Дело Серно-Соловьевича

ДЕЛО СЕРНО-СОЛОВЬЕВИЧА

Один из благороднейших, чистейших людей в России, Н. А. Серно-Соловьевич, отправлен на вечное поселение. «Умное правительство, — сказал один из членов Государственного совета, — старалось бы иметь за себя таких людей» — да!.. умное!

Мы умоляем друзей наших прислать нам in extenso[163] сенатскую записку этого дела. Приговор колоссальностью нелепости, отсутствием единства и какой-то небрежной растрепанностью (времени не было порядком написать!) далеко оставляет за собой прежние юридические маски, которыми прикрывались царские мести. Около трех лет держали людей в казематах, нередка доходили мрачные слухи о важности дела... Сенатское стадо приговаривало их к каторге, потом само увидело, что перебрело все границы, и побрело назад. В чем же дело? Да в том, что его нет. Отнимите у приговора маскарадные слова, подьяческие выраженья, полицейские микроскопы, и останется тощий процесс первой инстанции. Серно-Соловьевич был знаком с лондонскими пропагандистами, читал их издания, давал их читать другим и встретился с юридической редкостью первой величины (кто тут удержится, чтоб не знакомиться?) — с неосужденным государственным преступником Кельсиевым, который представлен вдали каким-то Тамерланом, потрясающим империю всероссийскую... Далее все тайна: когда Кельсиев возведен в новое звание, не объяснено, в чем состояли его неосужденные преступления до поездки его в Россию, не сказано. Равно умолчано, отчего Кельсиев преступник, если он не осужден, и зачем он не осужден, если он преступник, как будто не судят отсутствующих. Все это страшная белиберда, но «неосужденный государственный преступник» останется скромной лептой, внесенной в XIX столетии русским судопроизводством в сравнительное законоведение.

Вина Ветошникова, Владимирова и других, менее наказанных, само собою разумеется, еще ничтожнее. Тут приговор отличается удивительной казуистикой. Серно-Соловьевич наказывается за распространение заграничных сочинений их преступного содержания (и запятой даже нет), а Ветошников и Владимиров только за распространение преступных сочинений (без содержания?). Далее одна глупость за другой: Лялин наказан за подозрение в переписке с Бакуниным. Английского подданного А. Бени, за недоведение до сведения правительства о прибытии Кельсиева — выдержать в тюрьме, а за недоведение до сведения правительства о прибытии Кельсиева в Россию — оставить в сильном подозрении и затем выслать за границу. По какому трактату английские подданные обязаны делать такие любезности русской полиции, мы не знаем и обращаем на это внимание Foreign office'a[164]. Девицу Марию Челищеву, за имение у себя запрещенных сочинений и изображений, велено выдержать под арестом десять дней. В пущие дни бешенства нашего незабвенного Саула не было ничего более гнусного. Недонос — уголовное преступление!

Вот и все, остальное — канцелярская фиоритура, арматура, гарнитура, hors d'œuvre[165] и неловкое извинение самодержавной, но нечистой совести в свирепости преследований и зверстве приговоров.

Судьба Серно-Соловьевича и его товарищей смягчена. Приговор преднамеренно напечатан вслед за похоронами наследника, с которыми он так же мало имеет общего, как приговор вольнопрактикующего врача Ганценбаха, востроумно прибавленный в газетах к приговору Серно-Соловьевича (чья это выдумка — интересно бы знать). Огорченного государя хотели оставить в подозрении, что он смягчил участь приговоренных, но е. в. заговелся на трех разбойниках, которых великий князь заставил разыграть ролю повешенных, и на нескольких тысячах казенных. денег, посланных погорелым. В смягчении участи Серно-Соловьевича и подсудимых он не участвовал. Их отстоял один из членов Государственного совета, пораженный благородством, откровенностью, силой ответов Серно-Соловьевича; он перебрал дело и, удивленный инквизиторским и с тем вместе тупо-полицейским характером его, отстоял сколько мог Серно-Соловьевича, вопреки разной ветоши и, говорят, разных немецких нахлебников вроде Петра Ольденбургского.

Если у высочайшей мести нет больше изобретательных обер-секретарей, которые умели бы тотчас вдумать «Много, мол, будешь знать, скоро состаришься».

Что ответы Серно-Соловьевича поразили порядочного человека, в этом нет ничего удивительного. Серно-Соловьевич принадлежит к числу тех избранных на великий пример сосудов, тех вперед помазанных на мученичество лиц, которые спокойно идут своей дорогой и ясно смотрят в глаза беснующимся судьям — перед этими людьми власть срезывается и потому неохотно поднимает на них руку. Их нельзя, по поучительному примеру Тиверия, осквернить в тюрьме, чтоб сделать достойными казни. Таков был Грановский, и Николай обошел его. Милосердый Александр II, целовавший Серно-Соловьевича губами князя Орлова, не так разборчив.

