TO THE EDITOR OF «THE TIMES»
Sir, — We hope you will not refuse to insert in your esteemed columns a few words in behalf of the Russian youths imprisoned in St. -Petersburg, Cronstadt, and Moscow, for an attempt to present an address to the emperor Alexander II, asking him to discontinue his persecutions of instruction in Russia.
We are, indeed, quite edified by the tender friendship between Mr. George Williams (of King's College, Cambridge) and admiral Putiatin; but when friendship becomes a passion it may dim the mind as well as love or ambition. Mr. G. Williams, in the letter inserted in your esteemed journal (November 15), tries to smooth the bad impression produced on public opinion by your very truthful and beautiful correspondence concerning the Russian Universities. He says,—«The two main grievances, of which the students, had to complain at the outset were the abolition of their uniforms, and the imposition of certain tuition fees».
The first assertion proves that Mr. Williams did not attentively read your correspondence; the second, that he does not understand the state of things in Russia, in spite of his having travelled in that country.
The uniforms were worn by order of the government, and. during the reign of Nicholas the rules regarding them were so stringent that the uniform was for the students rather a subject of hatred than of love. Certainly, they did not much trouble themselves about the abolition of it, though they knew that in the present time it was abolished in order to excuse any aggression of the police against the students, who had the right to claim the protection of the authorities of the University.
The tuition fees, however small they may seem to Mr. Williams, are too heavy for poor men in Russia; and, as the instruction in our country was a gratuitous one ever since the establishment of colleges — as the government maintains them with the State's revenues — it had no right at all to withdraw the sums destined for that purpose, and to employ them for other wants. But still the students kept the peace, and formed, in silence, a fund with voluntary contributions to help those who were not rich enough to pay the fees. Now, this fund has been seized by the government, and the new rules submitted the students to a constant system of espionage and police persecution.
If admiral Putiatin did not consent to the new regulations, written, as Mr. Williams says, before he entered the Ministry, how could he honourably accept this office? And, having accepted it, how could he invite the professors to assume the abject character of a sort of detective police over the students? How could he call out the military force against unarmed youths, whose meeting had no other purpose than to present a very respectful address to His Majesty? Some of them were killed, about 300 are in prison, and the honourable admiral, whose high merit consists in a journey to Japan, still keeps his profitable office at the head of public instruction.
There are things which the most passionate friendship cannot dare to excuse; and, indeed, we find that the friendship of Mr. Williams for a Russian admiral has gone too far, and brought an English professor to side with a despotic government which wants to repress every kind of instruction, to reduce the Universities to barracks, and which does not even shrink from calumniating the noble-hearted youths, killed or imprisoned, who have protested against Japanese regulations. We remain, Sir, respectfully yours,
Alexander Herzen,Nicholas Ogareff } Editors of the Kolokol
Orsett-house, Westbourne-terrace, Nov. 19.
________
ПЕРЕВОД
ИЗДАТЕЛЮ «THE TIMES»
императору Александру II адрес с просьбой прекратить гонение на просвещение в России.
Нас, конечно, весьма умиляет нежная дружба между мистером Джорджем Уильямсом (из Королевского колледжа, в Кембридже) и адмиралом Путятиным; но когда дружба переходит в страсть, она так же может затуманить рассудок, как любовь или честолюбие. Мистер Джордж Уильямс в письме, помещенном в вашей уважаемой газете (15 ноября), пытается сгладить дурное впечатление, произведенное на общественное мнение вашей очень правдивой и превосходной корреспонденцией относительно русских университетов. Он говорит: «Двумя главными поводами для недовольства и жалоб студентов были упразднение форменной одежды и установление определенной платы за обучение».
Первое утверждение показывает, что мистер Уильямс невнимательно прочитал вашу корреспонденцию; второе — что он не понял положение дел в России, несмотря на то, что путешествовал по этой стране.
Форменную одежду носили по приказу правительства и во время царствования Николая; касающийся ее устав был настолько строгим, что форменная одежда была для студентов скорее предметом ненависти, чем любви. Безусловно, их не очень взволновало ее упразднение, хотя им и было понятно, что в данный момент форменная одежда была отменена для того, чтобы оправдать любое преследование полицией студентов, имевших до этого право требовать защиты у университетских властей.
