Герцен Александр: Ответ И. С. Аксакову

начну с того, что еще раз поблагодарю вас за помещение моего письма из Флоренции в «Москве». Мое доверие к вам было основательно. Не разделяя большей части ваших мнений, я всегда уважал вас. Уважением между противниками рознь, их делящая, естественно подымается в ту сферу, в которой можно высказываться без личностей и желчи, с грустью и сожалением в невозможности убедить — но без колкого, злого слова, укрепляющего еще сильнее спор. Я вам благодарен и за другое — вы вашими примечаниями дали мне снова случай объяснить наше положение (наше, т. е. издателей «Колокола»), отвести не только «наветы» и клеветы, но поправить совершенно ложное понимание всей нашей деятельности.

Случайно 58 лист «Москвы» пришел ко мне из Женевы 5 апреля, и я принялся за ответ вам на другой день, т. е. по старому календарю 25 марта. В этот день мне стукнуло пятьдесят пять лет. Каждый останавливается, на этих порогах и гранях и оглядывается. Остановился и я, ваша отметка натолкнула еще больше на разбор. Вызвал я и прежние родные тени сороковых годов и едва отступившие в былое очерки начала шестидесятых; перебрал я светлое время пробуждавшейся России и полного успеха лондонской вольной печати и печальные годы побиения нас каменьями, на которых часто оставались следы пальцев, очень недавно жавших с дружбой и сочувствием наши руки… и скажу вам с глубокой искренностью, обдуманно, спокойно и честно, без малейшей примеси самолюбия, без малейшего желания самооправдания: в моем прошедшем много ошибок, много слабостей, много увлечений, но совесть моя, относительно России, чиста, я ни ей, ни основам всего нравственного быта нашего, всей нашей религии не изменил ни разу. С главного тракта, подорожная которому очищена до конца 1862 сочувствием всей России, мы никогда не сбивались. Мы остались те же; изменились не мы — вся атмосфера изменилась, все вы. Разве солдата, оставшегося при своем знамени, когда все другие перебежали, называют изменником?

Каяться мне не в чем, разве в ином неумеренном или жестком слове; совсем напротив, я зову к покаянью, я жду кающихся. Мы звоним к исповеди, к пробужденью совести. Словом примиренья и брани, слезами и оскорблением будим мы вас, и nolens-volens, с нами или без нас, вы проснетесь.

Какой грех против России лежит на моей душе?

С отрочества я отдал ей мою жизнь, для нее работал как умел, всю молодость и двадцать лет на чужбине продолжал ту же работу. Я проповедовал Россию на Западе, тогда когда о России, благодаря николаевской форме, никто не смел заикаться без брани. Скорбя об вашей общей апатии и беспомощности, я поставил первый русский бесценсурный станок в Лондоне и печатал безустанно, когда все боялись читать; оттого-то, когда пришла бодрость, вы нашли готовый орган. Печатал я под ваши рукоплесканья и печатал осыпаемый бранью потом. Остановиться я не мог и не хотел, так как не мог ни устать, ни перестать любить и понимать. Остановиться значило умереть, значило второй раз оставить отечество и уж без той земли, которую я, вопреки Дантону, унес на своих подошвах, по выражению одного из умнейших противников наших.

Из-за черных грязей, в которые вы попали, я видел будущий путь.

Каждое соприкосновение с Западом, каждый ряд событий в Европе столько же оправдывали и укрепляли меня, как зарницы, реявшие в новой тьме вашей, и тот же внутренний голос шептал мне на ухо: «Будущее не здесь, не ты ли сам проповедовал это?»

Разве язык наш изменился, разве мы не то же проповедуем теперь, что проповедовали в первых книжках «Полярной звезды» и в первых листах «Колокола»? Зачем вы нашим протестом против азиатского, ветхозаветного уничтожения Польши, против диких мер, предаваемых вами справедливому позору в Кандии и Галиции, задвинули положительную, созидающую сторону нашей пропаганды? Зачем в вашем бесчеловечном патриотизме вы забыли наше участие в великом деле освобожденья крестьян с землею, в борьбе за свободу слова, за гласный суд, за терпимость раскола? Зачем вы, из-за наших слов оскорбленной любви и стыда, забыли нашу речь о России в Европе и то, что мы первые указали на союз России с Америкой?

По привычке прежних помещиков вы стерли все прошедшее за резкий упрек, за независимое слово, в котором звучало негодованье свободного человека, — вам каяться!

На каком основании вы — речь тут, само собою, не исключительно об вас, а о большинстве людей, разделяющих ваши мнения, — с тою же несчастной опрометчивостью, с которой пожертвовали нас, пожертвовали, по голословным полицейским наветам, всякой идеей независимости и свободы мнений до такой степени, что не нашли не только ни протеста, ни сочувствия, но даже не нашли молчания, когда ссылали на каторгу и вязали к позорному столбу Михайловых и Чернышевских? Теперь вы знаете, куда привел крестовый поход против материализма, нигилизма и социализма.

