TO THE EDITOR OF «THE DAILY NEWS»
Sir, — A telegram which appeared in your estimable journal of this morning contains an extract from a letter my venerated friend Garibaldi has, it seems, addressed to me and published in the «Diritto». I have satisfaction in stating that before the knowledge of this letter we understood our position precisely in the same manner as the great Italian; and, in proof, permit me to beg your insertion of a few lines translated from Russian, and published in the last number of the «Kolokol» (№ 96, April 15). It is necessary to explain that on the 10th of April we had designed to celebrate with our fellow-labourers in the Russian printing-office, and our friends, the event of the emancipation of the peasants in Russia, and on the morning of that day arrived by telegraph the account of the massacres at Warsaw. We quote from the article referred to:
Our fête was sombre, sinister: we have known few days more heavy, when the mind has been more painfully oppressed by conflicting sentiments; never before did lampions hang so close to tears. The time is still far distant when a Russian may hold a fête for any event whatever in gaiety of heart, with no sad thought behind, with no anxious care. We had grown young again at the great news of the emancipation of the peasants; we looked forward with hope and anticipated with emotion our proposed meeting, prepared to drink, for the first time in our lives, the health of the emperor Alexander II, liberator of the peasants. We knew perfectly well to what obloquy we should expose ourselves by this act on the part of a narrow-minded political puritanism and mean jealousies. But we also knew that this toast, pronounced by us at our table, would have an echo in the heart of the emperor Alexander, very different from that of an enthusiasm under censure of the gendarmes and warmed by the police. But our hand fell, our toast was chocked in the blood at Warsaw. The crime was too recent, the wounds still bled, the corpses had not had time to become stiff.
The name of the czar expired on our lips; without speeches and without noise, with the religious Solemnity that fits the approach to another cup, evoking also the memory off a redemption and a martyrdom, we raised the glass to our lips, and having drunk to the people emancipated, we proposed but one toast «The entire absolute independence of Poland, her emancipation from Russia and Germany, and fraternal friendship between the Poles and Russians».
It is only after the еntiге separation of Poland from Russia that the two people will be capable of a mutual understanding. The Russian officer who broke his sword has begun a new era. If he has perished, as the journal announce, we will unite with the Poles to raise upon the frontier a monument to his memory — the monument of a new brotherhood.
And you, sire, why did you destroy our festival? Have we had too many since our birth? What have we had to celebrate but funerals? When, seven years ago the entire nation rejoiced at your accession to the throne, it was the rejoicing at a death.
At least, why did you not place a little interval between the liberation of the peasants and the messacre of unarmed men? Why force us, reversing the economy of Hamlet's Mother, to eat our festival cakes on the brink of the grave into which your police bad thrown the bodies of the martyrs?
Scarcely had our hearts opened to the feeling of reconciliation and joy, when it was rudely closed again, and we are left once more with only gall and bitter words.
Sire «No reveries, no reveries»[25]. You have lost Poland. You had power to place yourself at the head of the Slavonian movement — to re-establish Poland without shedding a single drop of blood. You have prefered the Austrian dragonades. «No reveries» sire — you have lost Poland; that is the living Poles — the corpse may remain as trophy to the valorous troops of your Majesty».
— I am, etc.,
Alexander Herzen,
Editor of the Kolokol.
Orsett-house, Westbourne-terrace. April 16.
