Польша в Сибири и каракозовское дело

ПОЛЬША В СИБИРИ И КАРАКОЗОВСКОЕ ДЕЛО

Трудно убивать народы, даже со всем монгольским бездушьем, с адвокатами, как Катков, с катами, как Муравьев, и со всякими православными краснобаями из инженерного ведомства и Лютеровой ереси à la Кауфман. Добивали, добивали Польшу... а она все жива... Она восстала в Сибири — безнадежная, отчаянная, но все же предпочитающая смерть — рабству. Наши читатели знают подробности из русских газет: «Поляки ретировались в лес (до лясу, острят мокрые кровью „Моск. вед."). Лес окружили войсками и понятыми людьми, большей частью тунгусами и бурятами, отличными стрелками». Интересно было бы знать, что обещали «отличным стрелкам» со штуки? Небось, гривен по восьми, да сапоги подстреленного?

Подумать страшно, что с ними будет... Что бы ни было, все занесет снегом и будет немо и бело, как саван.

Да в самом деле, уж эти поляки какой беспокойный народ... чего им хотелось? Ну, сослали в Сибирь бед суда, стало, обиды нет. Корреспондент «Моск. вед.» справедливо вспылил на них: «Вот, говорит, какова благодарность за то, что всем осужденным полякам, находящимся в Сибири, государь облегчил участь!»

Буряты облегчат ее радикальнее.

... А машина-то все-таки не идет. Сорвалась с рельсов после покойника Николая Павловича, бьет народ направо и налево... чадит, шипит, а в рельсы не попадает — то путятинские матрикулы, то каракозовская пуля, то нигилисты переведут Фогта, то социалисты заведут артель, то неблагодарные поляки не перестают из благодарности быть поляками.

Видно, и идеи тоже трудно убивать, как народы. Это нам доказывают подробности каракозовского дела, напечатанные в «Северной почте».

Чтобы припутать к нему всех, кто под руку попался, из людей, не согласных в мнениях с обновленным правительством, и сделать из частного случая, не имеющего никакой связи «Северная почта» рассказала факты гораздо более интересные, чем выстрел, который надоел всем до смерти.

Все люди, слабые верой, думали, что страшные удары, которыми правительство било по молодому поколению за все — за пожары, в которых оно не участвовало, за польское восстание, за воскресные школы, за возбужденную мысль, за чтение книг, которые читает вся Европа, за мнения, сделавшиеся ходячей монетой, за общечеловеческие стремления, даже за желание работать — приостановили движение, начавшееся после Крымской войны. Нисколько. Оно только въелось глубже и дальше пустило корни. В Москве (в этом городе всех реакций), рассказывает «Северная почта», существовало уже несколько лет общество между молодыми людьми, принявшими в 1865 г. общее название «Организация». Оно имело целью распространять социалистические учения и приготовлять переворот. Средствами для сего должны были служить:

а) Пропаганда между сельским населением, с объявлением, что земля составляет собственность всего народа.

б) Возбуждение крестьян против землевладельцев, дворянства и вообще против властей.

в) Устройство разных школ, артелей, мастерских, переплетных, швейных и иных ассоциаций, дабы посредством их сближаться с народом и внушать ему зловредные учения социализма.

г) Заведение в провинциях библиотек, бесплатных школ и разных обществ, на началах коммунизма, которые, в руках членов главного общества, могли бы удобнее привлекать и приготовлять новых членов и в то же время состояли бы в зависимости от центрального общества в Москве и получали бы от него дальнейшее направление.

д) Распространение в пароде социалистического учения посредством воспитанников семинарий и сельских учителей; и

е) Пропаганда по Волге, пользуясь удобством пароходных сообщений.

Общество подразделялось на разные отделы с различными наименованиями, как-то: «взаимного вспомоществования», «переводчиков и переводчиц», «поощрения частного труда». Все эти отделы, для прикрытия революционной цели главных распорядителей, предполагалось облечь законною формой, испросив на то утверждение правительства.

Полагалось устройством бесплатных школ, швейн и библиотек объединять свои мысли, сближаться с различными кружками университета и иных учебных заведений и вообще привлекать в общество разных лиц.

Независимо от сего означенное общество стремилось входить в ближайшие сношения с социалистическими кружками и деятелями в Петербурге и других местах империи, которые поддерживались, с одной стороны, направлением преподавания в значительной части учебных заведений, а с другой — большею частию журналистики.

