ПИСЬМО К ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДРУ II
Государь,
было время, когда вы читали «Колокол» — теперь вы его не читаете. Которое время лучше — то или это, время ли освобождений и света или время заточений и тьмы, — скажет вам ваша совесть. Но читаете вы нас или нет, этот лист вы должны прочесть.
Вы кругом обмануты, и нет честного человека, который смел бы вам сказать правду. Возле вас пытают, вопреки вашему приказанию, и вы этого не знаете. Вас уверяют, что несчастный, стрелявший в вас, был орудием огромного заговора, но ни большого, ни малого заговора вовсе не было; то, что они называют заговором, — это возбужденная мысль России, это развязанный язык ее, это умственное движение, это ваша слава рядом с освобождением крестьян. Вас ведут от несправедливости к несправедливости, вас приведут к гибели, если не в этом свете, то в будущем свете истории. Вас приведут к гибели заговорщики в самом деле вас окружающие, не потому, чтоб они этого хотели, а потому, что им это выгодно. Они пожертвуют вами так, как они жертвуют теперь сотнями невинных, которых невинность они знают, так, как они жертвуют честью семей, выдавая позорные билеты честным женщинам...
Что вам не может это нравиться, я в этом убежден, и оттого-то решаюсь писать к вам. Но этого мало. Узнайте сами истину и проведите свою волю, как вы ее провели при освобождении крестьян.
Четвертый раз выхожу я на дорогу, по которой вы идете, и останавливаюсь на ней, чтоб обратить ваше внимание не на себя, а на вас самих.
«От нас ждут кротости, от вас ждут человеческого сердца, — писал я, когда вы садились на престол. — Вы необыкновенно счастливы!» «И до сих пор ждут, вера в вас сохранилась», — прибавил я через два года с половиной.
Прошло семь лет, и как много прошло в эти семь лет! Я был на юге Франции, когда потухал ваш сын. Первая весть, услышанная мной в Женеве, была весть о его кончине. Я не выдержал и, бранимый многими, взялся за перо и написал вам третье письмо, в котором говорил: «Судьба неумолимо, страшно коснулась вас; в жизни людской есть минуты грозно торжественные. Вы в такой минуте, ловите ее. Остановитесь под всей тяжестью удара и подумайте, только без сената и синода, без министров и штаба, подумайте о пройденном и о том, куда вы идете. Решитесь, не дожидаясь второго удара».
Вы не решились. Судьба еще раз коснулась вас, и пусть меня называют сумасшедшим и слабым, я пишу к вам — так трудно мне окончательно расстаться с мыслью, что вы вовлечены другими в тот исторический грех, в ту страшную неправду, которая совершается возле вас.
Вы не можете желать зла России за ее любовь к вам. Это неестественно. Станьте же во весь рост за нее, изнемогающую под тяжестью клеветы и испуганную тайным судилищем и явным произволом.
По всей вероятности, это последнее письмо мое к вам, Государь. Прочтите его. Одно бесконечное, мучительное горе о гибнущей юной, свежей силе под нечистыми ногами нечестивых стариков, поседелых в взятках, каверзах и интригах, одна эта боль могла меня заставить еще раз остановить вас на дороге и еще раз поднять голос.
Внимания, Государь, внимания к делу. Его имеет право требовать от вас Россия.
Искандер
Женева, 31 мая 1866.
Примечания
Печатается по тексту К, Искандер. Этим письмом открывается лист «Колокола»; текст набран крупным шрифтом, без разделения на две колонки. Автограф неизвестен.
Вверху первой страницы листа, над названием газеты, напечатано: «Лист этот отправляется сегодня по почте к государю в С. -Петербург».
____
Статья представляет собой последнюю из тех апелляций к царю, в которых особенно наглядно отразились либеральные колебания Герцена. Однако настоящее письмо, написанное в то время, когда Герцен последовательно встал на сторону революционной демократии, как и предыдущее письмо к Александру II от 2 мая 1865 г. (т. XVIII наст. изд., стр. 337—341), принципиально отличается от обращений Герцена к царю, относящихся к пятидесятым годам.
Тогда Герцен искал политического —486). Последние же обращения к царю были политически почти беспредметными и отражали лишь субъективные настроения Герцена, его крайне шаткие надежды на царя, которому он хотел как бы подсказать последний шанс «спасения».
Как это с особенной очевидностью вытекает из письма от 2 мая 1865 г., Герцен предлагал царю присоединиться к революционно-демократическому курсу «Колокола», принять требование о созыве Земского собора, на что, конечно, всерьез рассчитывать не приходилось. Вслед за последним своим обращением к царю Герцен в ближайшем номере «Колокола», в статье «От государя князю П. П. Гагарину», критикуя царский рескрипт на имя последнего, разоблачает социально-политическую сущность политики Александра II, помещичий характер этой политики.
В комментируемом письме Герцен отмечает, что оно является, вероятно, последним его обращением к царю, о полной несостоятельности надежд на которого он говорит в статье «Порядок торжествует!» (см. стр. 192 наст. тома).
____
— Об этом см. в письме петербургского корреспондента «Колокола», включенном Герценом в статью «Из Петербурга» (стр. 84 наст. тома).
«От вас ждут кротости ~ счастливы!» — Герцен цитирует свое «Письмо к императору Александру Второму» от 10 марта 1855 г., напечатанное в «Полярной звезде на 1855 г.», кн. 1 (т. XII наст. изд., стр. 272).
«И до сих пор ждут, вера в вас сохранилась...» — Герцен писал так в своем втором «Письме к императору Александру II», напечатанном в К, л. 4 от 1 октября 1857 г. (т. XIII наст. изд., стр. 45).
«Судьба неумолимо ~ второго удара». — Цитата из третьего «Письма к императору Александру II», напечатанного в К,
— Речь идет о покушении Д. В. Каракозова 4 апреля 1866 г.