Примечания

К, л. 200 от 15 июля 1865 г., стр. 1637 — 1638, где Опубликовано впервые, с подписью: — р. Этой статьей открывается лист К. Автограф неизвестен.

Николай Александрович Серно-Соловьевич, один из создателей и руководителей «Земли и воли», был арестован в тот же день, что и Чернышевский, — 7 июля 1862 г. в связи с письмами к нему Герцена, Огарева и В. И. Кельсиева, захваченными при аресте у П. А. Ветошникова (см. в наст. томе комментарии к примечанию Герцена при публикации «Дела Н. Г. Чернышевского»). Арестованный был заключение Петропавловскую крепость.

Герцен очень болезненно реагировал на полученное им известие об аресте H. А. Серно-Соловьевича и Чернышевского (см. заметку «Хроника террора» в т. XVI наст. изд.). Тогда же в письме к Е. Салиас де Турнемир Герцен писал: «Страшно больно, что С<ерно>-С<оловьевича>, Чер<нышевекого> и других взяли. Это у нас не закрывшаяся рана на сердце» (письмо от 21 августа 1862 г.).

«процессе 32-х», обвиняемых в сношениях с «лондонскими пропагандистами». B. И. Касаткин в письме к Герцену от 15 ноября 1862 г. сообщал: «Из России вести мрачнее и мрачнее. В прошлом месяце брали дворника и прислугу. дома С<ерно>-С<оловьевича>для расспросов <...> Первый допрос Серно-Соловьевича был в конце прошлого месяца. Он бодр духом и спокоен до-нельзя; судя по его письмам из крепости, для обвинения его и Чернышевского велено составить выдержки из их печатных произведений. Верно уже и компилятора искусника подберут» (ЛН, т. 41 — 42, стр. 53 — 54).

26 декабря 1863 г., в письме к брату Н. А. Серно-Соловьевевича Александру Герцен писал: «Мы знаем о вашем брате и о Чернышевском, лишь бы физические силы выдержали». Огарев в этом же письме сделал приписку: «Пишите, что знаете о брате. Он не выходит у меня из памяти, я его бесконечно люблю» (ЛН, т. 67, стр. 744).

Н. А. Серно-Соловьевич вел себя на следствии исключительно стойко и с большим достоинством (см. Мих. Лемке. Очерки освободительного движения «шестидесятых годов», стр. 105 — 106), В двух «Прошениях» да имя Александра И, написанных 12 и 26 января 1864 г., Н. А. Серно-Соловьевич высказывает смелые суждения, которые ничего общего не имели с какими-либо просьбами о снисхождении, к чему, казалось бы, обязывал автора характер его обращения. «В мою недолгую, но не бедную деятельностью жизнь, — писал Н. А. Серно-Соловьевич, — руководящими началами всех моих действий были: любовь к отечеству и прочие нравственные правила» (там же, стр. 185). Чрезвычайно показательны высказывания арестованного о личных связях с редакторами «Колокола» и его симпатиях к ним. «С Герценом и Огаревым, — писал H. A. Серно-Соловьевич, — я познакомился в Лондоне <...> Личное знакомство представило мне Герцена и Огарева в новом свете. Я увидел, что это не увлекающиеся люди и не фанатики. Их мнения выработаны раямышлением, изучением и жизнью; такого рода мнения всегда добросовестны» (там же, стр. 189). На вопрос следственных органов, почему он не донес о желании Кельсиева распространить свои произведения в России, Н. А. Серно-Соловьевич отвечал: «Мои обязанности верноподданного определяются положительным законом и совестью. Там, где их требования расходятся, где приходится поступаться ими против закона или против совести, я всегда действую по внутреннему убеждению. Извещать правительство о мыслях, высказанных у меня в доме моим гостем, я считаю противным своей совести» (там же, стр. 209). Таков был на следствии этот «последний, — по определению Герцена, — русский маркиз Поза».

(ЛН, т. 62, стр. 552 — 561).

