ИЗ ЗАВЕДЕНИЯ А. А. КРАЕВСКОГО
... Таково... (каково было поведение французских эмигрантов первой революции) свойство всех выходцев, не умеющих действовать в трудные минуты отечества, которого они не знают и не любят, а принимающих на себя разные красивые позы агитаторов издали, с того берега...
С нашими эмигрантами та же история. Именно в то время, когда Россия приготовлялась к обновлению и наиболее нуждалась в людях талантливых, честных, дельных и знающих, когда готовилась уже крестьянская реформа, поднявшая народный дух и оживившая- весь организм государства, когда мы напрягали все силы, чтоб вступить на путь новой гражданской жизни, — эти господа почли за благо распродать свои имения с своими крепостными, собрать деньги и уехать из родной земли, чтобы там, на другом берегу, спокойно наслаждаться зрелищем болезней, переносимых обновляющейся Россией, и утешать себя тем, что вот они, эмигранты, так высоко поставлены натурою и так великодушны, что не могут перенести русских порядков, предоставляя нам, чернорабочим, трудиться на самом деле; они же будут только издали писать нам наставления, похваливать изредка за прилежание или пускать в нас каламбурами, если что не по них сделается... Гаже этой роли трудно что-нибудь придумать!.. («Голос», № 195).
Если б ученый автор этих достопримечательных строк спросил у своего принципала, он увидал бы, что очень легко не только придумать, но вспомнить роли гораздо гаже. Андрей Александрович Краевский, занимаясь двадцать пять лет пристанодержательством в русской литературе, много видел и много помнит.
Действительно, судьба этого замечательного содержателя литературных притонов сама по себе очень интересна и может служить примером несправедливости и безапелляционности нашего суда. Краевский состоит четверть столетия в подозрении грамотности и образа мыслей, обнаруженного в ряде статей, писанных другими, но подшитых лист к листу им самим.
Напрасно люди, принимавшие участие в нем, оправдывали его, говорили, что грамота грамоте рознь, что есть три грамоты: одна читает, одна пишет, одна счеты сводит — и что Краевский только дошел до первой и отличился в последней. Мало ли, говорили они, примеров у нас: читать человек читает, а писать не пишет, другой не пишет и не читает, а на счетах пощелкивает, словно орехи грызет. Но противники Краевского и тут нашлись, они говорят — это не доказывает, что у него нет образа мыслей, он не писал, но он диктовал, одному Белинскому томов десять продиктовал, а Белинский-то, сами знаете, что такое за человек. Так и остался Краевский в подозрении имения образа мыслей. Двадцать пять лет не шутка — кабы мнение его было беспорочное, можно было бы его представить к пряжке, вместо которой он исходатайствовал бы у Головнина денежное вознаграждение. Это, впрочем, одно предположение. Беспорочного образа мыслей у нас нет, по крайней мере он не называется образом мыслей.
— кто не завертывал в горькую минуту к нему. Дело Краевского было торговое, теткинское: он искал сбить цену товара, покупал иногда гнилой; но прежде у него была сметка, чутье, а с летами и богатством все это притупилось. Мы ему советуем, по старому знакомству, возбудить свою бдительную осторожность: она может с успехом заменить благородство.
Статья, из которой мы выписали несколько строк, направлена против кн. П. В. Долгорукова, и он в долгу не остался — но по дороге задеты и мы.
О праве и значении эмиграции, о том, полезна или нет была наша десятилетняя деятельность, мы с Краевским и его лаборантами рассуждать не будем. Этого дела не разрешишь в коммерческом суде, на это есть инстанции повыше. Мы возьмем предмет, больше доступный практическому взгляду негоцианта, а именно: продажу имения с крепостными людьми. Положим, честнейший Андрей Александрович, что ваш фельетонщик не знает, продавал я или нет что я не продавал никогда никакого имения, никаких людей; я смело говорю, что вы это знаете— это только гаже, говоря языком вашего фельетонщика; за прямое обвинение есть ответственность, а в прозрачном намеке» всегда остается возможность ее отклонить. «С того, мол, берега — это не значит с вашего, коли есть Цепной мост, стало, есть и у III отделения и тот и этот берег».
эту клевету совершенно сознательно, чтоб подслужиться Головнину, угодить Валуеву, подладиться Долгорукову, и вы воображаете, что поступили расчетливо. Где ваше чутье? Великий... (далее ценсура не пропустила).
Примечания
К, л. 170 от 1 сентября 1863 г., стр. 1402 — 1403, где опубликовано впервые, в отделе «Смесь», с подписью: И — р. Автограф неизвестен.
«Голос», № 195. —Герцен цитирует часть статьи «Вседневная жизнь», напечатанной анонимно в газете Х. «Голос», № 195 от 30 июля 1863 г.
... занимаясь двадцать пять лет пристанодержательством в русской литературе... — С 1839 г. А. А. Краевскпй издавал «Отечественные записки», превратив журнал в доходное торговое предприятие. С 1852 по 1862 г. он арендовал, вместе с А. Н. Очкиным, газету «С. -Петербургские ведомости» (см. оценку этого издания Герценом, например, в статье «Религиозное значение „СПб. ведомостей"» — т. XIV наст. изд.). С 1863 г. Краевский издавал субсидировавшуюся негласно правительством газету «Голос». Позицию органов Краевского в период пореформенной реакции Герцен охарактеризовал в статье «По поводу крепких слов г. Каткова и слабостей генерала Потапова» (см. т. XVI наст, изд.)
Статья ~ направлена против кн. П. В. Долгоруксва, и он в долгу не остался... — Цитируемая выше Герценом часть статьи носила подзаголовок «Кое-что о кн. П. В. Долгорукове и об эмигрантах вообще». Долгоруков ответил на нее открытым «Письмом к императору Александру Николаевичу» от 4(16) августа 1863 г. («Листок», № 11 от 27 августа 1863 г., стр. 82), в котором он называет «бесчестным» со стороны Александра II «дозволять ругательства и клеветы, может быть даже подстрекая к ним», на людей, чье слово запрещено в России. Долгоруков сопроводил письмо «Примечанием для читателей», где разоблачал торговые махинации Краевского в журналистике. Письмо П. В. Долгорукова к Александру II было перепечатано в «Колоколе» перед текстом комментируемой заметки.
— Ответ на аналогичное клеветническое обвинение Герцен дал ранее в статье «Calomnie» (см. т. XIII наст. изд., стр. 395).