БЕРЕЗОВСКИЙ
Из всех подробностей, напечатанных в разных журналах, ясно подтверждается то, что все трезвые люди говорили с самого начала. Березовский стоит один, как стоял Каракозов, — юноша, фанатик, личность вроде Карла Занда, Алибо... Кроткий и тихий нравом, он отличался еще в школе припадками упрямства; задумчивый и скромный, он никогда не принимал участия ни в рассеяниях своих товарищей, ни в их сходках, он держал себя в Париже поодаль, вероятно, уважая в себе оружие провидения и храня его чистоту. Мистическое направление ясно из его ответов. Месть ли за родину или за своих двинула этого человека — кто разберет? Понятно одно, что такой человек, попавши на такую мысль, остановиться не мог. Разные журналы, и в том числе «Indépendance» (№ 163), говорит, что «его брат был повешен, отец сослан, сестра погибла», — может, но этого вовсе не нужно было, чтоб поднять фанатического мстителя за свою страну.
Когда это люди начнут смотреть спокойно и с достоинством на эти кровавые следствия политического неустройства, на эти страшные ответы праву сильного, всегда идущего от груды трупов, от ручьев крови, оставляющего за собой глубокие раны, смертные обиды? Чего тут хвалить, чего тут порицать? Думать надобно о тех непреодолимых темных силах, которые скребут на сердце и будят женщину середь сладострастия, цветов и опрокинутых чаш для того, чтоб она схватила меч и отрубила голову Олоферну. Эти самозванные исполнители судеб вне суда и осужденья. Их можно убивать, если сила в руках, или канонизировать, если сила очутится в их руках. Они не поймут ни того, ни другого. Оправдание их лежит в совокупности безобразных обстоятельств, наказание — в неуспехе, остальное не много прибавит.
парад заступничества... которого он не сделал дома во время Каракозова; но, если б его и ждал нож гильотины... пусть общество обороняется как знает, как степень его судебного смысла развита, но не будем толковать о справедливости, о вменении. Аршины не те.
Знаменитый Георг Форстер писал своей жене во времена пущего террора девяностых годов: «Не все здесь идет красиво, но революция — ураган, который уносит людей и народы далеко за пределы обыденной жизни, и тут их поступки нельзя судить по законам исправительной полиции».
Действительно, есть мгновения в жизни народов, в которые весь нравственный быт поколеблен, все нервы подняты и жизнь человеку так мало стоит... что он делается убийцей.
«В июле 1792, — рассказывает M-me Roland, — поведение двора было очень подозрительно, и все рассуждали о том, как бы предупредить его намерения. Шабо говорил, что прекрасно бы было, если б двор вздумал посягнуть на жизнь каких-нибудь представителей-патриотов, что это поднимет народ, и пр. Гранжнев не сказал ни слова в присутствии других, но наедине он сообщил ему, что он был поражен правдой его рассуждений, „но, говорил он, двор слишком хитер, чтоб дать нам в руки такой повод, надобно помочь делу: найдите людей, которые взялись бы за исполнение, я обрекаю себя". — „Как, вы?" —„ Без сомнения, тут нет ничего особенного, жизнь моя не имеет никакой важности, и я с наслаждением пожертвую ею". — „Друг мой, вы не будете одни, — заметил восторженно Шабо, — я хочу разделить эту славу с вамп!" — „Как угодно, довольно, но двое лучше; только славы никакой не будет. Ведь нашего решения никто не должен знать. Приготовим же средства".
Несколько дней спустя Шабо сообщил Гранжневу, что у него все готово и что он нашел людей. — „Ну так назначим время: мы пойдем завтра вечером в комитет — я выйду в десять с половиной, надобно пройти такой-то глухой улицей, там приготовьте ваших людей. Смотрите, говорит Гранжнев, распорядитесь, ". В назначенный час Гранжнев явился. Шабо не было. Гранжнев думал, что он переменил намерение, и стал тихим шагом прогуливаться взад и вперед по глухому переулку... никаких убийц нет. Он ходил, ходил да и пошел домой»[97].
Можно ли этих людей судить судами и наказывать по кодексу?..
В русских газетах выстрел Березовского сделал мало шума, усталь от 4-го апреля сказалась, два раза нельзя поднимать такое горе; тем не меньше общий тон необыкновенно подл — не подобострастием, к которому привыкли народы, считающие себя «необыкновенным народом и своего царя необыкновенным царем» (как выражается «Голос»), а ярым, полицейским бешенством, с которым ищут сообщничества и хотят замешать в дело Березовского Польшу, революцию, Европу, шар земной и, главное, своих журнальных врагов. «Голос» превзошел «Моск. ведом.»
Примечания
Печатается по тексту К, л. 244—245 от 1 июля 1867 г., стр. 1995—1996, где опубликовано впервые, с подписью: И—р.