Вы не догадывались, кому вы работали в руки... Посмотрите, Катков начинает пугаться, так, как прежде его испугался Чичерин и др. Катков обойден, и из-за виселиц Муравьева, обвернутых «Московскими ведомостями», выглядывает во всем безобразии дворовая «Весть».

Польский вопрос чуть ли не хуже. Давно ли вы все стали так храбро за право сильного? Или с какого числа и месяца вы догадались, что Польша — Россия? Неужели мне вам напоминать, что в 1862 году орган, близкий «Москве», принимал польскую национальность за живую и правомерную? Что один из свирепейших врагов Польши с 1862, перед своим обращением пил в Праге тост за восстановление Польши? Что два петербургские журнала... да что приводить частные примеры — неужели вы не знали, что проект об отделении конгрессовой Польши был на столе у государя, что шла речь о восстановлении конституционного королевства и о назначении одного из великих князей — королем?

Правительство было увлечено в другие пути взрывом обиженного чувства народности вследствие западных «голословных» нот, но как же Польша-то утратила свои права от родомонтад дипломатии и раздражительности нашего патриотизма? Разве она перестала быть католической, европейской, совершенно западной, насильственно четвертованной между ненавистной ей Россией, всепожирающей Пруссией и всеудушающей Австрией? Уж польскую-то национальность никак нельзя назвать стертой, она жива во всем: в чертах лица, в чертах мысли, в страсти сердца, в характере, в религии, в ручьях крови, не имеющих никогда времени просохнуть.

— «Но сила оружия!» — Stop — этого я не допущу, мы слишком с вами стоим за греков и славян, чтоб именно теперь, накануне их восстания, опираться на свирепое право меча.

— «Да, видите, их притязания, границы»... Если б вина была со стороны Польши, вам-то что же было предупреждать их ошибки и, боясь, что они потребуют многого, отнимать у них все?

чтоб развязать себе, наконец, руки. Приданое ей дать надобно было, лишь бы сделать из нее отрезанный ломоть. Проводить ее с хлебом и солью — лишь бы освободиться от нее, а не держать ее против воли и мять ее раненое тело зубами вцепившегося бульдога... До этого пониманья не только не доросла наша дипломатия, но ни даже вы, передовые люди.

Поляков, которые хотели бы остаться под державой России, я не видал, а видел я поляков довольно на моем веку... Что же, кроме вечной бойни, сделаете вы этим насильственным усвоением? Посмотрите на народы, которые хотят быть побеждены, — они после первой борьбы, как женщины, жаждущие насилия, бросаются на юнкерскую койку берлинского Дон Жуана Бисмарка.

Мы говорили откровенно наше мнение полякам, что, отделяясь от России, они отделяются от новой жизни, в которую непременно Россия увлечет славянский мир, и будут поневоле делить судьбу мира латинского[84]. Но этого они и хотят. Время насильственных крещений à la Charlemagne прошло.

Мы не верим, чтоб можно было приколачивать гвоздями, оружием захваченные куски земель и делать из них живые части организма. Вы думаете иначе — будемте спорить, но отбросьте употребление уголовного суда и церковных анафем как доказательства. Прудон проповедовал федерализм как единственную, свободную и разумную государственную форму. Его всячески бранили, но не называли изменником. Брайт недавно сказал: «Да отдайте вы эту Ирландию Америке или оставьте ее независимой!» — и никто не считает Брайта дурным англичанином.

Мы говорили то же во время восстания, что говорили прежде, отчего же прежде на нас не накладывали покаяния? Язык наш стал жестче, это правда, но вспомните теперь, что было в России очень недавно, — сгоряча вы не давали себе отчета и едва заметили, что вы все запачкались польской кровью. Пора же протрезвиться и понять, что овации в стихах и прозе, в кулебяках и тостах герою застенков и пыток были отвратительны, что метода добиванья побежденных, ссылка на каторжную работу людей, взятых с оружием в руках, казни пленных и раненых, казни после усмирения — чудовищны. При всем нашем чинопочитании мы никак не можем понять, отчего жандармы-вешатели вам так гнусны, а вешатели-генералы так любы?

И, как всегда бывает, наказаны были вы, — палка другим концом ударила по России.

Не трудно было догадаться, что правительство, казням которого в Польше рукоплескало общество и журналистика, с божией споспешествующей милостью перенесет их в Россию. Смертная казнь сделалась у нас одной из привилегий всех генерал-губернаторов и военных начальников, их главным рассеянием. Кровь потекла во всех провинциях, везде учредились военно-судные бойни — середь мира и тишины, в стране, не знавшей смертной казни, кроме тех редких случаев, когда цари-вешатели мстили, как их подражатели польские жандармы. Вы одни — и да не забудет этого вам народ русский во веки веков — не только ужаснулись этим казням, но имели мужество сказать это. Поздно. Кровь понравилась.