Плата за обучение, какой бы малой она ни казалась мистеру Уильямсу, слишком обременительна для бедных людей в России; и поскольку в нашей стране образование с самого основания университетов всегда было бесплатным, — правительство их содержит на государственный доход, — оно не имело никакого права отбирать суммы, предназначенные для этой цели, и употреблять их на другие нужды. Но до сих пор студенты еще сохраняли мир и ничего не говоря образовали из добровольных взносов фонд помощи тем, кто был недостаточно богат, чтобы уплатить взносы. Теперь этот фонд конфискован правительством и новый устав подчиняет студентов системе неослабного шпионажа и полицейского преследования.
как мог он предлагать профессорам принять на себя презренную роль своего рода сыскной полиции среди студентов? Как мог он вызвать войска против безоружных юношей, собрание которых имело своей целью лишь представление весьма почтительного адреса его величеству? Некоторые из них были убиты, около 300 находятся в тюрьме, а почтенный адмирал, главной заслугой которого была поездка в Японию, все еще держится за свое выгодное место во главе народного просвещения.
Есть вещи, которые самая страстная дружба не посмеет защищать; и мы считаем, что дружба мистера Уильямса с русским адмиралом в самом деле зашла слишком далеко и увлекла английского профессора на сторону деспотического правительства, которое хочет подавить всякое просвещение, низвести университеты до казарм и которое не останавливается даже перед клеветой на благородных юношей, убитых или заключенных в тюрьму за протест против японских правил.
Остаемся уважающие вас, сэр,
Александр Герцен,Николай Огарев } издатели «Колокола»
Orsett-house, Westbourne-terrace, 19 ноября.
Печатается по тексту газеты «The Times» от 20 ноября 1861 г., где опубликовано впервые, с подписью: Alexander Herzen, Nicholas Ogareff, под редакционной рубрикой «The Russian Universities» («Русские университеты»). Автограф неизвестен.
_____
На страницах «The Times» в октябре-ноябре 1861 г. систематически публиковались материалы о студенческих волнениях в России. Настоящее открытое письмо являлось откликом на письмо в редакцию «The Times» Д. Уильямса, напечатанное в этой газете 15 ноября 1861 г., в связи с опубликованием 7 ноября информационных заметок собственного корреспондента газеты о положении в русских университетах после введения нового университетского устава (см. об этом статьи — «Петербургский университет закрыт!», «Исполин просыпается!», «Третья кровь!», «По поводу студентских избиений»).
II адрес ∞ в России. — Об адресе студентов Московского университета было упомянуто в К, л 117 от 22 декабря 1861 г. (см. стр. 435—436 наст. тома). Текст адреса был напечатан в К, л. 121 от 1 февраля 1862 г., стр. 1009—1010. В этом адресе содержалась просьба отменить введение повышенной платы за слушание лекций, разрешить организацию кассы взаимопомощи, избрать выборных представителей студенчества и т. д.
... их не очень взволновало ее упразднение ∞ плата за обучение. — Новым уставом университета, введенным циркуляром министра просвещения Е. В. Путятина летом 1861 г., отменялось обязательное ношение форменной одежды, затруднялись вступительные экзамены в университет, вводилась повышенная плата за обучение.
... образовали из добровольных взносов фонд помощи тем, кто был недостаточно богат, чтобы уплатить взносы. — профессоров. В связи с введением в 1861 г. платы за обучение фонд касс значительно увеличился также за счет частных пожертвований (см. об этом заметку «Артиллерия и лицей» и комментарий к ней, стр. 179 и 401).
Как мог он предлагать профессорам принять на себя презренную роль сыскной полиции среди студентов? — В циркуляре Путятина содержалось требование «усиления нравственного влияния» профессоров на студентов. Проректорам университетов предписывалось усилить надзор за поведением студентов и доносить на «беспокойных» в полицию. Профессора Московского университета в «Исторической записке, составленной университетской комиссией по поводу происходивших в сентябре и октябре месяцах 1861 года беспорядков между студентами», указывали, что новый устав подрывает самую возможность их нравственного влияния на студентов, так как «в том же самом высочайшем повелении, которым устанавливается обязательная плата для всех студентов, сказано, что эти деньги идут <…> на увеличение жалования профессорам. Вследствие этого студенты были убеждены, что последние сами выхлопотали себе эти выгоды за их счет» (А. А. Титов. Студенческие беспорядки в Московском университете в 1861 году (из бумаг О. М. Бодянского), М., 1905 г., стр. 13). Профессора Петербургского университета отказались избрать из своей среды кандидата на должность проректора (об этом см. в статье «Дебюты Путятина», стр. 270 наст. тома).
Как мог он вызвать войска против безоружных юношей... — См. в наст. томе статьи «Третья кровь!», «По поводу студентских избиений».
— См. стр. 374—375 наст. тома.