____
Из всех подробностей, напечатанных в разных журналах, ясно подтверждается ~ Березовский стоит один, как стоял Каракозов — юноша, фанатик, личность вроде Карла Занда, Алибо... — А. И. Березовский, в 16 лет активный участник польского восстания 1863 г., после его разгрома в 1864 г. эмигрировал сначала в Либих, а затем, в начале 1865 г., в Париж, где работал на заводе Гуэна в качестве механика. Еще в статье «Выстрел 6 июня», написанной сразу после покушения Березовского на Александра II, Герцен утверждал, что это одиночный террористический акт, не связанный с деятельностью какой-либо заговорщической организации (см. стр. 269 наст. тома). Такой же позиции придерживался он и в отношении каракозовского дела.
Герцен сравнивает психологический облик юных террористов с личностью немецкого студента-республиканца К. Занда, убившего в 1819 г. реакционного немецкого драматурга и царского шпиона А. Коцебу; их поведение на следствии, полное хладнокровия и достоинства, — с мужественным поведением французского революционера Л. Алибо, казненного в 1836 г. за покушение на жизнь короля Луи-Филиппа. В дальнейшей характеристике Березовского Герцен использует сведения о нем, сообщавшиеся в июне 1867 г. газетами «Patrie», «Liberté», «Kölnische Zeitung», «Temps», «Голос», «Indépendance belge» и др. «Что за милый святой и что за дитя!» — писал Герцен сыну Александру о Березовском 17 июля 1867 г.
— Убийство Александра II Березовский считал своим морально-религиозным долгом и так объяснял его мотивы на допросе: «Я хотел избавить свет и самого императора Александра от угрызений совести, которые не должны давать ему покоя» (см. в «Голосе» от 31 мая/12 июня, № 149, перепечатку материалов из газеты «Patrie»). Парижский корреспондент «Голоса» отмечал: «Березовский показал, что в этом году он не говел на пасху, откладывая исполнение этой христианской обязанности до совершения своего умысла» (см. № 152 от 3/15 июня 1867 г. — «Пребывание государя императора в Париже»).
Месть ли за родину или за своих двинула этого человека ~ «его брат был повешен, отец сослан, сестра погибла»... — В своих первых показаниях Березовский сообщил: «Две недели назад у меня родилась мысль цареубийства; впрочем, вернее, я питал эту мысль с тех пор, как начал себя сознавать, имея в виду освобождение родины» (см. «Русский инвалид» от 27 мая 1867 г., № 145). Об участи семьи Березовского сообщали европейские газеты, в частности, «Indépendance belge» от 10—11 июня 1867 г., № 161—162 (а не № 163, на который ссылается Герцен).
~ чтоб она схватила меч и отрубила голову Олоферну. —
Мы не думаем, чтоб Березовского казнили. Вероятно, государь сделает парад заступничества ~ дома во время Каракозова... — Суд над Березовским был назначен на 15 июля 1867 г. Иностранные и русские газеты (например, «Liberté» от 10 июня 1867 г., «Indépendance belge» от 10—11 июня, № 161—162, «Голос» от 3/15 июня, № 152) распространяли слухи о том, что Александр II просил Наполеона III сохранить жизнь Березовскому. О приговоре по делу Березовского и отношении к нему царя см. «Суд в Париже и убийство в Петербурге», «Скорость нужна только для того...», стр. 297, 301 и комментарии к ним. Прошение же Каракозова о помиловании царь оставил «без уважения», написав на «Представлении Верховного уголовного суда», связанном с этим прошением: «Лично я в душе моей давно простил ему, но как представитель верховной власти я не считаю себя вправе прощать подобного преступника» (см. сб. «Покушение Каракозова», т. I, М., 1928, стр. 287). Казни Д. В. Каракозова Герцен посвятил статью «Виселица и Муравьев» (см. выше в наст. томе).
... Георг Форстер писал своей жене ~ ». — Очевидно, имеется в виду письмо Г. Форстера к жене из Парижа от 26 июня 1793 г. (G. Forster. Sämmtliche Schriften, В. IX, Briefwechsel, Leipzig, 1843, S. 42).
...«необыкновенным народом и своего царя необыкновенным царем» «Голос»)... — 28 мая/9 июня 1867 г. газета «Голос» в передовой статье, посвященной холодному приему Александра II парижской прессой, писала: «... русский народ считает себя первым народом в мире, а своего царя первым между государями; поэтому все, что, по его мнению, не подходит к этому идеалу, болезненно щемит ему сердце».
... ищут сообщничества и хотят замешать в дело Березовского Польшу, революцию, Европу, шар земной ~ «Голос» превзошел «Моск. ведом.» — «Московских ведомостей» от 28 мая, № 116, и от 31 мая, № 118, M. Н. Катков связывал выстрел Березовского, а заодно с ним покушение Каракозова и «нигилизм» с национально-освободительным движением Польши и предлагал в качестве панацеи от всяческих революционных актов — полную русификацию Польши. Вторя этим шовинистическим притязаниям «покончить с Царством Польским», редакция «Голоса» шла еще дальше, требуя прямой расправы за покушение со всей польской эмиграцией и обвиняя в соучастии с Березовским французских журналистов, враждебно встретивших приезд Александра II в Париж, и даже правительство Наполеона III («Голос» от 31 мая 1867 г., № 149 Ср. передовые статьи «Голоса», №№ 152 и 158).
[97] Mémoires de M-me Roland, Biblioth. Nationale, t. I, pag. 183 — 184