10 АПРЕЛЯ 1861 И УБИЙСТВА В ВАРШАВЕ
Праздник наш был мрачен. Я не знаю дня, в который бы разорванность давила беспощаднее и тяжелее, где бы плошки были так близки к слезам... Нет, русский не должен забываться, не пришло еще время нам торжествовать светло и беззаботно, не пришло время прямо и гордо подымать взгляд, — нет, еще не от избытка радости, а с горя и заглушая боль и стыд будем мы пить наше вино!
Мы как будто помолодели вестью освобождения крестьян. Все было забыто; с упованием на новую поступь России, с бьющимся сердцем ждали мы наш праздник. На нем в первый раз от роду при друзьях русских и польских, при изгнанниках всех стран, при людях, как Маццини и Луи Блан, при звуках «Марсельезы» мы хотели поднять наш стакан и предложить неслыханный при такой обстановке тост за Александра II, освободителя крестьян! Мы очень хорошо знали ответственность, которую на нас обрушивал этот тост, мы подвергались тупому порицанию всех ограниченностей, желчной клевете всех мелких завистей. Нам до этого дела не было; поступок наш казался нам чистым и справедливым. Мы знали и другое: мы знали, что этот тост, произнесенный нами и у нас, отозвался бы иным образом в сердце государя, чем подценсурная риторика допускаемых похвал и отдаваемых в казенные проценты восторгов.
Но рука наша опустилась; через новую кровь, пролитую в Варшаве, наш тост не мог идти. Преступленье было слишком свежо, раны не закрылись, мертвые не остыли, имя царя замерло на губах наших. Выпивши за освобожденного русского крестьянина, без речей, без шума, с тем печальным благоговением, с которым люди берут иную чашу, иного воспоминания, в котором также смешаны искупление и казнь, мы предложили один тост:
ЗА ПОЛНУЮ, БЕЗУСЛОВНУЮ НЕЗАВИСИМОСТЬ ПОЛЬШИ,
ЗА ЕЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ РОССИИ И ОТ ГЕРМАНИИ
И ЗА БРАТСКОЕ СОЕДИНЕНИЕ РУССКИХ С ПОЛЯКАМИ!
На разрыве — только на разрыве Польши с Россией — мы поймем друг друга! Офицер, переломивший шпагу, начал новое братство... если он погиб, как говорят журналы, если его в самом деле расстреляли, мы ему с поляками воздвигнем пограничный памятник; его именем начнется новая эра!
А вы, Александр Николаевич, зачем же вы отняли у нас праздник, зачем вы отравили его? Разве у нас их так много, разве с нашего рождения мы что-нибудь праздновали, кроме похорон?
Ведь и тогда, когда Россия, семь лет тому назад, торжествовала ваше восшествие, — она собственно торжествовала смерть.
Зачем же вы отняли у нас наш праздник? Зачем вы грубо захлопнули наше сердце, лишь только оно стало открываться чувствам примирения и радости?.. Снова сжатое, оно болезненно подсказывает горькие слова.
Sire, pas de rêveries! pas de rêveries! Вы Польшу потеряли. Вы могли стать во главе славянского движения, вы могли восстановить Польшу без капли крови — вы предпочли австрийские драгонады. Pas de rêveries, sire! Вы Польшу потеряли, т. е. живую, — зарезанная, она, может, и останется трофеем победоносному войску вашего величества.
... Хоть бы вы положили какой-нибудь срок между освобождением крепостных и убийством безоружных, чтоб мы, обратным хозяйством Гамлетовой матери, не ели праздничных пирогов у открытого рва, куда прячет ваша полиция убитых. Видно, где есть в основе неправда, там ее трудно спрятать, и надобно ждать каждую минуту беды.
Вам, друзья, бесконечная благодарность. Мы видели ваши лица и ваши слезы. Вы видели наши лица и наши слезы.
Печальным пиром нашим мы заключили, не говоря ни слова, новый союз. Вы в вашем сетовании не отказались выпить за освобождение русского крестьянина. Наша радость побледнела перед вестью о варшавских убийствах — и что-то свято-торжественное, печальное и полное глубокого смысла обняло всех!
Пойдемте же вместе! И пусть нас сопровождает брань диких и узких националистов обеих стран, делающих из своего ревнивого, алчного и тупого патриотизма какое-то нечеловеческое, исполненное эгоизма и ненависти преступление!
11 апреля 1861.
Примечания
Печатается по тексту К, л. 96 от 15 апреля 1861 г., стр. 805—806, где опубликовано впервые, с подписью: Искандер. В ОК 10 апреля 1861. Этой статьей открывается лист «Колокола». Автограф неизвестен.
См. выше комментарий к заметке «Освобождение крестьян».
____
Офицер, переломивший шпагу, начал новое братство... —
... она собственно торжествовала смерть. — Подразумевается смерть Николая I в 1855 г. О ликовании в эмигрантских кругах в Лондоне в связи с известием о его смерти Герцен рассказал в «Былом и думах», гл. «Энгельсоны» (т. X наст. изд., стр. 361 — 362).
... Sire, pas de rêveries! pas de rêveries! — (Государь, никаких мечтаний, никаких мечтаний!) Во время посещения Польши 10 (22) мая 1856 г. Александр II принял в Варшаве польскую делегацию. На выраженную депутатами надежду, что русское правительство удовлетворит национальные требования поляков, Александр заявил: «Я желаю, чтобы порядок, установленный моим отцом, не был изменен нисколько. Point de rêveries, messieurs!»
— Герцен имеет в виду участие Австрии и Пруссии в польских событиях. В октябре 1860 г. в Варшаве встретились русский император Александр II, прусский принц-регент Вильгельм и австрийский император Франц-Иосиф. Целью этой встречи было создание тройственного союза против развивавшегося национально-освободительного движения в Европе, которое грозило, после событий в Венгрии и Италии, распространиться на Польшу (см. статью «Es reiten drei Reiter», т. XIV). Драгонады — кавалерийские постои драгун в домах гугенотов применявшиеся в качестве карательной меры.
…∞ обратным хозяйством Гамлетовой матери… — Герцен подразумевает горький упрек, брошенный Гамлетом королеве Гертруде: «и башмаков не износив, в которых шла за гробом» мужа, она через месяц вышла замуж за его брата Клавдия («Гамлет» Шекспира, действие I, явление 2).