Это не все — неужели вы думаете, что если б общественное мнение от Самары до Москвы не втеснило правительству чудовище, ненавидимое прежде всей Россией, для усмирения Литвы, если б разгульная наша журналистика не связалась с полицией, чтоб проповедовать гнуснейшее французское изобретение de la complicité morale, если б она не доносила. какие юбки носят польские женщины и как польские дети говорят с родителями по-польски, правительство осмелилось бы Муравьева посадить презусом в каракозовском процессе и останавливать на улице русских честных женщин и девиц за то, что у них кет кринолин и есть синие очки?

Хорошо, что Муравьев оказался не только бездушным злодеем, но безмозглым хвастуном, грубым и неловким сыщиком, а то можете ли вы назначить предел умиротворения русской мысли?

Подтолкнув правительство, та же литературная демагогия попыталась сократить простой смысл русского народа двухлетним натравливанием его на поляков.

Это великий грех, и он действительно требует великого и громкого покаянья.

Я иногда с удивлением думаю, как мы глубоко пали в языке, в манерах, как огрубели наши чувства. Для меня остается тяжелой, патологической задачей, каким образом до сих пор Кроме панского ряда в «Вести», я знаю одно исключение, именно статьи относительно поляков, очень строгие, но полные человеческого пониманья, И. Желудкова. В его глазах поляк не только враг России, но человек, имеющий свою поэзию, всегда готовый пострадать, не на словах, а на деле, за свой идеал, отважный и гордый, бросающий с детской беспечностью свое достояние, словом, существо, совершенно не похожее на тех иконописных каннибалов, которых нам малюют наши суздальские и киево-печерские литературные богомазы.

Затем я оставляю общую часть и перехожу прямо к вашим замечаниям.

Сначала повторю весь текст ваших замечаний:

Мы не имеем причины отказать г. Герцену в помещении этого письма. Но напрасно думает он, что подобного рода голословными отрицаниями может он оправдаться вполне от взводимых на него наветов. Пусть он не участвовал в обществе поджигателей, мы охотно этому верим, но тем не менее его именем назвалась знаменитая Тульчинская агенция и, стало быть, имела к тому какой-нибудь повод. Что г. Герцен открывал в «Колоколе» подписку в пользу польского народного жонда, употреблявшего собранные им деньги, между прочим, на содержание жандармов-вешателей, отравителей и поджигателей; что г. Герцен был в единомыслии с Бакуниным, затеявшим знаменитую неудавшуюся экспедицию в помощь полякам, — это факты неопровержимые. От солидарности с поляками г. Герцен не отрекался. Следовательно, вопрос только в том, одним ли мечом или также и огнем производился тот ущерб России, в нанесении которого г. Герцен принимал если не непосредственное, то косвенное и нравственное участие.

Пусть в этом покается пред Россиею г. Герцен. Не может же он не понимать, что для покаяния в его прегрешениях пред Россией нет компромиссов.

И нам хотелось бы думать, что для него еще возможен нравственный возврат, потому что в искренность и чистосердечие его заблуждений мы не переставали верить. — Ред.

Простите меня, но я еще раз скажу, что вы решительно не годитесь в Фукье-Тенвили православия и народности, и я этому от души рад. Нет ни одного положения, ни одного предположения, нет ни одного факта, который бы мог выдержать какую-нибудь критику.

Меня обвиняют; я требую доказательств в обвинении, внесенном как «неопровержимый факт» в доклад; я говорю: «Не щадите меня, а скажите просто, на чем основана неопровержимость треповского факта». Что же естественнее этого? А вы возражаете, что я голословно оправдываюсь. Что такое голословно? Обвиняемый говорит, конечно, словами, что это неправда; дело обвинителя доказать противное. Чего же вы требуете от меня? У меня нет другого средства оправдываться, как голое слово честного человека, не замеченного во лжи, и нет другой силы, как к моему голому слову общественного мнения. Дело, с моей стороны, было бы явиться в Россию и требовать суда; я год тому назад писал, что поехал бы, если б верил, что в случае оправдания меня отпустят с миром, — на этот вызов ответа не было. А не было потому, что это вовсе не согласно с нашими понятиями о суде и правде, потому, что не П. П. Гагарин, не жандармский Шувалов, а вы говорите: «Пусть он не участвовал в обществе зажигателей, тем не менее его именем называлось знаменитое Тульчинское агентство» и пр. На этом юридическом понятии и подавно правительство скажет: «Пусть он и оправдан в зажигательстве, да все же он ест скоромное по середам и пятницам, а потому и заточить его в Соловецкий монастырь».

Помилуйте, что за пусть, если я не жег городов и деревень, так не называйте меня зажигателем, и если я участвовал не в зажигательстве, а в Тульчинской агенции, так и говорите...

Но благо вы назвали знаменитую Тульчинскую агенцию, я и эту игрушку испорчу вам... довольно ею поиграли «Моск. ведомости».

