ЧЕРЕЗ ТРИ ГОДА
(18 февраля 1858 года)
Ты победил, Галилеянин! и нам легко это сказать потому что у нас в нашей борьбе не замешано ни самолюбие ни личность. Мы боролись из дела, — кто его сделал, тому и честь.
Середь общего сетования, перерываемого дикими криками бесновавшихся реакционеров и солдат, пьяных от крови, середь нелепой войны и глубокого падения всего западного материка — мы, со страхом гадая, обращали взгляд наш на молодого человека, шедшего занять упраздненное место на железном троне, которого тяжелые ножки далеко вдавились в нашу грудь...
«От вас ждут кротости, — говорили мы ему, — от вас ждут человеческого сердца — вы необыкновенно счастливы!» и робко, мучимые сомнением, прибавляли: «Дайте свободу русскому слову! Смойте с России позорное пятно крепостного состояния».
И потом мы ждали с внутренним трепетом, надеясь, негодуя, прислушиваясь к движению, к вестям. После тридцатилетнего ожидания — нетерпение простительно...
Книга Корфа оскорбила нас, она так грубо дотронулась до воспоминаний, святых нам, она так беспощадно напомнила нам свинцовое время, в которое мы столько страдали.
... А там это старье, эта олицетворенная подагра правительства, эти мозоли, мешающие ему идти вперед... надежды удалялись, мы становились еще беднее и готовились, скрестя руки на груди, остаться печальными обличителями немых злодейств, совершающихся в мраке канцелярских тайн.
Но с того дня как Александр II подписал первый акт, всенародно высказавший, что он со стороны осовобождения крестьян, что он его хочет, с тех пор наше положение к нему изменилось.
Мы имеем дело уже не с случайным преемником Николая, — а с мощным деятелем, открывающим новую эру для России, он столько же наследник 14 декабря, как Николая. Он работает с нами — для великого будущего.
Имя Александра II отныне принадлежит истории; если б его царствование завтра окончилось, если б он пал под ударами каких-нибудь крамольных олигархов, бунтующих защитников барщины и розог, — все равно. Начало освобождения крестьян сделано им, грядущие поколения этого не забудут!
Но из этого не следует, чтоб он мог безнаказанно остановиться. Нет, нет, пусть он довершит начатое — пусть полный венок закроет его корону. Гнилое, своекорыстное, дикое, алчное противудействие закоснелых помещиков, их волчий вой — не опасен. Что они могут противупоставить, когда против них власть и свобода, образованное меньшинство и весь народ, царская воля и общественное мнение?
И пуще всего общественное мнение. Лишь бы теперь нашим плантаторам и их противникам позволено было вполне высказаться, помериться... И тут, как во всем, поневоле бьешься в другое великое искомое — в гласность.
Посмотрели бы мы, право, au grand jour[77], на этих защитников розог и крещеной собственности, забрызганных кровью жертв, на этих грабителей по дворянской грамоте, на этих людокрадов, отнимающих у матерей детей, торгашей, продающих девок, барышников рекрутами! Выходите же на арену — дайте на вас посмотреть, родные волки великороссийские, может, вы поумнели со времен Пугачева, какая у вас шерсть, есть ли у вас зубы, уши? Знаете что — до помещичьего права добираются, до вольности дворянской! Это мужика-то и не посечь и не заставить поработать четвертый и пятый день, дворового-то и не поколотить? Помилуйте! Выходите же из ваших тамбовских и всяческих берлог — Собакевичи, Ноздревы, Плюшкины и пуще всего Пеночкины, попробуйте не розгой, а пером, не в конюшне, а на белом свете высказаться. Померяемтесь!
Вам можно было отпустить грех неправого наследства преемственного стяжания, преступления ваших злодеев-отцов, извергов-матерей за раскаяние, за молчание, за уменье понести потерю, за угрызения совести. Но вы упорствуете, вы защищаете ваше право... стало, вы сознательно, обдуманно берете на себя всю ответственность. Вы никогда не осмеливались даже поворчать, когда ваших детей ссылали в Сибирь, когда с самими вами обращались, как с холопами, и вы осмеливаетесь теперь показывать зубы. История вас рассудит с императором Александром II и с народом русским — смотрите только, как бы она для вас не настала слишком скоро. Подумайте об этом!
— наш путь вперед назначен, мы идем с тем, кто освобождает и пока он освобождает; в этом мы последовательны всей нашей жизни. Как бы слаб наш голос ни был, все же он живой голос, и как бы наш ни был мал, все же его слышно в России, а потому скажем еще раз, что мы убеждены, что Александр II не равнодушно примет приветствие людей, которые сильно любят Россию, — но так же сильно любят и свободу, «которым не нужно его бояться и которые для себя лично ничего не ждут, ничего не просят».
Но, ничего не прося, они желали бы, чтоб Александр II видел в них представителей свободной русской речи, противников всему останавливающему развитие, во всем ограничивающем независимость — но Они потому этого хотят, что им стало дорого мнение освободителя крестьян!
«Ты победил, Галилеянин!»
Печатается по тексту К, л. 9 от 15 февраля 1858 г., стр. 67—68, где опубликовано впервые, за подписью: Искандер. «18 февраля (3 <!> марта 1858)» в сборнике «За пять лет…», часть первая, London, 1860, стр. 67—72, где объединено было со статьей «1 июля 1858» (см. стр. 293—298 наст. тома) под общим шмуцтитулом «Через три года и через три года с половиной» (вторая часть шмуцтитула относилась к статье «1 июля 1858»). Автограф неизвестен.
____
В письме к М. К. Ренхель от 10 февраля 1858 г. Герцен писал: «Обратите внимание на мое замирение с Алекс<андром> II в статейке „Через три года”». Статья, написанная в связи с третьей годовщиной со дня смерти Николая I (умер 18 февраля 1855 г.), действительно представляет собою одну из самых слащавых апелляций Герцена к царю (ср. комментарий к «Предисловию <к „Колоколу”>»). Следует, однако, отметить, что и здесь содержится оговорка относительно того, что «Колокол» идет«с тем, кто освобождает и пока он освобождает».
____
Ты победил, Галилеянин!— По преданию, с такими словами умер римский император Юлиан Отступник, против христианства.
«От вас ждут кротости», — говорили мы ему ~ пятно крепостного состояния». — Цитаты из «Письма к императору Александру Второму» (см. т. XII наст. изд., стр. 272 и 274; курсив в тексте ПЗ отсутствует).
Книга Корфа оскорбила нас... — См. «Письмо к императору Александру II (по поводу книги барона Корфа)» и комментарий к нему.
II подписал первый акт ~ он со стороны освобождения крестьян… — военного генерал-губернатора П. Н. Игнатьева от 5 (17) декабря 1857 г., свидетельствовавшие о начале работ по подготовке крестьянской реформы. После рассылки этих рескриптов стали создаваться губернские дворянские комитеты по крестьянскому делу.
— Ред.