ГРЯЗЬ
На нас находит сомнение, выписывать или нет из русских газет мерзости и безобразия, делающиеся у нас ежеминутно, на каждом шагу. Нужно ли всей этой массе гадостей еще раз вынырнуть на наших листах?
Все совершающееся грязно, гнусно, гадко, глупо, и все имеет характер страшного однообразия: татарское раболепье, византийское ханжество, немецкая наука рабства — в обществе; татарское самовластье, византийское изуверство и немецки-канцелярское капральство — в правительстве. Между ними гады подкупной гласности — доносящие, превозносящие, клевещущие, лгущие, ползущие, сосущие и портящие государственное пищеварение — глисты-риторы.
Меняться могут подробности, личности, умереть может Гагарин — а не Муравьев; на место Берга — пошлют Баранова, на место Безака — Цезака, на место Магницкого — Толстого, на место Рунича — Каткова. Сущность остается та же, дух тот же, формы те же. Задремлет выпивши кучер, поослабит немножко вожжи, проснется — хлеснет без вины... Вот и все.
Меняться к лучшему — не то, что меняться к худшему.
Возникни теперь из балтийских блат новый Апраксин Двор, с лавками, вонью, мышами, ворами, городовыми, с гнилым товаром, с недовесом, с недомером и прочим добром... что же вы думаете, настолько правительство станет человечественнее, насколько оно пало от пожара? Совсем нет — запишут купцов в гильдию, на их же счет поставят часовню, отслужат молебен и пошлют брать подати и заговорщиков. Разве Катков напишет в «Московск. ведомостях», что это молитвами в благоухании почившего Муравьева бог послал России новый рынок из пучин морских и что между выплывшими купцами нет ни одного поляка.
Россия — какое-то бесконечное поле, кой-где засеянное... и покрытое туком. Нарождающегося, будущего не видно... оно все в земле, все в зерне. Тук покрывающий состоит, как всегда, из догнивающего прошедшего. Великие агрономы, на немецкий лад, навалили такой пласт удобрения, что чуть зерно не задохло и теперь едва пробивается... Пока продолжалась зима, все казалось бело и гладко, а как пришла оттепель, верхний-то слой и сказался. Надобно помочь натуре, надобно стараться, чтоб он скорей сгнил и разложился, но копаться в нем руками и месить ногами, таскать из него по соломинке и всякий раз удивляться и плакаться, что она не пахнет розаном, — это скучно и нечисто.
Судите сами. Разверните что хотите, что не запрещено, как «Современник» и «Слово», не приостановлено, как «СПб. ведомости», и читайте где хотите — будет хорошо.
По случаю холеры я не застал у вас классов, и потому лишен возможности видеть вас в деле. Но положение гимназии мне достаточно известно — как по сведениям, которые я имею из министерства народного просвещения, так и по произведенной, по моему распоряжению, попечителем округа ревизии гимназии. Должно сожалеть, что в прежнее время в вашем составе находились такие личности, которые не должны были бы вступать на учительское поприще: они принимали на себя эту важную обязанность не для пользы юношества, а ко вреду для него, для распространения разрушительных идей, последствием которых, как теперь оказывается на опыте, было умственное и нравственное развращение некоторых людей, сделавшихся несчастною жертвою этой злой пропаганды. При мне подобные преподаватели невозможны; я обязан пред священною особою государя императора и пред моею собственною совестью не допускать, чтоб училище, содержимое на счет правительства, обращалось в притон противообщественных и противогосударственных теорий; я обязан пред родителями сдать им юношей благовоспитанных и истинно, а не ложно образованных; наконец, я обязан пред самими этими юношами способствовать тому, чтоб из них образовались люди дельные и основательные, которые со временем поблагодарили бы внутри сердца своего своих наставников и руководителей, предостерегших их от ложных путей. Я буду свято исполнять эту обязанность, пока буду занимать должность, возложенную на меня высоким монаршим доверием. Надеюсь, и даже уверен, что вы все будете мне в том содействовать; иначе и быть не может.