В Тульче некогда жили братья Кельсиевы, оба были эмигранты и никогда ничего не жгли, кроме папиросов; один из них ушел в Турцию от гонений по студентскому делу, за которое уже был сослан в Пермь. Другой изучал раскол и некрасовцев, и оба учили русской грамоте бедных казацких детей. К ним присоединились двое других русских эмигрантов... Страшные несчастия поразили, почти уничтожили семью Кельсиевых... маленькая община распалась и уничтожилась. Корреспонденция одного парижского журнала, делая выписку из донесения какого-то французского консула, с жаргоном, естественным французам, говорила об Agence de m. Herzen à Toultcha. Мы посмеялись и шутя говорили об «агенции» до тех пор, пока увидели в «Моск. ведомостях», что нас обвиняют в каких-то кознях через Тульчинскую агенцию, а Тульчинскую агенцию в связях с зажигателями в одну сторону и с Маццини и пр. и другую. Что В. Кельсиев, доказавший свое мужество и энергию поездкой в Москву, человек эксцентрический и очень талантливый, мечтал о пропаганде социальных начал между раскольниками и не унывая бился с нуждой — это все так. Но чтоб когда-нибудь ему мысль зажигательства приходила в голову — этому я никогда не поверю, так, как не поверю участию Бакунина в «обществе зажигателей»[85]. Да ведь и вы не верите этому? И правительство не верит, а Катков не только не верит, но по обширным ученым связям своим знает,

Идемте далее. Вы говорите, что я открывал подписку в «Колоколе» в пользу польского народового жонда. Вы не любите «голословных» показаний, а потому не можете ли вы указать лист «Колокола» или чего-нибудь другого, где бы мы открывали какую-нибудь подписку, кроме для «общего фонда» и для общества «Земля и Воля», по просьбе его комитета. Досадно, что нет возможности вам послать полного собрания «Колокола» с 1863 года. Такая посылка была бы для нас по многому очень важна. Вы одолжили бы нас, если б, хоть для нашего уличения, испросили бы дозволение на получение его.

Вот что еще было. Раз я получил от известного флорентинца Дольфи вексель в 7000 фр. от тосканского общества вспомоществования полякам. Вексель этот, не зная кому передать, я отослал назад. Другой раз я получил через графа Риччиарди от его знакомых из Неаполя, помнится, 2000 фр. для польских эмигрантов и деньги эти вручил польскому комитету в Лондоне — так, как Филарет митрополит, Блудова Антонина, вы сами и многие другие доставляли (и прекрасно делали) деньги, собранные в России, афинскому комитету и галицким попам[86]. Затем я должен сказать краснея, что если мне случалось грошовыми деньгами помогать польским братьям по эмиграции, то я гораздо больше получил денег Я мог бы назвать вам имена, если б не боялся оскорбить тех, которые давали.

Я вообще не люблю говорить о фонде для русских, мне становится стыдно и грустно, —так туго развязывается наш тороватый кошелек для помощи своим на чужбине. Конечно, на деньги, собранные нами в продолжение пяти лет (около трех тысяч рублей), трудно было поднять Россию и поддержать Польшу, разве, в самом деле, их хватило бы только на то, чтоб поджечь какой-нибудь амбар или овин.

«Вопрос только в том, одним ли мечом или также и огнем производился ущерб России», в котором я принимал участие. Не говоря о том, что я не могу не улыбнуться от воинственного вида, который мне придают эти слова, но я нахожу, что ваше «только» еще несчастнее вашего «пусть». Мечом сражались часто люди против войска своего правительства, оставаясь друзьями своего народа; польская война, собственно, была междоусобием — особенно с вашей точки зрения — но деревни и города жгут одни враги его или сумасшедшие фанатики. Лавирона, павшего в Риме, борясь со стороны Италии, никто не называет врагом Франции; ну, а если б он в Оверни или в Бретани, в отместку за неудачу революции или для возбуждения умов, жег деревни, вся Франция отступилась бы от него.

Если б вы брали ваши сведения о нас в «Колоколе» и в других изданиях наших, а не в кучах сора (без брильянтов) какого-нибудь артиллерийского генерал-литератора и не в помойной яме «Варшавского дневника», вы знали бы, как мы относились к поднятию оружия в Польше.

Мы были с самого начала против восстания, и не только в статьях, но во всех разговорах. Свидетелей после трудно вызвать, — лучшие из них, как Сераковский, Падлевский, вы знаете где... однако есть и живые, на которых мы смело можем сослаться. Мы умоляли поляков всех партий, всех оттенков не возмущать дела русского развития и идти к свободе и независимости иным путем, идти вместе с нами. Но отвратить восстания мы не могли, да и вряд ли мог кто-нибудь. Время было до того полно грозы, до того душно и натянуто в Варшаве, что Лидерс и его штаб столько же хотели открытого восстания, как Центральный комитет и его штаб.

