ПИСЬМА, ОТВЕТЫ, ПОПРАВКИ И ПР.
(РЕУТ, ЛАТЫШЕВ)
Один корреспондент упрекает нас в непоследовательности, основываясь на том, что мнение Огарева о закрытии университетов вовсе не сходится с мнением составителя полуофициальной записки, помещенной нами в «Колоколе». Корреспондент ваш еще больше рассердится, увидя донос московских профессоров на студентов и Тучкова, не только не согласный с мнением нашим, но и совершенно противуположный им. Как же почтенный корреспондент не подумал, что мнение, высказанное Огаревым, — мнение наше, мнение наших друзей, «Колокола», а в статьи под заглавием «Материалы для составления истории гонения студентов при Александре II» входят весьма разные документы. Из двух помещенных записок одна была читана в комитете министров и отличается необыкновенно умным и ясным изложением — ее приписывают Кавелину; мы ее считаем очень замечательным материалом, особенно если ее сравнить с липрандиадой московских жандармов науки и квартальных просвещения.
В блаженные времена, когда за литературой, наравне с публичными женщинами, смотрел обер-полицмейстер и этот обер-полицмейстер был известный своею простотою Рылеев, какой-то мартинист написал «назидательную беседу христианина с афеем»; само собою разумеется, что афей был дурак, христианин умный, и еще более разумеется, что он разбил его наповал. Рукопись свою благочестивый препинатель отдал Рылееву. Рылеев прочитал, был очень доволен, что религия восторжествовала, но подписал: «Все, что говорит афей, богопротивно, а потому выпустить, остальное же к печати дозволяется». Мы не согласны с методой Рылеева и в доказательство упомянем еще о двух письмах.
Одно написано в защиту Реута что крестьянин имения Варково, фольварка Ксаверинова, по имени Берн, был одержим падучей болезнию, которая впоследствии стала переходить в бешенство, от которого его лечил доктор Шукевич. Крестьяне фольварка, тяготясь больным, сковали его и подбросили в контору; пока спрашивали, что с ним делать, у главного управляющего, наехал мировой посредник и пр. Другое письмо — о г. — мы оставляем до след. листа.
Примечания
Печатается по тексту К, л. «Смесь», без подписи. В OK озаглавлено: «Письма, ответы и проч.». Автограф неизвестен.
Заметка написана от имени редакции «Колокола». Непосредственным поводом для нее послужило письмо неизвестного корреспондента к редактору «Колокола» (см. ЛН, т. 63, стр. 241—242). Форма, в какой защищается в заметке мнение Огарева о закрытии университетов, свидетельствует о том, что она могла быть написана только Герценом. Герцен берет на себя ответственность за высказанное Огаревым, называет его мнение — «мнением нашим», «Колокола». Характерны для Герцена композиция и стилистические особенности заметки, в частности, использование исторического анекдота об обер-полицмейстере Рылееве, остроумно присоединенного к общему повествованию и употребленного для доказательства авторских положений (ср., например, аналогичное использование рассказа о предсмертных словах графа Ф. В. Ростопчина о декабристах в статье «Русские немцы и немецкие русские», т. XIV наст. изд., стр. 178).
В издании М. К. Лемке отнесено к разряду Dubia (Л XV, 100).
В настоящем издании в текст внесено следующее исправление:
в статьи вместо: в статьях
... мнение Огарева о закрытии университетов... — «Университеты закрывают!» (по поводу закрытия 20 декабря 1861 г. Петербургского университета), напечатанная в «Прибавлении» к л. 119—120 К от 15 января 1862 г. В этой статье закрытие университетов, этих, по выражению Огарева, «богаделен казенной науки», расценивалось как возможность для университетской молодежи стать «соединительным мостом между сословиями», сблизиться с народом, понести в массы проповедь социализма и той живой науки, целью которой является не чин, не диплом, а «образование народное, бессословное, повсеместное». В статье Огарева выражен, таким образом, один из наиболее ранних призывов «хождения в народ», получивший впоследствии широкое распространение в народническом движении 70-х годов.
... одна была читана в комитете министров os ее приписывают Кавелину... — Автором записки действительно был К. Д. Кавелин. Эта записка опубликована в К, л. —120 от 15 января 1862 г., в составе «Материалов для истории гонения студентов при Александре II», под заглавием «Записка об университетском деле, о котором упомянуто в 116 л. “Колокола”» (стр. 990—995).
... если ее сравнить с липрандиадой московских жандармов науки и квартальных просвещения... — Речь идет об опубликованной в «Колоколе» «Исторической записке <...> по поводу происходивших в сентябре и октябре 1861 г. беспорядков между студентами Московского университета», содержавшей клевету на московское студенчество (примечание и заключение к этому документу см. на стр. 282 наст. тома; см. также комментарий на стр. 375—376).
В блаженные времена, когда за литературой ~ смотрел ~ Рылеев... — При Екатерине II обязанности цензуры в Петербурге были возложены на Управу благочиния, во главе которой стоял обер-полицмейстер Н. И. Рылеев, известный своей умственной ограниченностью. Полицейские чины, которым поручался просмотр книг, совершенно не разбирались в их содержании.
— В заметке «Помещик Реут» (К, л. 122—123 от 15 февраля 1862 г., стр. 1020) сообщалось, что «у витебского помещика Реута больше года, в продолжение этого времени его несколько раз подвергали пытке. Управляющий взял на себя дело и уехал в чужие края, вслед затем и помещик» В заключение заметки был поставлен редакционный вопрос: «Правда ли?»
Другое письмо — о г. Латышеве — мы оставляем до след. листа. — Сокращенное переложение— письма о товарище председателя херсонской гражданской палаты Латышеве было напечатано в 128 от 8 апреля 1862 г., в отделе «Смесь», стр. 1067. В нем неизвестный корреспондент опровергал напечатанное в № 24 «Будущности» письмо херсонского помещика, утверждавшего: что Латышев заключал сделки на выгодных для себя лично условиях.