МАНИФЕСТ!
Первый шаг сделан! Говорят, что он труднее прочих: будем ждать второго — с упованием, хотели бы ждать его с полной уверенностью; но все делается так шатко, так половинно и тяжело!
Освобождение крестьян только началось с провозглашения манифеста. Не отдых, не торжество ждет государя — а упорный труд; не отдых, не воля ждет народ — а новый, страшный искус. Скорее — скорее второй шаг!
— и сломил их! Этого ему ни народ русский, ни всемирная история не забудут. Из дали нашей ссылки мы приветствуем его именем, редко встречавшимся с самодержавием не возбуждая горькой улыбки, — мы приветствуем его именем освободителя!
Но горе, если он остановится, если усталая рука его опустится. Зверь не убит, он только ошеломлен! Теперь, пока стоглавая гидра, которой каждая голова или Муравьев или Гагарин, не совсем опомнилась, надобно покончить ее и освободить, вместе с русским крестьянином, новую русскую государственную мысль — и от немецких колодок, и от русских татар, тучных нашей кровью, нашими слезами, нашим изнурением.
Слово освобождения — слово должно стать делом, освобождение — быть истиной!
Выбор в. к. Константина Николаевича, кажется, удачен. Он необыкновенно вырос, явившись опорой своего брата в деле освобождения, и когда Александр его обнял в первом заседании, его обняла вся Россия.
Какая огромная полоса славы перед обоими. Вы оба, как говорят русские, родились в сорочке.
Борьба ваша, Константин Николаевич, легка: с вашей стороны не только справедливость, но все думающее и все страдающее, меньшинство образованных людей и большинство массы. А против вас кто? Горсть пустых стариков, алчных невежд, мощенных звездами и переплетенных лентами; ведь они только сильны вами; у них опоры нет, кроме дворовых людей, которых рабство они зажилили еще на два года. Их бояться нечего. Затем остается дикий, лесной помещик, еще менее опасный, — на таких ли медведей ходит ваш брат. Лесной, степной помещик был своеволен и неукротим под материнским крылом полиции, он буйствовал на основании царских льгот; отнимите от него руку, и вы увидите, как он присмиреет...
Но вряд ли можно успеть во многом одним канцелярским порядком, одной бюрократией. Окружите себя свежими, живыми людьми, не рутинистами, не доктринерами, а людьми понимающими, любящими Россию, и, главное, не бойтесь гласности, как бы она ни была резка!
Вольнее нашего никогда не раздавалась русская речь. Что же говорила она, что распространяла, что поставила на своем знамени?
Несколько дней после 3 марта (19 февраля) 1855 года мы писали, что Россия ждет от нового государя:
Прошло шесть лет, и несколько дней спустя после 3 марта (19 февраля) 1861 всенародно возвещено уничтожение крепостного права. Вы сами стараетесь вывести во флоте телесные наказания.
Примечания
Печатается по тексту К, л. 95 от 1 апреля 1861 г., стр. 797, где опубликовано впервые, с подписью: — р. Этой статьей, заглавие которой было набрано крупным шрифтом, открывается лист «Колокола».
____
Редакция «Колокола» с нетерпением ожидала появления манифеста об освобождении крестьян. Номер «Колокола» от 1 января 1861 г. (л. 89) открывался статьей Н. П. Огарева «На Новый год», начинавшейся следующими словами: «Газеты и толки говорят, что 1-го января 1861 года выйдет указ об освобождении крестьян. Может быть, он уже торжественно станет читаться на площадях и в церквах, когда этот скромный лист „Колокола” дойдет до России». Ни Герцен, ни Огарев в это время уже не рассчитывали на широкие масштабы крестьянской реформы. Однако, по мнению Огарева, помимо воли правительства, освобождение крестьян приведет к дальнейшим реформам: «Чтобы избежать бунтов и не потерять, а увеличить свое достояние, <дворянство> будет вынуждено искать разумной нити для выкупа крестьянских земель». В числе задач, стоявших перед Россией и подлежавших разрешению в первую очередь, Огарев намечал: «Общинное поземельное владение в Великороссии, поземельное владение для всех везде, общинное и общественное самоуправление», уничтожение чиновничества, телесных наказаний, паспортов, замена существующего свода законов новым, установление свободы печати, религии, преподавания, торговли, изменение системы рекрутства, создание областных законодательных дум и государственной союзной думы, введение гласности суда и присяжных по уголовным делам. Герцен солидаризировался с этой статьей Огарева. 5 января он просил И. С. Тургенева: «Напиши мне твое мнение о статье Огарева». 11 января тот же вопрос он задавал сыну: «Читал ли ты Огарева статью на 1 января?» Все надежды Герцена были связаны с тем, что «в России все закипает» (письмо Тургеневу от середины января 1861 г.).