Герцен очень высоко ценил Н. А. Серно-Соловьевича и как человека, и как борца за народное дело. Выступая в его защиту, он обратился с гневными словами обвинения в открытом письме к Александру II (наст. том, стр. 340). 25 мая 1865 г., печатая в К свое письмо к царю, Герцен еще не знал, что уже 30 марта 1865 г. Александр II подписал приговор по «делу 32-х». Видимо, только во второй половине июня 1865 г. Герцен узнал об этом из официальных столичных газет: 1 июля 1865 г. в 197-м листе «Колокола» он сообщил о том, что состоялось публичное объявление приговоров Н. А. Серно-Соловьевичу, П. А. Ветошникову и H. M. Владимирову, добавив: «Мы возвратимся к приговору в следующем листе» (см. наст. том, стр. 391). 200-й лист «Колокола» от 15 июля 1865 г. открывается статьей Герцена «Дело Серно-Соловьевича». В примечаниях к ней был перепечатан опубликованный в русских газетах приговор сената, «мнение Государственного совета» с надписью царя: «Быть по сему», а также выдержка из «Ведомостей С. -Петербургской городской полиции», извещавших о публичном объявлении приговора.

Статья «Дело Серно-Соловьевича» явилась уничтожающим разбором приговора по. «делу 32-х» и одновременно блестящей характеристикой осужденного руководителя «Земли и воли».

«Колокола» был помещен «Протест В. Касаткина» (осужденного по делу о лицах, связанных с лондонскими пропагандистами, к лишению всех прав состояния и вечному изгнанию из России), где также говорится о Серно-Соловьевиче.

Вновь и вновь возвращаясь к «делу» Н. А. Серно-Соловьевича, Герцен в письме к сыну от 11 августа 1865 г. писал: «Серно-Соловьевич держал себя благородно до-нельзя и даже когда читали сентенцию “по просьбе матери” сказал: „Я ее об этом не просил”». Несколько позднее Герцен повторил свою высокую оценку поведения подследственного: «Серно-Соловьевич, как мы и знали, везде, во всем вел себя удивительно» (см. наст. том, статью «Болтовня с дороги», стр. 412).

На преждевременную смерть Н. А. Серно-Соловьевича Герцен откликнулся в статье «Иркутск и Петербург» (т. XIX наст. изд.).

... сказал один и» членов Государственного совета... — Слова эти, судя по позднейшим высказываниям Герцена (см. в наст. томе статью «Болтовня с дороги» и письмо к сыну от 11 августа 1865 г.), приписывались кн. А. А. Суворову — петербургскому военному губернатору, пользовавшемуся репутацией большого либерала. Как вспоминает Н. В. Шелгунов, Суворов имел случай раньше познакомиться с Н. А. Серно-Соловьевичем и был покорен его обаянием и высокой образованностью» (Мих. Лемке. Очерки освободительного движения «шестидесятых годов», СПб., 1908, стр. 42). О знакомстве с кн. Суворовым Серно-Соловьевич упомянул в своих показаниях в декабре 1862 г. (там же, стр. 144).

...  — Получил ли Герцен сенатскую записку по «делу 32-х», сказать трудно. В статье «Иркутск и Петербург» (см. т. XIX наст. изд.) он, возмущаясь расправой над Н. А. Серно-Соловьевичем, писал: «Прочтите сенатскую записку и всплесните руками». Однако то обстоятельство, что сенатская записка о лицах, обвиняемых в сношениях с лондонскими пропагандистами, не была опубликована ни в «Колоколе», ни в других изданиях, дает основание предполагать, что Герцен писал о «приговоре», который напечатан в официальных газетах и в «Колоколе».

 — Герцен имеет в виду следующие пункты приговора: «Правительственный сенат, рассмотрев дело о. разных яйцах, обвиняемых в противозаконных сношениях с лондонскими изгнанниками, между прочим определил: 1) Отставного надворного советника Николая Серно-Соловьевича, 29 лет, за участие в злоумышлении с лондонскими пропагандистами против русского правительства, за распространение заграничных сочинений их преступного содержания, за дачу себя убежища неосужденному государственному преступнику Кельсиеву с знанием преступных его замыслов и за дерзостное порицание де ствий правительства и самого образа правления <...> лишить всех прав состояния и сослать на каторжную работу в крепостях на 12 лет, а затем поселить в Сибири навсегда; 2) Отставного коллежского секретаря Павла Ветошникова 33 лет и 3) Почетного гражданина Николая Владимирова, 26 лет, за пособничество пропагандистам в сношениях их с соумышленниками и за пособничество в распространении преступных их сочинений <...> лишить всех прав состояния и сослать в каторжную работу на заводах, на восемь лет, а затем поселить в Сибири навсегда; но принимая во внимание раскаяние их, ходатайствовать перед его императорским величеством о смягчении им сего наказания тем, чтобы по лишении всех прав состояния сослать в Сибирь навсегда».