Знаете ли вы, что значит стоять между двумя противниками, которых вы любите и которые идут на смертный бой? Вы их убеждаете, вы их просите, вы бранитесь и делаете уступки, вы плачете, вы грозите, вы выбиваетесь из сил и с каким-то отчаянием убеждаетесь, что тут предел действий одного человека на другого... дуэль неминуема.

одного побитого, даже опрокинуться на него, забыть все хорошее, что вы в нем любили, забыть, что он был оскорблен, прав, и приговаривать: «по делам ему, ништо ему... не суйся».

С мучительной болью и с тяжелым сознаньем своего бессилия смотрели мы на приближающийся взрыв — стороны ничего не было сделано, чтоб предупредить его; мы видели, как увлеченные, фанатизированные люди неслись на верную гибель, гибли, другие шли на их место... и иногда, усталые, обессиленные, готовы были рыдать.

Каждая казнь после победы заставляла нас содрогаться, и каждая сопровождалась рукоплесканиями какого-то неистового хора пирующих каннибалов в Москве и Петербурге и циническим подстрекательством «Московских ведомостей»...

И нам за то, что мы одни стали на месте народной совести, каяться! Что вы это?

«Московск. ведом.» прибавляли стихотворную брань Суворову за то, что виленский изверг ему был гадок.

Нет, Иван Сергеевич, не блудными детьми России, не поседевшими Магдалинами с понурой головой воротимся мы, если воротимся, а свободными людьми, требующими не оправданья, не прощенья, а признанья дела всей их жизни.

Для нас нет задних дверей, в которые стучатся угомонившиеся грешники, пусть ими проползают с своим покаяньем двойные ренегаты и изменники, как этот ничтожный, дрянной Джунковский, которого чудотворное обращение в православие из папских агентов du bas étage наполняет благоуханием крина сельного благочестивые души в Москве и Петербурге.

Я останавливаюсь... Простите, если письмо мое длинно; простите, если я вас оскорбил каким-нибудь словом — такого намерения у меня не было. Совершенно холодно я не могу говорить об этом предмете, он слишком наболел, слишком взошел в плоть и кровь.

Если б вы могли мне отвечать, я был бы счастлив, я увидел бы в этом доказательство, что предварительная ценсура у нас уничтожена в самом деле ввиду освобождения мысли и слова[87].

В прошлом письме я сказал вам, что одолжать противников случается не часто, но не часто случается нам уважать их так искренно, как я уважаю вас.

К, л. 240 от 1 мая 1867 г., стр. 1957—1961, где опубликовано впервые, с подписью: Искандер. Этой статьей открывается лист «Колокола». Автограф неизвестен.

В настоящем издании в текст внесено следующее исправление:

никто не смел заикаться без брани вместо: никто не смел заикаться, без брани

... моего письма из Флоренции в «Москве». — Речь идет об открытом письме Герцена к И. С. Аксакову от 10 марта 1867 г. (см. стр. 238—239 наст. тома), опубликованном в газете «Москва» 14 марта 1867 г. (№ 58) с редакционными замечаниями Аксакова (см. стр. 239 наст. тома). на которые Герцен и отвечает настоящей статьей. 5 апреля 1867 г. Герцен писал Огареву: «Ответ Аксакову должен быть очень серьезен, и его надобно консертировать <согласовать>, а не с бухты-барахты написать издали <...> письмо приготовлю к 1 мая. Это очень важный случай — я хочу и Кельсиева оправдать» (см. стр. 453 наст. тома). Приступив к работе над статьей 6 апреля, он заканчивает ее 11 апреля 1867 г. В процессе писания и по окончании статьи Герцен выражает в письмах к Огареву удовлетворение «Ответом Аксакову» (см. письма от 8 и 12 апреля 1867 г.). Придавая настоящей статье «большую важность», Герцен внимательно следил за откликами общественности на нее, находя, что она «наделала много шума» (см. письмо его к сыну Александру от 11 мая, к М. Мейзенбуг от 14—15 мая, к Г. Н. Вырубову от 17 мая, к Н. А. Огаревой от 20 и 29 мая 1867 г.). Однако И. С. Тургенев, прочитав статью, писал Герцену 22 мая 1867 г.: «Я нахожу, что ты делаешь слишком много „Kratzfüsse vor den Slavophilen" <расшаркиваний перед славянофилами>» (стр. 192). О том же писал Герцену М. А. Бакунин 7 мая 1867 г. (см. Письма Б, стр. 195).

... оставить отечество и уж без той земли, которую я вопреки Дантону, унес на своих подошвах...—Герцен имеет в виду известные слова Дантона, сказанные им накануне ареста в ответ на предложение бежать из Франции от преследований Робеспьера: «Разве можно унести отечество на подошвах башмаков?»