За оборотнем-министром на запятках ливрейный холоп реакции вторит барину:
Теперь, славу богу, основы нашей новой учебной системы не подлежат более сомнению, не подвергаются более вопросу. Слова эти (воскресшего Магницкого) обнадеживают, что министерство будет зорко смотреть за тем, чтобы в наших школах, под видом педагогов, не было люден злонамеренных. Но и при самом бдительном надзоре в этом отношении опасность для нашей молодежи не прекратится... («Моск. ведом.», № 192).
Министр внутренних дел, чтоб не отстать от нео-Магницкого, в свою очередь грозит в «Северной почте» преследованиями и наказаниями за перепечатывание ученых статей из периодических изданий и книг специально ученых. Наука для касты, для мандаринов, для доктринеров, для монахов и попов. Для публики довольно Поль де Кока и К-нии. Для народа и его не нужно, для него и грамота — роскошь, народ слишком беден, чтоб иметь мысль и наука, как суд и расправа, должны принадлежать одним крупным землевладельцам. Посмотрите, какую они кучу надумали и поняли с уничтожения Юрьева дня.
Если популяризация науки отталкивается просвещенным правительством, зато, думаете вы, слово божие и утешение религии оставлено набожным правительством селянину и работнику? Совсем нет.
Неизвестного вероисповедания Безак, иконоборец киево-печерский, нашел в своем крестовом походе против заблуждений креста «Дневнике варшавском». «Дневник» напал на варшавских кухарок, зачем они ходят в храм божий, «отчего останавливается работа. Дело дошло до того, что господа не хотят держать слишком набожную прислугу»...
Père Duchesne и Père Loriquet!
Это напоминает старого кощуна Муравьева: когда началось у нас движение против пьянства, в циркуляре своем он ссылался на свящ. писание для поддержания его, ставил в пример Ноя, подгулявшего после потопа (хорошо, что не Лота), и компрометировал самого Христа за шутку с вином в Кане Галилейской[44].
Что кухаркам не надобно иметь религии, это ясно... жарься себе вместе с бараниной перед очагом, религия для господ, не для холопов, не для нищих — все это справедливо. Но нас конфузит лютеранин Берг: он по своей ереси должен бы был уважать всякую набожность и всякую религию, даже и такую, в догматы которой не входит ни кабак, ни блины, ни грибы и которая предпочитает резное изображение Христа суздальскому, с лицом, нарисованным яичным желтком с прозолотью…
«Молодом поколении», взводя на нее нелепейшее обвинение в оскорблении дворянства (как будто его можно было чем-нибудь больше оскорбить, как освобождением крестьян). Обвинение было так глупо, что суд оправдал их. Первое оправдание по делам печати! Не только общество, но и правительство должно было радостно приветствовать этот знак независимости суда — это оправдание не только Жуковского, но искренности реформы. Нимало. Нашлись подкатковщики, натравившие правительство, нашелся Валуев, — жалкий, ничтожный, пустой Валуев, — захотевшие в зародыше задушить свободу суда. Дело перенесено было в уголовную палату, и обоих подсудимых нашли виновными, и то не в оскорблении дворянства, а за то, что бранятся!
А куда внесено или перенесено дело кандидата в мировые посредники который предложил одному сосланному польскому помещику, Залесскому, променяться с ним именьем, т. е. взять не подходящую Залесскому нижегородскую деревню; предложил он с разными угрозами и политическими намеками, а когда Залесский отказался, написал на него донос «Виленском вестнике»?
Это уже разрешение последних, первоначальных уз общественных, тех последних обеспечений, которые существуют в Хиве и Тибете.
Что за омут гадостей эта российская родина, — бедная родина!
И за все за это одно утешение, что какого-то тайного и какого-то явного статского советника послали в Сибирь на поселенье — за воровство!
Печатается по тексту К, —1872, где опубликовано впервые, без подписи. В OK озаглавлено вместе с предшествующей статьей: «Гуртовая бойня и Грязь». Автограф неизвестен.
Включено в издание М. К. Лемке ( XIX, 84—88) со следующей справкой: «принадлежность устанавливается пометкой Чернецкого на корректуре» (Л XIX, 450).