Государственный совет не только закрепил это отступление «сенатского стада» (по выражению Герцена) в отношении Ветошникова и Владимирова, ной признал возможным «во внимание к просьбе матери Серно-Соловьевича и особым обстоятельствам этого дела, всеподданнейше ходатайствовать о смягчении участи этого подсудимого. Вследствие сего государственный совет мнением положил: 1) Участь отставных: надворного советника Николая Серно-Соловьевича и коллежского секретаря Павла Ветошникова повергнуть монаршему милосердию с представлением, не благоугодно ли будет его императорскому величеству высочайше повелеть: подсудимых сих по лишении всех прав состояния, не ссылая в каторжную работу, поселить в Сибирь навсегда» (К, — 1638).

... в чем состояли его неосужденные преступления до поездки его в Россию... — О нелегальном пребывании В. Кельсиева в России в марте марте — 1862 г. под именем турецкого подданного Василия Яни с целью установить прочные связи с раскольниками и содействовать распространению изданий вольной русской прессы стало известно правительству из его писем, отобранных у П. Ветошникова.

... и вашем выслать aa границу. — Герцен почти дословно передает данные «приговора» об Артуре Бени (К,

... нашего незабвенного Саула... — Так Герцен называл императора Николая I.

Приговор преднамеренно напечатан вслед за похоронами наследника ~ — Извещение о том, что 2(14), 3(15), 4(16) июня будет публично объявлен приговор Н. Серно-Соловьевичу, затем П. Ветошникову и Н. Владимирову, появилось 2(14)Т июня 1865 г. в 118-м номере «Русского инвалида». Там же был помещен приговор вольноопределяющемуся врачу И. И. Ганценбаху, осужденному «за пособничество и составлении фальшивых документов» (ср. «Болтовню с дороги», стр. 412). За два дня до этого в №116 «Русского инвалида» от 30 мая 1865 г. в разделе «Внутренние известия» было помещено сообщение «О панихидах в Петропавловском соборе и погребении тела <...>цесаревича Николая Александровича».

... заговелся на трех разбойниках, которых великий князь заставил разыграть ролю повешенных. — См. в наст. томе заметку «Что город, то норов». —

Их отстоял один из членов Государственного совета... — по подавлению польского восстания были признаны недостаточно решительными. В статье«Катков и государь» (т. XIX наст. изд.), говоря о предстоящем процессе ишутинцев, Герцен писал: «Суд будет составлен не из судей, а из людей старых, глупых, без малейшего понимания дела и с большим запасом раболепства и желанья выслужиться. Но, может, в их числе замешается, как в деле Петрашевского, какой-нибудь честный старик Набоков или как в деле Серно-Соловьевича Назимов...»

... равных немецких нахлебников вроде Петра Ольденбургского. — Видимо, Герцен имел сведения о неблаговидном поведении принца П. Г. Ольденбургского во время процесса 32-х. Многочисленные отзывы Герцена об этом тупом и бездарном мракобесе, управлявшем с 1860 г. IV отделением императорской канцелярии и заведовавшем воспитательными учреждениями, см. в статьях и заметках 1861 — 1862 гг. (т. XV и XVI наст. изд.).

... целовавший Серно-Соловьевича губами князя Орлова... — В сентябре 1858 г. Н. А. Серно-Соловьевич, будучи тогда мелким чиновником Главного комитета по крестьянскому делу, имел смелость проникнуть в императорский парк в Царском селе и вручить лично Александру II письмо, в котором говорил о непростительном обмане и волоките, сопровождающих подготовку крестьянской реформы, и о тревожном положении дел в стране. Александр II наложил на записке Н. А. Серно-Соловьевича резолюцию следующего содержания, адресованную в первой части к председателю Государственного совета князю А. Ф. Орлову: «Призовите его, — писал Александр II, — поблагодарите его от моего имени. Скажите ему, что я не только на него не сержусь, но искренно благодарю за откровенное изложение настоящего положения дел, хотя пылкость юношества и повела его, может быть, слишком далеко» (Мих. Лемке. Очерки освободительного движения «шестидесятых годов», СПб., 1908, стр. 50). В соответствии с этим распоряжением А. Ф. Орлов, как свидетельствует хорошо осведомленный современик, вызвал к себе Н. А. Серно-Соловьевича и, передав благодарность императора, сказал, что Александр II «приказал тебя поцеловать» (Г. Щербачев. Идеалы моей жизни. М., 1895, стр. 198 — 200. Ср. «Из далекого прошлого» Л. П. Шелгуновой, СПб., 1901, стр. 110 — 111). Герцен трижды упоминает об этом случае: в статье «Новая фаза в русской литературе», в письме к Александру II 1865 г. и, наконец, в настоящей статье.

— Ред.