«Один из умнейших противников» — Ю. Ф. Самарин, который писал Герцену 3 августа 1864 г.: «... русский крестьянин, переселенный с насиженного места в дальнюю сторону, всегда забирает с собой в платке горсть родной земли <...>, дорожит ею и бережет ее, как святыню. Мне кажется, что и в ваш умственный скарб чья-то рука, без вашего ведома, уложила узелок земли с того берега» («Русь», 1883, № 1, стр. 38).

Из-за черных грязей, в которые вы попали... — Игра слов, в которой использовано название подмосковной почтовой станции Черная грязь, где Герцен, уезжая из России, простился с провожавшими его друзьями 19 января 1847 г. (см. об этом «Былое и думы» — т. IX наст. изд., стр. 222, и т. X, стр. 25).

.. мы первые указали на союз России с Америкой? — Имеется в виду статья «Америка и Сибирь», открывавшая лист 29 «Колокола» от 1 декабря 1858 г. (см. т. XIII наст. изд.). См. также выше в наст. томе статью «Америка и Россия».

... испугался Чичерин и др. — По-видимому, намек на сообщение, помещенное в газете «Москва» от 12 февраля 1867 г., № 35, о том, что «шесть профессоров Московского университета подали просьбы об отставке», в том числе С. М. Соловьев, И. К. Бабст, Б. Н. Чичерин. О конфликте в Совете университета в 1866 г., вызвавшем отставку Чичерина, см. в книге: Б. Н. Чичерин. Воспоминания. Московский университет, Л., 1929.

...«в 1862 году орган, близкий «Москве», принимал польскую национальность за живую и правомерную? — Имеется в виду позиция И. С. Аксакова и его газеты «День» в польском вопросе в 1861—1862 гг. Так, 18 ноября 1861 г. Аксаков писал в передовой статье «Дня» (№ 6): «Осуждая со всей резкостью правды притязания поляков на Смоленск и Киев, мы бы погрешили против логического смысла, если бы стали осуждать законность их патриотизма в отношении к Познани, Кракову и Варшаве...» 6 октября 1862 г. в передовой статье «Дня» (№ 40) доказывалась «необходимость и польза для самой России в существовании самобытного государственного польского центра».

~ пил в Праге тост за восстановление Польши? — Речь идет, по-видимому, о М. П. Погодине и его поездке в Прагу в 1856 г. В пятидесятые годы он выступал за отделение Польши от России (см. «Послание к полякам», «Записка о Польше», «Польша и Россия» — в сб.: М. П. Погодин. Польский вопрос. Собрание рассуждений, записок и замечаний. 1831—1867, М., 1867, стр. 43—64). О позиции Погодина в польском вопросе во время польского восстания 1863 г. см. т. XVII наст. изд., стр. 175, 255, 256.

... проект об отделении конгрессовой Польши был на столе у государя ~ — королем? — В 1862 — начале 1863 г. в петербургских официальных кругах обсуждались проекты предоставления большей самостоятельности Польше внутри Российской империи (в частности, один из таких проектов был разработан маркизом А. Велёпольским). Слухи о предстоящем восстановлении в Царстве Польском конституции 1815 г. и назначении вел. князя Константина Николаевича королем Польши распространялись не только в Петербурге (см. письмо А. А. Куника к М. П. Погодину от 22 мая 1862 г. — Н. П. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, т. XIX, СПб., 1905, стр. 233), но ими была полна европейская пресса (см. «Александровская конституция и павловское время» — т. XVII наст. изд., стр. 72). Уже после начала польского восстания, в марте 1863 г. Наполеон III в беседе с русским послом А. Ф. Будбергом рекомендовал эту меру правительству Александра II (см. В. Г. Ревуненков. Польское восстание 1863 г. и европейская дипломатия. Л., 1957, стр. 211, 217).

... родомонтад дипломатии... — Имеются в виду три ультимативных заявления Англии, Франции и Австрии по польскому вопросу, врученные А. М. Горчакову 5(17) апреля, 15(27) июня и в начале августа 1863 г. Rodomontade —

... народы, которые хотят быть побеждены ~ как женщины ~ бросаются на юнкерскую койку берлинского Дон Жуана Бисмарка. — Речь идет о присоединении к Пруссии после победы в австро-прусской войне 1866 г. немецких государств Ганновер, Гессен, Нассау, Щлезвиг, Гольштейн и др.

~ IV письма о Польше в «Колоколе» за 1859 год. — Имеется в виду статья Герцена «Россия и Польша», опубликованная в «Колоколе» в 1859—1860 гг. в форме пяти писем-ответов на статьи польских публицистов (см. т. XIV наст. изд.).

Время насильственных крещений à la Charlemagne... — «крещениями в духе Карла Великого» Герцен подразумевает насильственное насаждение христианства в завоеванных им землях на территории нынешней Германии, Испании и др., сопровождавшееся массовыми выселениями и истреблением предводителей непокорных племен (например, при подавлении восстаний племен саксов в 772—804 гг.).

