно, народ должен быть спрошен, приглашен к нему; оно должно быть объяснено ему так просто, кратко, чисто, как есть в существе своем, когда не затемняется мудрованиями лживой философии. Приглашение, воззвание должно истекать от высокого, ничем в мире неподкупного, несовратимого, искреннего хотения народу блага, от лица, которое всеведомо народу, ничего иного желать ему не может; от сердца истинно материнского; от мысли истинно православной; от воли сильной в добре и от сильной в деле руки; от разума христианского, а потому не лживого.
Мы желаем выразить сим, как дерзаем думать то, что ее императорскому величеству, истинно благочестивейшей и народом благоверным воистину любимой супруге императора православного подобает быть началом, главою, душою и двигателем дела сего, присоединив себе в содействователи непосредственного, ближайшего и главного распорядителя — его императорское высочество государя наследника цесаревича.
О форме воззвания, об изложении его, объявлении, распространении, заявлении народу, о благословении его не только синодом, но хотя бы и собором всех патриархов восточных (кем ни попало, лишь бы до 6-копеечного сбора дойти!), о мирском собрании согласий и пр., и пр. здесь излагать и неуместно и преждевременно; дело истины внушится, управится, обработается удобным пособием самой истины сей.
Воззвание, изложив кратко и внятно великие убеждения эти, с благословения церкви, только предложит народу русскому заявить всемирным судом своим: желает ли или не желает он, в вечное, истинное благодарение тому богу, которого мы преискренно и необманчиво всегда считаем «с нами», в всемирное благодарение за все благое, уже приятое нами, за все благое, к приятию уготовляемое, и в всенародное, вечное же, молитвенное прошение о благословении богом на успех для пользы истинной всего начинаемого, — пожелает ли народ, во свидетельство сих чувств, создать не роскошный и дивный памятник искусства, не на тщеславие наше и на удивление света, но сознательно добровольно и на все времена существования России принеси, и постоянно приносить от каждого из сынов и граждан ее, как лепту вдовицы, ничтожное пожертвование, господу угодное, а потому для всенесомненно истинно славное, воистину честное, великое и необманчивою пользою навсегда и во всем полезное. Вот что спросится у народа.
Сомнения настоять не может, за исключением мудрователей лживых не из народа, малейшей разве частицы его, недостойной ни имени русского, ни великого звания.
Весь мир русский (мы, не обинуясь, Свободно равные, в свободно обязательной жертве сей от царя до последнего подданного, кто откажется ввергать ежегодно только шесть копеек в сокровищницу, «из которой имеет истекать для страны истинное благо?
Пожертвования особенные, усиленные добровольным желанием по состоянию, положению, участию, живейшему сочувствию и призванию, отвергаемы, конечно, быть не могут. Но здесь говорится лишь об; этом общем, всемирном русском приношении.
По официальным сведениям за 1856 год общее число народонаселения империи составляло: 69 730 231 челов., а за исключением царства Польского (4 790 379) и княжества Финляндского (1 639 977) — 63 306 975, человек. Означенное ежегодное приношение, одному лишь народу православному сродное, возможное и вполне достойное его, составит в последнем случае: 3 798 418 р., а в первом, т. е. считая всех, как и следует, ибо все суть граждане одной империи и братия одной семьи, —, 4 183 813 р. ежегодно.
, и в настоящее время неудобным. Но при изложенной выше форме воззвания, налог.
Итак, от трех с двумя третями до четырех с лишком миллионов рублей ежегодного, неиссякаемого никогда дохода — вот возможное денежное средство для осуществления предприятия великого.
Достаточно! Отвернемтесь от этой печальной попытки — сделать новый подбор для новых целей бедному русскому народу. Мы убеждены, что при всех пиетистических наклонностях императрицы она не станет во главе шестикопеечного сбора на постройку духовного Цвинг-Ури!
Примечания
Печатается по тексту К, л. 82 от 1 октября 1860 г., Стр. 681—684, где опубликовано впервые, sa подписью: И—р. «Башуцкий, Бурачек и Аскоченский». Автограф неизвестен.
В настоящем издании в текст внесены следующие исправления:
Стр. 311, строка 7: отказавших вместо: отказавшего
: моли бога вместо: моли богу
...крустацеи... — és — ракообразные).
... об отце я всегда готов был слушать анекдоты... — Речь идет о коменданте Петербурга П. Я. Башуцком, произведенном в генерал-адъютанты за «полное усердие и преданность», проявленные им в день подавления восстания декабристов 14 декабря 1825 г.
... о морском, православном, маячном Бурачке— С. А. Бурачек в 1840 г. совместно с П. А. Корсаковым начал издавать журнал «Маяк». В 1842 г. издание перешло в руки одного С. А. Бурачка.
«Наших»... — С 1841 г. Башуцкий издавал литературно-художественный альманах «Наши, списанные с натуры русскими».
... пекшийся о детских приютах, как освоих... — «Из Шашкина переулка в Лойлову улицу» («Искра», 1860, № 33).
... желавший поступить в ангельский чин, но принятый там за чужого...» — В конце 1849 г. А. П. Башуцкий поступил в послушники Троицко-Сергиевской пустыни, близ Стрельни, потом перешел в Черменецкий монастырь, откуда, не поладив с монастырским начальством,
отправился в Киев.
... «по прозванью Бурачок»... —
Просвещения «Маяк»
Издает большой дурак,
По прозванию Корсак;
Помогает дурачок,
... выращенный при Киевской духовной академии и расцветший стараниями благочестивого Дмитрия Гавриловича Бибикова. — В. И. Аскоченский окончил Киевскую духовную академию в 1839 г. со степенью магистра. Оставив по собственному желанию профессуру в духовной академии, он в 1846 г. получил место советника волынского губернского правления и жил в доме генерал-губернатора Юго-Западного края Д. Г. Бибикова в качестве воспитателя одного из его родственников.
... с толпой киевских иноков, убивших в вертограде плотских сестер некоего любострастного мытаря— Имеется в виду заметка, напечатанная в К, л. 47 от 1 июля 1859 г., Стр. 390,—«Правда ли, что в Киеве было ночное сражение между монахами Михайловского монастыря и чиновниками из-за прекрасного пола, причем убит один послушник?»
... отказавших в неводе для спасения тонувшего офицера... — В К, л. 57-58 от 1 декабря 1859 г., Стр. 480, была помещена заметка «Киево-печерские подвижники», в которой говорится: «Нынешним летом, 14 июля, прапорщики 4-го саперного батальона, стоящего в Киеве, Нелидов и Соллогуб, купаясь в Днепре (недалеко от Печерска, близ бараков, т. е. саперного лагеря), стали тонуть. Пока находившиеся на берегу безуспешно старались подать им помощь, поручик Ноздреев побежал к монахам находившегося вблизи монастырского сада и стал просить у них невода, надеясь еще спасти утонувших. Монахи, видя, что дело к спеху, потребовали за невод сто руб. сер, а так как денег у г. Ноздреева не было, то, несмотря на все просьбы, угрозы и обещания, они невода и не дали. Товарищи утонувших жаловались духовному начальству, но оно оставило жалобу без всяких последствий. Потом они хотели поместить маленькую, скромную статейку по этому поводу в «Киевском телеграфе», в надежде путем даже нашей безгласной гласности достигнуть того, чего не могли достигнуть путем законным, »
[150] преподобного отца такого-то и такого-то (англ.).
[151] Скромный, но благоуханный цветок, выращенный при Киевской духовной академии и расцветший стараниями благочестивого Дмитрия Гавриловича Бибикова.