Так вот как был убит и похоронен социализм и нигилизм, скромными органами которых были и мы! Отцы, думавшие идти за гробом детей, могут отереть слезы — дети живы. а они останутся живы! Муравьев — умрет, Катков — будет министром и Адлербергом — а они останутся живы!

В самую мрачную эпоху помещичества, в самую безвыходную, полную экзекуций и розог, наши мужички не верили в крепостное право, не верили, что земля не их. Ни православная церковь, кропившая водой и благословлявшая все ужасы рабства, ни полиция, кропившая поля кровью, ни царские, ни домашние палачи не могли исторгнуть у них этой безумной веры. Мужичка секут — иногда засекают. Сечет его становой, сечет управляющий, колотит барин из своих рук, а иногда барыня... а он, изувеченный, идет к себе на полати, иногда в могилу... и думает: «Дай срок, несчастье пройдет, придет воля и земля, потому что земля-то, что ни толкуй, — наша».

Мы, под старость, точно как наши мужички, храним святую, горячую веру...

На этом и остановимся — и подождем второй страницы мрачного процесса, который Старая Россия делает Молодой.

К забавным шалостям полицейской редакции принадлежит следующая фраза, свидетельствующая о том, как наши наивники III отделения, патриоты но обязанностям службы, мало знают отечественную историю. «Ныне признается возможным передать следующие известия об обстоятельствах, сопровождающих неслыханное еще в России преступление — покушение на цареубийство».

То есть, что же неслыханное? Разве то, что покушение не удалось.

Неужели литераторы при Муравьеве не слыхали об убийстве на улице Дмитрия царевича.

Об убийстве на площади единственного порядочного человека, бывшего русским царем, — Дмитрия Самозванца.

Об убийстве Бориса Годунова и сына его.

Об убийстве Петра III любовниками жены его.

Об убийстве Павла I всем генералитетом с соучастием неутешного сына — и об убийстве царевича Алексея, по высочайшему повелению нежнейшего из родителей?

Неужели литераторы при Муравьеве не слыхивали французскую поговорку о «самодержавии, ограниченном убийствами» (tempеré par l'assassinat)? Это была наша Magna Charta К яду, ножу и шарфу мы прибавили еще два ограничения: взятки и грязь.

Вторая шутка даже не забавна, и всего менее забавна для государя, которому делается sub rosa[38] выговор за опущение по должности:

кроме допущенного ослабления вообще наблюдательной власти[39] теми органами нашей литературы, которые систематически распространяли всевозможные разрушительные начала. При незатруднительности приобретения запрещенных иностранных и русских книг, при губительном влиянии вообще революционной литературы на неопытные и восприимчивые умы молодежи и под влиянием воображения, бредившего о возможности достигнуть общего равенства, как относительно безграничной личной свободы, так и прав собственности.

Зачем это Муравейник так хлопочет сделать государя недобрым? — бог с ним — и без него сам до этого очень успешно достигает.

Примечания

Печатается по тексту К, л. 227 от 1 сентября 1866 г., стр. 1853—1854, где опубликовано впервые, с подписью: И—р. «Колокола». Автограф неизвестен. Лист 227 «Колокола» вышел с опозданием, как это видно из письма Герцена к сыну от 29 августа 1866 г.: «... плачь не плачь, а раньше 5 „Кол." не будет».

_____

... православными краснобаями из инженерного ведомства... — Герцен имеет в виду сообщение в «Московских ведомостях» от 19 апреля 1866 г., № 82, о том, что«генералы, штаб-и обер-офицеры корпуса инженеров путей сообщения обратились к г. министру путей сообщения с просьбой повергнуть к стопам государя императора выражение их чувств беспредельной верпоподданнейшей преданности и благоговейной радости о чудесном спасении от злодейского покушения на жизнь его величества». В этом же сообщении указывалось, что генералы и офицеры просят разрешить учредить на их средства «стипендию 4-го апреля 1866 г.» для одного из воспитанников в Институте инженеров путей сообщения. Кроме того, в 82-м номере «Московских ведомостей» сообщалось о намерении профессоров, учащихся и служащих Института инженеров путей сообщения «соорудить в церкви института икону Спасителя и св. угодников, празднуемых 4 апреля» (см. об этом в статье Герцена «Иркутск и Петербург» — стр. 59 наст. тома).

