СЛОВОБОЯЗНЬ
«Кёльнская газета» объявляет на днях о новом запрещении «Колокола» в Пруссии. В Саксонии все наши периодические издания запрещены. В Неаполе секретарь посольства стращает[134] книгопродавцев; commis voyageur’ы Третьего отделения в генерал-адъютантских мундирах, статские советники, воображающие себя тайными, обтекают всю падшую часть Европы, шныряют по лавкам, открывают, доносят, употребляют немецких министров вроде полицейских сыщиков и трюфельных ищеек и немецких князьков вроде бульдогов на «Полярную звезду» и «Колокол». Зачем все это? Откуда эта невежественная нетерпимость? Жаль, если это идет от государя: это так недостойно его; жаль, если это от министра Горчакова: нам говорили, что он благонамеренный человек, и мы готовы были верить!
Или все это шалят «вторые места», добровольные ревнители и николаевские жандармы, оставленные теперь без занятий?
Неужели всякой власти, даже той, которая хочет добра, написано на роду не уметь иначе слушать истину, как обвернутую в фразы битого раболепия, как подслащенную пошлой лестию? Язык свободного человека режет ухо, размягченное риторикой византийских евнухов в гвардейском мундире, старых ключников и дворецких покойного барина...
Как все это старо! Подобные вещи наверное говорились Тарквиниям в Риме, Кадму в Афинах, самому Мельхиседеку (если спросить равви Авраамия Сергиевича) — и все-таки лесть слушается, и все-таки ласка куртизаны принимается за чистые деньги.
С 1 января нынешнего года «Колокол» поставил своим знаменем «освобождение крестьян!» Только этим вопросом и занимался... по дороге приходилось иной раз хлестнуть — как кучера здесь хлещут засаленных мальчишек, которые вешаются на рессоры — наших баловней, наших gamins и gamines[135]: Закревского, Панина, Марию Бредау, Сечинского, Мину Ивановну; но, во-первых, зачем же они вешаются за рессоры а потом неужели Александр II и Горчаков II, III отделение и IV министра — эти quatre mendiants немецких двориков — все это ополчилось за семейные добродетели Мины Ивановны, за ум Закревского, за целомудрие Марии Бредау, за.. за рост Панина (других достоинств он еще не успел показать)?
А потому мы и просим позволение еще раз повторить сказанное нами в 9 листе «Колокола»:
«Дело русской пропаганды для нас не каприз, не развлечение, не кусок хлеба — а дело нашей жизни, наша религия, кусок нашего сердца, наша служба русскому народу.
Мы работали не унывая тогда, когда не было никакого успеха. Неужели теперь, когда русское министерство иностранных дел и немецкие министры дел отечественных признают нашу силу, наше влияние, — мы остановимся?
Будьте уверены, что нет. С рукою на сердце присягаем мы перед лицом России — продолжать работу нашу до последнего биения пульса. Она даже не прервется с нашей смертию. Мы не одни и, умирая, завещаем наш станок грядущему, юному поколению, которое примется за него с новыми силами, с свежими идеями.
Нас остановить можно только уничтожением цензуры в России, а вовсе не введением русской цензуры в немецких краях.
Не надобно думать, чтобы меры эти были взяты только против нас: они столько же и еще больше взяты против государя. Чернильное и казарменное масонство, завоевавшее четырнадцать степеней лестницы, ведущей к дворцовой передней, старается обвернуть язык Колокола — »
Печатается по тексту К, л. 16 от 1 июня 1858 г., стр. 125, где опубликовано впервые, за подписью: И—р. «Колокола». В OК к заглавию добавлено в скобках: «Запрещение „Колокола” в Пруссии». Автограф неизвестен.
____
... равви Авраамия Сергиевича... — Норова.
... IV … — Quatre mendiants — по-французски называется сухой десерт состоящий из винной ягоды, миндаля, изюма и орехов. В буквальном переводе это выражение означает «четверо нищих». Герцен иронически называет так прусских и саксонских министров, объединивших свои усилия для борьбы с лондонскими изданиими и подобострастно выполняющих приказы русского правительства.
…сказанное нами в 9 листе «Колокола». — Герцен цитирует далее свою статью «Лакеи и немцы не допускают» (стр. 198—199 наст. тома).
[134] В прошлом листе «Колокола» вкралась следующая ошибка: стр. 124 напечатано: «Г-н Погенполь ходил по лавкам 27 августа». Читай 27 апреля.
— Ред.