Позиция Герцепа изменилась в середине февраля 1861 г. по получении известий о соединенном заседании Главного комитета по крестьянскому делу с советом министров (26 января под председательством Александра II) и Государственного совета (28 января). 26 января Александр II заявил о необходимости закончить подготовку реформы к 15 февраля! Вопреки сопротивлению крайних крепостников, был принят проект Редакционных комиссий. Герцен был хорошо информирован об этих заседаниях. 1 марта в «Колоколе» был опубликован точный отчет об обоих заседаниях (см. в наст. томе «Освобождение крестьян», стр. 249—253 и комментарий). В нем, между прочим, говорилось: «Государь требует, чтоб дело было кончено непременно к 15 февраля». 16 февраля Герцен писал М. К. Рейхель: «Указ об освобождении будет 3 марта». 24 февраля в письме к сыну он же сообщал: «Ты, вероятно, знаешь, что 4 марта провозглашается освобождение с землей. ». Герцен жадно ловил известия об условиях освобождения, о готовящемся манифесте. Он просил Тургенева и других своих знакомых и приятелей сообщать ему все новости (см. выше комментарий к заметкам «Плуг уступает эксельбанту» и «15 марта. Последние известия»). 21 марта 1861 г. Герцен писал сыну: «... весь мир не представляет теперь больше интересного зрелища, как Россия, входящая клином социального переворота в совершенно новую фазу <...> Каждая неделя приносит новости огромные, — века будут о них говорить...». У Герцена возрождалась иллюзия, будто Александр II может реализовать программу-минимум, выдвинутую в первой книжке «Полярной звезды» на 1855 г. («Письмо к императору Александру Второму» — т. XII наст. изд.) и в программном «Предисловии» к первому листу «Колокола» (т. XIII), несколько развитую затем в статье «1860 год» (т. XIV) и сформулированную также в настоящей статье: «Освобождение крестьян с землею, уничтожение телесных наказаний и гласность в суде и печати».
Однако свое окончательное мнение о характере реформы Герцен предполагал высказать лишь по ознакомлении с официальными документами, провозглашающими освобождение крестьян. 21 марта он писал сыну: «Мы ждем подробности постановлений для того, чтобы знать, стоит ли Александр II, чтобы я предложил его тост». Полученный манифест в общем удовлетворил Герцена. 25 марта в письме к С. Тхоржевскому он говорил: «Манифест получен, он не дурен...». В письме к И. С. Тургеневу От 28 марта Герцен выражал недовольство лишь слогом манифеста. 10 апреля Вольная русская типография организовала торжественный обед и праздник в честь освобождения крестьян (см. далее заметку «Освобождение крестьян» — стр. 64). На этом обеде Герцен предполагал поднять первый тост за Александра II (см. далее набросок речи Герцена — «Друзья и товарищи!», стр. 217).
Отрезвление наступило, однако, очень быстро, о чем свидетельствует, например, статья «10 апреля 1861 и убийства в Варшаве» (стр. 65). 30 апреля Герцен писал Тургеневу: «Видно, нам Россию еще долго не видеть». Изменение позиции Герцена быстро стало достоянием широких кругов общественности. В письме Прудона к Герцену от 21 апреля говорилось: «... вы сообщаете мне нечто, в одно и то же время радующее и огорчающее меня, именно весть о том, что вы не уезжаете в Россию <...> вы так же мало доверяете либерализму вашего царя, как я — либерализму моего императора» (Л
Наблюдения над ходом осуществления реформы постепенно убедили Герцена в ее невыгодности для крестьян. 5 апреля он писал Тургеневу: «грабить хотят». «Знаете ли вы все ужасы, происходящие в России? — спрашивал он 13 мая М. К. Рейхель. — В пяти губ<ерниях> расстреливали, убивали крестьян <...> во всем виновато правительство». Однако к этим выводам Герцен пришел гораздо позже Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова, сумевших правильно понять сущность реформы сразу же после опубликования манифеста. Мартовская книжка «Современника» демонстративно о нем умолчала. Чернышевский во «Внутреннем обозрении» намекал: «Вы, читатель, вероятно, ожидаете, что я поведу с вами речь о том, о чем трезвонят <...> теперь все журналы, журнальцы и газеты, т. е. о дарованной крестьянам свободе. Вы ошибаетесь в ваших ожиданиях. Мне даже обидно, что вы так обо мне думаете». («Современник», 1861, № 3, стр. 101—102).
_____
Первый шаг сделан! — 19 февраля 1861 г. был подписан манифест об освобождении крестьян, 2 марта он был объявлен сенату, 5 марта обнародован для всеобщего сведения.
Выбор в кн. Константина Николаевича, кажется, удачен. — В октябре 1860 г. вел. кн. Константин был назначен председателем Главного комитета по крестьянскому делу.
∞ печати. — Герцен имеет в виду свое «Письмо к императору Александру Второму», опубликованное в «Полярной звезде» на 1855 г., кн. I, где говорилось: «Государь, дайте свободу русскому слову <…> Дайте землю крестьянам <…> смойте с России позорное пятно крепостного состояния, залечите синие рубцы на спине наших братий» (т. XII наст. изд., стр. 274),