________
ПЕРЕВОД
ИЗДАТЕЛЮ «THE DAILY NEWS»
Сэр, в телеграмме, появившейся этим утром в вашей уважаемой газете, приведена выдержка из письма моего, высокочтимого друга Гарибальди, которое, по-видимому, адресовано мне и опубликовано в «Diritto». Я с удовлетворением отмечаю, что еще до ознакомления с этим письмом мы понимали наше положение совершенно в том же духе, как и великий итальянец; и в доказательство этому позвольте мне просить вас поместить в газете несколько переведенных с русского строк, опубликованных в последнем номере «Колокола» (№ 96,. 15 апреля). Необходимо пояснить, что 10 апреля мы вместе с нашими сотрудниками из Русской типографии и нашими друзьями намеревались устроить праздник по случаю освобождения крестьян в России, и утром того же дня по телеграфу пришло сообщение о резне в Варшаве. Цитируем из упомянутой статьи:
Праздник наш был мрачен, зловещ: мы мало знаем дней тяжелее этого, когда душа была бы мучительнее стеснена противоречивыми чувствами; никогда прежде плошки не были так близки к слезам. Далеко еще до того дня, когда русский сможет отпраздновать какое-нибудь событие с легким сердцем, без всякой задней мысли, без всякой заботы. Мы снова помолодели при великой вести об освобождении крестьян; мы смотрели вперед с упованием и с волнением ожидали нашу предполагаемую встречу, готовились в первый раз в нашей жизни выпить за здоровье императора Александра II, освободителя крестьян. Совершая этот акт, мы отлично знали, какому поношению со стороны узколобого политического пуританизма и мелкой зависти мы подвергаем себя. Но мы знали также, что этот тост, провозглашенный нами за нашим столом, иначе отзовется в сердце императора Александра, чем энтузиазм, состоящий под цензурой жандармов и подогреваемый полицией. Но наша рука упала, наш тост захлебнулся в варшавской крови. Преступление было слишком свежо, раны еще кровоточили, трупы не успели еще окоченеть. Имя царя замерло на наших губах; без речей и без шума, с той религиозной торжественностью, какая подобает при приближении к другой чаше, также вызывающей воспоминание об искуплении и мученичестве, мы подняли стакан к нашим губам, и, выпивши за освобожденный народ, мы предложили лишь один тост: «За полную, безусловную независимость Польши, ее освобождение от России и от Германии, за братскую дружбу русских с поляками».
мы объединимся с поляками, чтобы воздвигнуть на границе монумент в его память, — монумент нового братства.
А вы, государь, зачем же вы разрушили наш праздник? Разве мы имели их слишком много со времени нашего рождения? Разве у нас было что праздновать, кроме похорон? Когда семь лет тому назад вся нация ликовала по поводу вашего восшествия на престол, это было ликованье перед смертью.
Наконец, зачем вы не положили никакого срока между освобождением крестьян и избиением безоружных людей? Зачем вы вынудили нас, обратным хозяйством Гамлетовой матери, есть наши праздничные пироги на краю могилы, в которую ваша полиция бросила тела мучеников?
Едва наши сердца открылись чувству примирения и радости, как они были грубо захлопнуты опять, и у нас снова ничего нет, кроме желчных и горьких слов.
Государь, «никаких мечтаний, никаких мечтаний»[26]. Вы Польшу потеряли. У вас хватило бы сил встать во главе славянского движения — восстановить Польшу, не проливая ни одной капли крови. Вы предпочли австрийские драгонады. «Никаких мечтаний», государь, вы Польшу потеряли, т. е. живую Польшу, — труп может остаться в качестве трофея доблестным войскам вашего величества.
Остаюсь и пр.,
Александр Герцен,
издатель «Колокола».
Orset-house, Westbourne-terrace, 16 апреля.
Примечания
Печатается по тексту газеты «The Daily News» от 17 апреля 1861 г., № Alexander Herzen, под редакционной рубрикой «Garibaldi and the Warsaw massacre» («Гарибальди и варшавская резня»). Автограф неизвестен.
____
... опубликовано в «Diritto». — Письмо Гарибальди к Герцену от 13 апреля 1861 г. было первоначально напечатано в газете «Il Diritto» от 15 апреля 1861 г., № 104. Русский текст этого письма см. на стр. 341 наст. тома.
∞ строк, опубликованных в последнем номере «Колокола» (№ 96, 15 апреля). — Далее Герцен приводит выдержки из своей статьи «10 апреля 1861 и убийства в Варшаве» (см. стр. 65—66 наст. тома и комментарий).