Прудон проповедовал федерализм как единственную... — Запятая после слова «единственную» — по тексту «Колокола».

... общественное мнение ~ втеснило правительству чудовище ~ — В назначении М. Н. Муравьева 1 мая 1863 г. генерал-губернатором Северо-Западного края, при личной неприязни царя к нему, сыграли большую роль как выступления реакционных газет (в первую очередь «Московских ведомостей») и дворянской общественности, так и происки некоторых влиятельных сановников и церковников из личного окружения Александра II и его жены. Говоря об общественном мнении Самары, Герцен имеет в виду постановление дворянского собрания Самарской губернии от 24 апреля 1863 г., призывавшее дворян губернии не оставаться «вне пределов отечества» в минуту опасности для него (см. статью Герцена «Самара» — т. XVII наст. изд.).

... проповедовать гнуснейшее французское изобретение de la complicité morale... — См. комментарий к стр. 67.

... как польские дети говорят с родителями по-польски... — «Скоты», стр. 208 наст. тома.

... остананавливать на улице русских честных женщин ~ нет кринолин и есть синие очки? — См. стр. 207 наст. тома.

... Кроме панского ряда в «Вести» ~ — Имеется в виду защита интересов польских помещиков, проводившаяся на страницах газеты «Весть» (см., например, передовые статьи в номерах от 7, 9, 12, 18 ноября 1866 г. и др.). Им противопоставляет Герцен фельетоны В. И. Кельсиева, напечатанные за подписью В. Иванова-Желудкова в «Голосе» от 3 и 9 марта 1867 г., №№ 62 и 68 под заголовком «К путешествию по Галичине. Польские эмигранты». Автор их с уважением рисует типы польских эмигрантов, фанатически преданных идее независимости Польши и не желающих унижением добиваться прощения.

Сначала повторю весь текст ваших замечаний... — Далее Герцен цитирует редакционные строки И. С. Аксакова, сопровождавшие публикацию письма Герцена к нему в газете «Москва» от 14 марта 1867 г., № 58. Эти строки уже ранее были приведены Герценом в статье «Письмо И. С. Аксакову» (см. стр. 239 наст. тома).

... я еще раз скажу, что вы решительно не годитесь в Фукье-Тенвили православия и народности... — «Письмо к Аксакову» Герцен писал: «И. С. Аксаков был бы плохой общественный обвинитель, что ему делает большую честь» (стр. 239 наст. тома).

... я год тому назад писал, что поехал бы, если б верил, что ~ меня отпустят с миром... — См. статью «В редакцию „Инвалида"» (т. XVIII наст. изд., стр. 418).

... довольно ею поиграли «Московские ведомости». — См. «Агентство Герцена в Тульче и „Московские ведомости"» (т. XVIII наст. изд.), а также комментарий к стр. 23 наст. тома.

~ один из них ушел в Турцию от гонений по студентскому делу ~ к ним присоединились двое других русских эмигрантов... — Подробную характеристику В. И. Кельсиева, а также сведения о его нелегальной поездке в Москву в марте — мае 1862 г. для налаживания связей с раскольниками и деятелями «Земли и воли», историю его жизни в Тульче в 1863—1864 гг. см. в гл. «В. И. Кельсиев» «Былого и дум» (т. XI наст. изд., стр. 329—340). И. И. Кельсиев в феврале 1862 г. был сослан в Верхотурье Пермской губ. за активное-участие в студенческом движении осенью 1861 г. Однако 30 июля 1862 г. он был вновь арестован на месте поселения и отправлен в Петропавловскую крепость в связи с тем, что в руки III отделения попала рукопись его статьи для «Колокола». В марте 1863 г. он был приговорен к четырехмесячному заключению в крепости и возвращению на жительство в Верхотурье. 25 мая 1863 г. он бежал из московской тюрьмы и отправился в Константинополь, а затем в Тульчу, где умер 9 июля 1864 г. Герцен и Огарев высоко ценили этого мужественного ученика Чернышевского (см. его письма к Герцену и Огареву — ЛН, т. 62, стр. 229—253, статью Герцена «Кельсиев и Утин» — т. XVII наст. изд., некролог «И. И. Кельсиев» — т. XVIII наст. изд., а также письма Огарева к Е. В. Салиас от 2 октября 1863 г. и 26 июня 1864 г. — ЛН,

В комментируемых строках речь идет также об эмигрантах М. С. Васильеве и П. И. Краснопевцеве, приехавших из Лондона и поселившихся в Тульче в июле — августе 1864 г. Подробнее о русской колонии в Тульче см. в т. XVIII наст. изд. статью «Агентство Герцена в Тульче и „Московские ведомости"» и комментарий к ней.

