СИГИЗМУНД СЕРАКОВСКИЙ
«Он погиб, — говорит „Теймс", — от рук солдат, которым сделал столько блага».
«Сераковский, — повествует корреспондент Н. Ф. Павлова, — начал говорить при допросе о долге, о чести, но был, как говорится, срезан. Сераковский должен, конечно, понять». И точка — даже a linéa[91]. Это загадка, которой смысл должен быть мерзок, но непонятен.
Сказание «Кёльнской газеты» проще. «Сераковский, раненный в спинной хребет, не мог держаться на ногах. В день казни его солдаты принесли на помост и потом его вздернули на веревке снизу вверх (mit dem Strange von Unten in die Höhe). Накануне было разрешено проститься с ним его жене, но раненый был без памяти».
Теперь скажем и мы несколько слов русским солдатам о том, кого они несли и кого вздергивали на веревке. Нам все сдается, что русский солдат еще опомнится, а потому он должен знать. Сераковский в очень молодых летах попался в одну из николаевских проскрипций, был отдан в солдаты в Оренбургский корпус и отправлен на берега Сыр-Дарьи. Там коротко изучил он ужасное положение полкового крепостного, военного раба, называемого солдатом. В дали, в которой не было ни контроля, ни посторонних, кроме киргиз, он нагляделся на телесные наказания, и с тех пор им овладела одна мысль, дошедшая у него до фанатизма, до idee fixe, — добиться уничтожения палок, розог, шпицрутенов и пр. в русской армии.
В начале царствования Александра II Сераковский был возвращен в Петербург и в скором времени поступил офицером в Главный штаб. С этого времени начинается непрерывный, упорный труд его. Имя офицера Сераковского так же мало должно быть забыто в деле отмены телесных наказаний в армии, как имя князя Орлова.
Сераковский говорил, убеждал, проповедовал уменьшение телесных наказаний старым генералам, фрунтовпкам, которые всю свою службу лупили солдат, он приучал их уши к своей якобинской мысли. Вторым шагом Сераковского были сравнительные статистические таблицы, составленные им самим, в которых наглядно доказывалось, что число преступлений в разных армиях находится не в обратном, а в прямом отношении с свирепостию наказаний, особенно телесных, так что, где больше наказаний и где они свирепее, там и преступления свирепее и многочисленнее. Как ни ясны были выводы Сераковского, им недоставало в глазах консерваторов авторитета. Сераковский выхлопотал у Сухозанета место делегата в статистический конгресс, собиравшийся в 1860 году в Лондоне.
Тотчас по приезде своем в конгресс Сераковский втеснил свой вопрос о телесных наказаниях солдат. Потребовал цифры, процессы, все подробности. Сначала в самой Англии на это смотрели с неудовольствием: им не нравилось сравнение с французской карательной системой. Военным секретарем или министром был тогда благородный и умный Сидней Герберт; нервный, подвижной, страстный Сераковский увлек холодного бритта, sir Herbert велел ему доставить все сведения, дружески принимал его, познакомил с своей семьей и пр.
Мнение конгресса оправдывало выводы Сераковского. Тут не было, собственно, и вопроса, но Сераковскому нужно было это мнение для того, чтоб генералами науки и людьми, так высоко поставленными в мнении всего мира, как лорд Брум и др., пришибить наших генералов-дантистов.
Едва он свез свой рапорт в Петербург, как снова поехал в Алжир и Францию для изучения на самой практике дисциплины и дисциплинарных заведений без телесных наказаний.
Год тому назад он женился в Париже.
Мы познакомились с ним в 1860.
Человек деятельности непомерной, рассеянный, как все люди, поглощенные одной мыслью, сосредоточенные на одном деле он никогда не знал не только часу, но не знал, обедал или нет; постоянно занятый своим проектом, он не стеснялся с другими и несколько раз приезжал за полночь, будил меня, если я спал, и садился возле постели читать записку, листов в пять, которую ему надо было везти утром часов в 8 к Сиднею Герберту или в конгресс.
Мистик, как большая часть поляков, да мистик и по самой фанатической, нервной натуре своей, Сераковский по политическим мнениям был всего ближе к чисто социальному воззрению. К России у него не было не только тени ненависти, но он с любовью останавливался на мечте о независимой Польше и дружественной с ней вольной России.
его, раненого, его, нестоящего на ногах, вздернут на веревке и задушат «не как военнопленного — что великодушно ему заметил конвоировавший его офицер-литератор, — а как разбойника/»
У кого правильно поставлено сердце, тот поймет, что Сераковскому не было выбора, что он должен был идти с своими... И такая казнь!
Примечания
Печатается по тексту К, л. 168 от 1 августа 1863 г., стр. 1382 — 1383, где опубликовано впервые, без подписи. Автограф неизвестен.
Принадлежность статьи Герцену определяется упоминанием о знакомстве с Сераковским («Мы познакомились с ним в 1860»), о чем Герцен рассказывал также в «Вылом и думах» (см. т. XI наст. изд., стр. 610). Авторство Герцена подтверждает также повествование от первого лица («Не думал я, подтрунивая над его мистическими фантазиями...»).
(Л XVI, 406 — 408).
Сераковский в очень молодых летах попался в одну из николаевских проскрипций...— В 1848 г. за попытку перейти границу 3. Сераковский, тогда студент Петербургского университета, был арестован и сослан в арестантские роты, сначала в Повопетровскую крепость на побережье Каспийского моря (ныне г. Форт Шевченко), а затем переведен в Оренбург.
— В 1861 г. посланник России в Бельгии кн. Н. А. Орлов подал на имя Александра II «Записку об отмене телесных наказаний в России и в Царстве Польском». «Записка» была напечатана с сокращениями в К, л. 130 от 22 апреля 1862 г. в составе публикации «Князь Орлов и Филарет митрополит». Полный текст «Записки» был опубликован впервые в «Русской старине», 1881, № 3. Об отмене телесных наказаний см. комментарий к стр. 154.
... для изучения на самой практике ~ дисциплинарных заведение без телесных наказаний. — В результате изучения дисциплинарных уставов современных ему армий Сераковский написал большую работу «Извлечение из писем о военно-полевых законодательствах и о военных учреждениях главнейших европейских государств», опубликованную в «Морском сборнике» 1862 г.
дружественной с ней вольной России. — Свой взгляд на урегулирование русско-польских отношений Сераковский наиболее ярко выразил в статье «Польский вопрос», которая была обнаружена III отделением уже после казни Сераковского и впервые опубликована в 1884 г. («Русская старина.» № 1, стр. 48 — 60).
... не как военнопленного ~а как рaзбойника!» — Герцен цитирует корреспонденцию «После дела с шапкой Доленго», напечатанную в «С. -Петербургских ведомостях», № 128 от 8 июня 1863 г., стр. 527. Текст корреспонденции ранее приводился Герценом в статье «Россиада» (см. стр. 179 наст. тома и комментарий к ней).
— Еще в 1858 г. Сераковский возглавил тайную организацию польских офицеров в Петербурге, готовившихся к борьбе за независимость Польши. В 1862 г. он установил связи с Центральным национальным комитетом в Варшаве и повстанческой организацией в Литве. После начала восстания 1863 г. он направился в Литву, где возглавил повстанческие отряды, состоявшие главным образом из крестьян. Во время одного из сражений с царскими войсками был тяжело ранен, взят в плен и 15 июня 1863 г. повешен в Вильно. См. об этом также в статье «Россиада».
— Ред.