Авторство Герцена подтверждается редакционным характером статьи («На нас находит сомнение, выписывать или нет из русских газет...»), а также некоторыми характерными особенностями ее стиля. Слово «грязь» было для Герцена синонимом реакции во всех ее проявлениях. Ср., например, в статье «Катков и государь»: «Все это вранье, науженное в грязи полицейских рапортов и в еще вящей грязи собственного воображения...» и в статье «Виселица и Муравьев» — «тяжелый, кровавый, грязный период» (стр. 119—120 и 138 наст. тома).
____
— Апраксин двор сгорел 28 мая 1862 г. В его поджоге правительство и реакционная печать ложно обвиняли «нигилистов». О том, что Апраксин двор был заново отстроен в 1863 году, Герцен, очевидно, не знал.
... что не запрещено, как «Современник» и «Слово», не приостановлено, как «СПб. ведомости»— Журналы «Современник» и «Русское слово» были закрыты по «высочайшему повелению» в конце мая 1866 г.; «С. -Петербургским ведомостям» 2 сентября 1866 г. было вынесено третье предостережение с временной приостановкой на три месяца.
«По случаю холеры ~ ». — Цитируется речь министра народного просвещения гр. Д. А. Толстого, обращенная к учителям Саратовской гимназии (см. «Московские ведомости» от 11 сентября 1866 г., № 190). Член Главного правления училищ М. Л. Магницкий, с которым Герцен сравнивает Д. А. Толстого, в 1819 г. разгромил Казанский университет, обвинив его профессоров в проповеди атеизма.
— Далее цитируется передовая статья M. Н. Каткова в «Московских ведомостях» от 13 сентября 1866 г., № 192; в скобках — слова Герцена.
... в «Северной почте» ~ и книг специально ученых. — Имеется в виду официальное заявление, напечатанное в «Северной почте» от 6 сентября 1866 г., № 191.
~ заблуждений креста... — См. об этом в заметке Герцена «Иконоборство Безака в Подольской губ.» (стр. 142 наст. тома).
Это напоминает старого кощуна Муравьева: когда началось у нас движение против пьянства ~ если этот циркуляр забыли, мы можем его перепечатать. — О циркуляре М. Н. Муравьева, в 1857—1861 гг. министра государственных имуществ, см. в корреспонденции «Меры правительства относительно трезвости» (К, —635).
... резное изображение Христа — суздальскому... — По уставу русской православной церкви запрещались иконы резные и отливные (т. е. рельефные). Кустарным, топорным производством икон отличались мастера города Суздаля.
... Жуковский и Пыпин ~ за то, что браняmся! — Ю. Г. Жуковский, автор статьи «Вопрос молодого поколения» («Современник», 1866 г., № 3) и ответственный редактор «Современника» А. Н. Пыпин были привлечены к суду за «оскорбление дворянского земледельческого сословия». Петербургский окружной суд в заседании 25 августа 1866 г. оправдал их, что вызвало аплодисменты публики. Под давлением министра внутренних дел П. А. Валуева прокурор опротестовал решение окружного суда. 4 октября 1866 г. дело Жуковского и Пыпина разбиралось вновь — в петербургской судебной палате; Жуковский и Пыпин были приговорены к штрафу по 100 р. каждый и к аресту на военной гауптвахте в течение трех недель.
— Материалы об этом были опубликованы в газете «Весть» от 12 и 15 сентября 1866 г., №№ 71 и 72.
... какого-то тайного и какого-то явного статского советника послали в Сибирь на поселенье — за воровство! — Имеется в виду дело по обвинению тайного советника И. С. Гаевского и статского советника П. И. Яковлева в расхищении казенных денег в сумме 75931 р. из кассы ведомства духовных училищ. Решением кассационного департамента Правительствующего сената от 15 сентября 1866 г. Гаевский был приговорен к ссылке в Сибирь пожизненно, а Яковлев — к ссылке в Иркутскую губ. на 8 лет (см. «Голос» от 16 сентября 1866 г., № 256).