... не поверю участию Бакунина в «обществе зажигателей». Я на днях получил от Бакунина письмо, самым положительным образом отвергающее нелепую клевету. — В ответ на письма Герцена (о них см. стр. 453 и 454 наст. тома) Бакунин в письме от 8 апреля 1867 г. просил по его «полномочию» опровергнуть клевету (см. Письма Б, стр. 190).

... лист «Колокола» ~ ~ для «общего фонда» и для общества «Земля и воля», по просьбе его комитета? — Сбор средств в Общий фонд был открыт при редакции «Колокола» в мае 1862 г. (см. т. XVI наст. изд., стр. 98) и продолжался до 15 мая 1867 г. (см. стр. 327 наст. тома и комментарий к ней). В К, «Земли и воли» о денежных пожертвованиях (см. в т. XVII наст. изд., стр. 371). В дальнейшем «Колокол» печатал регулярно редакционные отчеты о полученных суммах.

Раз я получил от известного флорентинца Дольфи вексель ~ общества вспомоществования полякам. — О желании Дольфи и других итальянских революционеров оказывать денежную помощь польскому восстанию при посредничестве Герцена последний писал дочерям 26 февраля 1863 г. (характеристику Дольфи см. в письме Герцена к Огареву от 11 ноября 1863 г.). О других пожертвованиях в помощь полякам-эмигрантам см. открытое письмо Герцена редактору «Przeglаdu rzeczy polskich» (т. XV наст. изд., стр. 133).

... как Филарет митрополит, Блудова Антонина, вы сами ~ ~ деньги, собранные в России... — 5 января 1867 г. митрополит Филарет выступил на страницах газеты «Москва» (№ 4) с воззванием о помощи «бедствующим критянам», сообщив об образовании в Чудовом монастыре специального Комитета «для собрания пособий». В № 1 «Москвы» от 1 января 1867 г. был напечатан призыв гр. А. Д. Блудовой к пожертвованиям в пользу женщин, детей и раненых, бежавших в Грецию с о. Крита. В передовой статье № 3 «Москвы» Аксаков призывал русскую общественность к помощи восставшим кандиотам. Впоследствии на страницах газеты регулярно печатались сообщения о поступивших денежных суммах. В «Московских ведомостях» от 1 апреля 1867 г., № 73, был помещен отчет Комитета «для принятия пожертвований в пользу христиан, пострадавших на Кандии». За три месяца было собрано 71300 руб., «кои препровождены для употребления по назначению».

... в кучах сора ~ какого-нибудь артиллерийского генерал-литератора и «Варшавского дневника»... — Намек на клеветнические статьи о Герцене и«тульчинском агентстве» в газетах «Dziennik Warszawski» и «Русский инвалид», редактором которого в 1864—1868 гг. был генерал-майор С. П. Зыков (см. об этом «В редакцию „Инвалида"» — т. XVIII наст. изд.).

Мы были с самого начала против восстания, и не только в статьях, но во всех разговорах. — «К русским офицерам в Польше» (т. XVI наст. изд., стр. 254—255). письмо его к И. Цверцякевичу от декабря 1862 г., а также описание переговоров Герцена и Огарева с представителями Центрального национального комитета А. Гиллером и 3. Падлевским в «Былом и думах», гл. «М. Бакунин и польское дело» (т. XI наст. изд., стр. 369—373).

... стихотворную брань Суворову за то, что виленский изверг был ему гадок. — Имеется в виду стихотворение Ф. И. Тютчева «Гуманный внук воинственного деда...», которое Герцен цитировал с возмущением в заметке «Поворотная линия» (т. XVIII наст. изд., стр. 19).

не поседевшими Магдалинами с понурой головой... — Намек на И. С. Тургенева (см. «Сплетни, копоть, нагар и пр.» — т. XVIII наст. изд., стр. 35).

~ Джунковский ~ обращение в православие из папских агентов ~ наполняет благоуханием крина сельного благочестивые души в Москве и Петербурге. — В 1842 г. С. С. Джунковский, окончив Петербургский университет, уехал за границу с намерением знакомить иностранцев с православием, но в Риме перешел в католичество, вступил в орден иезуитов, а позднее стал священником. С 1853 г., после отклонения его проекта переустройства римской церкви, его удаляют из Рима под предлогом разных поручений (в Лондоне он строит церковь для иностранцев-католиков, в продолжение семи лет вводит католичество у эскимосов и т. д.). В связи с этим Герцен и называет его «папским агентом du bas étage» <низкоразрядным — франц.>. Его возвращение в Россию в 1866 г. и переход в православие вызвали большой шум в русской реакционной печати.

— Об указе Александра II от 6 апреля 1865 г. см. комментарий к стр. 31 наст. тома.

«Москва» — См. в наст. томе заметку «Crédit et débit» и комментарий к ней.

[85] Я на днях получил от Бакунина письмо, самым положительным oбразом отвергающее нелепую клевету.

[86] Были еще небольшие суммы в 20—40 фр., присланные исключительно для польских раненых и эмигрантов.

— «Москва» остановлена на три месяца.