ДУХОВНЫЕ И СВЕТСКИЕ ДОНОСЫ,
ЦЕНЗОРОКВИЗИЦИЯ ЛИТЕРАТУРЫ,
РАЧИТЕЛИ И ПОПЕЧИТЕЛИ
По благочестивому извету богомокрицы Аскоченского сослали некоего архимандрита Феодора и ценсора его. Многообразны и различно разветвлены могут быть пути служения господу богу. Если Елисавета, унгарская угоднипа, употребляла во снедь гной ран смердящих для вящего лжебога церкви римския поклонения и чествования, то отчего же не погрузиться в гной нравственный, служа правдобогу церкви восточныя, и что значит погубить временную жизнь ближнего для пользы и украшения его вечного духообывательства? Но что еще более исполняет душу нашу радостью, через края лиющеюся, — это зрелище ревности от плевел очищения нивы сердца человеческого, не токмо в вертограде духовном, благочестивейшей императрицей, как градоотводом, защищенном, — но и в торжищах светския мысли. Гонимый из Казанского университета за светскую неспособность, но не низлагаемый в вере и ценсуре, профессор, ныне ценсор, — озаботился о душеспасении православного «Современника», и не только Ведров Казанский, но и муж прозвища лютеранского барон Бюлер, паки ревнуя о самодержавии, отдал под начало «Экономический указатель».
Да уничтожится книгопечатание и расточатся буквы его!
«Журналистика делает последнюю отчаянную попытку. Московские и петербургские редакторы составили и на днях подают просьбу об обуздании ценсуры для периодических изданий. Верно, откажут. Приходится переносить русскую прессу на заграничную почву». (Милости просим!)
В том же письме говорят, что попечитель Делянов совсем избаловался, — это, я думаю, все шалун Плетнев портит его восточно-патриархальные нравы, товариществом именно и опасен университет. Но студентам до этого дела нет, неужели им заниматься тем, какой ecuyer tranchant[40] и какой швейцар стоит в дверях просвещения: они далее сеней идти не могут, они господа передней, а студенты — гости науки. Вот причина, почему мы просим позволения не печатать нам доставленные анекдоты о Делянове, начальстве Московского университета и других.
Примечания
К, л. 98—99 от 15 мая 1861 г., стр. 835—836, где опубликовано впервые, в отделе «Смесь», без подписи. В ОК озаглавлено: Духовные и светские доносы.
В издании Лемке отнесено к разряду Dubia (Л XI, 97—98).
«вот что нам пишут из Петербурга», «мы просим позволения не печатать нам доставленные анекдоты»), ответственностью и значительностью сделанного в ней предложения продолжать издание запрещенных в России журналов за границей (ср. аналогичные предложения в заметках Герцена «Цензура усиливается» — т. XIII, «От издателей» — т. XVI наст. изд.), а также идейно-тематической и стилистической близостью другим высказываниям Герцена о цензурных стеснениях печати, о реакционной университетской политике, о «богомокрице Аскоченском» (см. статью «Богомокрицы и богосаранча», т. XIV наст. изд., о «шалуне Плетневе» (см. об этом в наст. томе, стр. 336), о бароне Бюлере (о нем см. в заметке «Цензурные зуавы», стр. 42 наст. тома), о религиозном ханжестве императрицы Марии Александровны (об этом см. стр. 305). Типичным для публицистической манеры Герцена является пародийное использование церковно-книжных форм (ср. произведения Герцена: «Архипастырское рвение о мраке», «Распространение иезуитизма в Петербурге», «О, усердному, о пастырю благоревностному!» — т. XIII наст. изд., «Запрос святейшему синоду о иерейском двоеженстве» — т. XVII наст. изд.). О стиле Герцена свидетельствует, наконец, и прием введения в повествование авторской речи от первого лица («... это, я думаю, все шалун Плетнев портит его восточно-патриархальные нравы...»; см. об этом также в комментарии к заметке «Прусский консул Бергер...», стр. 346 наст. тома). В настоящем издании в текст внесено следующее изменение:
—3: «Духовные и светские доносы, цензороквизиция литературы, рачители и попечители» «Духовные и светские доносы, цензороквизиция литературы рачители и попечители» (по тексту К2).
— Ред.