... Лютероеой ереси à la Кауфман. — После 4 апреля 1866 г. в русских газетах постоянно печатались сообщения о том, что не только исповедующие православную религию, но и представители других вероисповеданий (католики, лютеране, протестанты, иудаисты, магометане и пр.) принимают активное участие в пожертвованиях на постройку православных храмов или их украшение, на сооружение икон и т. д. (см. об этом же в заметке «Вавилонское столпотворение» в наст. томе, стр. 338). О генерал-губернаторе Северо-западного края немце К. П. фон-Кауфмане, который в пылу усердия готов был «по службе» поцеловать руку православного попа, Герцен писал с возмущением и иронией в заметке «Поцелуй Кауфмана» (см. т. XVIII наст. изд., стр. 448; ср. в статье «Первое запрещение, первое предостережение, первый суд!» — там же, стр. 474).

— Речь идет о восстании польских и русских политических ссыльных в ночь с 24 на 25 июня на Кругобайкальской дороге (в 100 км от Иркутска) в котором приняло участие свыше 700 чел. Оно распространилось по всем станциям Кругобайкальского тракта и продолжалось до конца июля 1866 г. Восстание было жестоко подавлено правительством (восставших расстреливали из артиллерийских орудий); число арестованных превышало 500 чел. Следственная комиссия, созданная под председательством генерал-майора Ольденбурга в августе 1866 г., привлекла к делу более 700 чел. См. об этом восстании также в ЛН, т. 62, стр. 569—570. Сообщения о восстании поляков в Сибири стали появляться в центральных газетах только в начале августа 1866 г. — и то в форме частных корреспонденций (см. «Московские ведомости» от 5 и 10 августа 1866 г., №№ 164 и 167; «С. -Петербургские ведомости» от 3 августа 1866 г., № 210). Официальные данные о событиях в Сибири были опубликованы только в середине августа 1866 г. (см. статью «О возмущении поляков в Сибири» в «Северной почте» от 17 августа 1866 г., № 177). О приговоре иркутского военно-полевого суда см. в статье «Наше правосудие» (стр. 222 наст. тома).

«Поляки ретировались в лес («Моск. вед.») ~ отличными стрелками». — Герцен цитирует письмо из Иркутска от 3 июля 1866 г., приведенное в статье «Возмущение ссыльных поляков в Сибири» («Московские ведомости» от 5 августа 1866 г., № 164).

«Вот, говорит, какова благодарность ~ » — Сокращенная цитата из той же статьи в № 164 «Московских ведомостей»; слово «говорит» — вставка Герцена.

... путятинские матрикулы... — самоуправления, учреждался полицейский надзор над студентами и вводились билеты для входа в университет (матрикулы). См. об этом в т. XV наст. изд., стр. 180 и 183.

... то нигилисты переведут Фогта... — См. об этом заметку Герцена «Фогт, Дарвин, Молешотт, Бокль» (стр. 131 наст. тома) и комментарий к ней.

... напечатанные в «Северной почте». — Далее Герцен излагает и частично цитирует официальный отчет о результатах работы Верховной следственной комиссии по делу Д. В. Каракозова, напечатанный в «Северной почте» от 2 августа 1866 г., № 166; в цитате на стр. 129 и 130 курсив Герцена.

— Борис Годунов скоропостижно скончался 13 апреля 1605 г. в возрасте 53-х лет; его неожиданная смерть вызвала предположения о возможном самоубийстве и даже об отравлении (см. H. М. Карамзин. История государства Российского, т. XI, глава 2, «Кончина Годунова»).

Это была наша Magna Charta. — Magna Charta libertatum (лат.) — Великая хартия вольностей, государственный акт 1215 г., ограничивший английскую королевскую власть и положенный в основу государственного устройства Англии.

«— В «Колоколе» здесь пропуск; в цитируемом тексте: «Часть из участников в вышеупомянутых преступных замыслах, чистосердечно признаваясь в оных...» («Северная почта» от 2 августа 1866 г., № 166).

... храбрый Сеславин доносов в «Моск. вед.» указал без имени на экс-министра Головнина ~ и вас и вашего великого князя Катков доедет. — Герцен иронически сравнивает нападки M. Н. Каткова на министра народного просвещения Головнина с партизанскими действиями генерал-майора А. Н. Сеславина в войну 1812 г. В редакционной статье «Московских ведомостей» от 4 августа 1866 г., № 163, говорилось, что вплоть до недавнего времени (т. е. до смещения А. В. Головнина) в журналистике (т. е. прежде всего в «Современнике» и «Русском слове») имели место «неслыханные сатурналии бесстыдства и надругательства над здравым смыслом, которые не были бы возможны ни в каком цивилизованном обществе, но которые пользовались у нас авторитетом административного одобрения, как бы узаконившего их».

[38] Здесь: между строк (лат.). — Ред.