ПО ПОВОДУ ПИСЬМА ИЗ ВОЛЫНИ
Мы получили около 15 ноября из Волыни длинное письмо в опровержение статьи об юго-западной Руси, помещенной в 8 № «Будущности». Быстро несущиеся события и небольшой размер «Колокола» не дозволили нам до сего времени дать о нем отчет. Мы, сознаемся откровенно, не желали бы быть ареной политико-лингвистических споров, особенно таких, которые имеют в виду не объективную истину, не существенную пользу народа, а разные arrière-pensées[80] патриотические, завоевательные, религиозные и проч.
Корреспондент «Будущности», находя, что юго-запад России говорит на двух языках, заключает, что его следует судить и учить — на третьем. И притом на таком третьем, который Украине и Литве, шляхте польской и Руси людовой напоминает их страшнейшие исторические несчастия!
Согласиться с этим невозможно. И что это за регламентация языка, что за правительственные, административные вмешательства в букварь?.. министерство грамматики, департамент спряжений! Неужели не ясно, что школа и суд в стране, в которой два наречия, должны быть на обоих.
Дайте школам волю, так и будет.
О суде и говорить нечего; малейшего следствия нельзя произвести, говоря на разных языках с подсудимыми и свидетелями.
Хорошо обедню да молитвы читать по-латыне, в них нет ничего нового, тут важно само чтение, а не то, что читается.
Итак, признаем же раз навсегда за непреложную истину, что никого не надобно ни русифицировать, ни полонизировать, что никому не надобно мешать говорить и думать, учиться и писать как ему хочется — ни остзейскому немцу, ни остзейскому финну.
— ту, на которой он говорил на свободных радах, ту, на которой схоронена в его песнях вся история его, — на язык предательского правительства, постоянно обманывавшего Малороссию, на язык той преступной женщины, которая одной рукой вооружала гайдамаков, другой подписывая указы об укреплении казаков за своими наложниками? Разве великорусский язык не является на западе России языком николаевским, которого Кирилл и Мефодий — Бибиков и Симашко? Пусть язык наш смоет прежде следы подобострастия, рабства, подлых оборотов, вахмистрской и барской наглости — и тогда уже начнет поучать ближних.
Но из этого не следует, чтоб украинец учился по-польски потому только, что «весь образованный класс народа, самый значительный если не по числу, то по богатству, образованию и правам, — класс, исключительно пользующийся гражданскими правами и имеющий средства давать своим детям воспитание, — говорит по-польски».
В этом-то и лежит все проклятие, что один класс исключительно пользуется воспитанием, а другой невежеством; что для одного класса есть и книги и школы, а для другого ничего, ни даже письменного языка.
Автор письма ссылается на Финляндию — что же из этого? И в Финляндии скверно. И не в одной Финляндии, тут в примерах затруднения не может быть. Раз как-то в Брюсселе я гулял по городу, утром в воскресение. В церквах толпа страшная, вхожу в одну — проповедь, внимание простого народа меня поразило. Я пошел в другую, в третью церковь — то же самое; что же за причина? Всё Лакордеры или Равиньяны? Нет, но попы проповедовали по-фламски. Я из третьей церкви перешел в кофейную — груда газет, все французские; я в другую — то же; афишки, водевили, фарсы, драмы и оперы — все на французском, романы и повести — то же самое, а потому все это дальше лакея и горничной не опускается. Народ по ту сторону литературы оставлен на попов, они его и образовывают на свой салтык; а белги, говорящие по-французски, удивляются его изуверству. Точно то же я видел в Пиэмонте.
На этом-то раздвоении народов на два слоя — одного, облитого светом и плавающего, как масло над глубью, другого, глубокого и темного, окруженного мглой, — срезались все революции. Они делались для значительного (не по числу, а по правам) класса, исключительно пользовавшегося воспитанием, массам до них дела не было.
Начнем же, господа, прежде лингвистического завоевания народа югорусского, с того, что отдадим ему его землю, а потом и посмотрим, как он захочет говорить и учиться.
Примечания
Л, л. 116 от 15 декабря 1861 г., стр. 965—966, где опубликовано впервые, с подписью: И — р. Автограф неизвестен.
_____
В восьмом номере журнала кн. П. В. Долгорукова «Будущность» от 28 февраля 1861 г. была напечатана статья «Письмо из Юго-Западной Руси» (стр. 51—59). Неизвестный автор очень резко выступал против имевшихся у польских шляхтичей, проживавших в юго-западных губерниях России, тенденций ополячить местное население. «Не так давно, — писал он, — мы слышали здесь довольно странную новость, будто некоторые представители латинской партии в губерниях Киевской, Волынской и Подольской выразили желание о введении у нас польского языка вместо русского в присутственных местах и учебных заведениях. Такое желание в наше время мы признаем анахронизмом». Обращаясь к истории, автор статьи утверждал, что Юго-Западный край испокон веков входил в состав Руси и население его в своем подавляющем большинстве состояло из православных (4160000 человек), латинский же (католический) элемент равнялся лишь одной одиннадцатой части.
При этом у автора статьи, наряду с внешней защитой национальных интересов украинцев и белорусов, явно высказывается великодержавная точка зрения, заключающаяся в стремлении русифицировать местное население. «Как русский народ, — пишет он, — разделяется на три племени, так и русский язык разделяется на три наречия: великорусское, белорусское и малорусское. В нашем домашнем быту мы можем, пожалуй, говорить на том из этих наречий, которое господствует в известной местности; но как скоро мы выходим из ограниченной сферы домашнего быта, мы уже не можем довольствоваться местным наречием, которое не получило литературного развития <…> отстранив нас от единения c общим коренным языком для всей России, им легче было бы навязать нам свой язык польский, свою литературу, а вместе с нею и все остальное. Нет, мы твердо держимся несомненной для нас истины, что благо трех русских племен заключается в теснейшем их единстве, а одним из могущественнейших орудий этого единства есть один общий литературный, образованный язык русский» (стр. 59).
В противовес этим русификаторским намерениям безымянный корреспондент «Колокола» горячо ратовал за широкое распространение польского языка в юго-западных губерниях, аргументируя это тем, что «весь образованный класс народа самый значительный, если не по числу, то по богатству, образованию и правам, класс, исключительно ».
Герцен, втянутый, вопреки своему желанию, в эти «политико-лингвистические споры», которые, по его мнению, «имеют в виду не объективную истину, не существенную пользу народа, а разные arrières pensées патриотические, завоевательные, религиозные и проч.», использовал их для того, чтобы, разоблачив ошибочность взглядов спорящих, высказать свои принципиальные суждения по данным вопросам.
______
... на язык той преступной женщины, которая одной рукой вооружала гайдамаков... — Герцен имел в виду деятельность Екатерины II и ее политику в 1768—1769 гг., когда правобережная Украина, принадлежавшая в ту пору Польше, стала ареной крестьянского восстания. Приход русских войск способствовал развитию национально-освободительного движения украинского народа. Видимо, это обстоятельство и дало повод Герцену писать о помощи, которую Екатерина II якобы оказывала гайдамакам. В действительности же русские войска подавили восстание. Юридически на украинских землях, входивших в состав Российской империи, крепостное право было оформлено указом Екатерины II от 3 мая 1783 г.
— Только в 1863 г. финский язык был введен в официальное делопроизводство, для чего устанавливался двадцатилетний срок. О политике царского правительства, направленной на подавление национально-демократического движения в Финляндии, см. в заметках «Граф Берг» (К, л. 76 от 15 июля 1860, стр. 638), «Берг, магистры и телеграф» (т. XIV наст. изд.), «Финляндская конституция» (стр. 100 наст. тома и комментарий к ней).
— Ред.