РЕВОЛЮЦИОННОЕ ВОЗЗВАНИЕ М. П. ПОГОДИНА
Увлеченный примером Кошута и Маццини, и наш Михаил Петрович пустил возмутительную грамоту «К галицким братьям». Все то, что «Московские ведомости» порицали, на что доносили, о чем говорили с скрежетом зубов и на что вызывали пытки, тюрьмы и казни, — все в квадрате и кубе находится в воззвании Погодина.
Мы ничего не имеем против зажигательной прокламации Погодина и очень много за галичан и за такие открытые речи. Но, во-первых, произносить их не следует в непристойных местах, а во-вторых, непристойным местам не следует допускать таких речей. Что сказала бы арендаторша публичного дома, если б кто-нибудь пришел к ней служить молебен пречистой деве? Есть обязательное единство поведения, нарушать которое без оскорбления общественной нравственности нельзя. Что может быть мерзее прусских генералов, подбивавших к восстанию венгерцев и богемцев речами, за которые, если б они были обращены к познанцам, те же генералы засадили бы ораторов lebenslang[45] в Шпандау?
Мы перепечатываем почти целиком воззвание Погодина.
Судите сами:
К ГАЛИЦКИМ БРАТЬЯМ
Остап, запорожский казак, захваченный поляками в плен, осужден был на смертную казнь в Варшаве. Выведенный на площадь, вместе с своими товарищами, он предан был палачам. «Остап выносил терзания и пытки, как исполин», — повествует нам поэт. «Ни крика, ни стона не было слышно даже тогда, когда стали перебивать ему на руках и ногах кости; когда ужасный хряск их послышался среди мертвой толпы, отдаленными зрителями; когда панянки отворотили глаза свои, — ничто похожее на стон не вырвалось из уст его, не дрогнуло лицо его. Тарас (Бульба, отец его) стоял в толпе, потупив голову, и в то же время, гордо приподняв очи, ободрительно только говорил: „Добре, сынку, добре!"
Но когда подвели его к последним смертным мукам, казалось, как будто стала подаваться его сила. И повел он очами вокруг себя. Боже! всё неведомые, всё чужие лица! Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти! Он не хотел бы слышать рыданий и сокрушения слабой матери или безумных воплей супруги, исторгающей волосы и бьющей себя в белые груди; хотел бы он теперь увидеть твердого мужа, который бы разумным словом освежил его и утешил при кончине. И упал он силою, и воскликнул в душевной немощи: „Батька, где ты? Слышишь ли ты все?"
„Слышу", — раздалось среди всеобщей тишины...»
Пятьсот лет страдали, мучились и стонали, тлея на тихом огне, галичане, наши родные братья, под игом враждебных племен, враждебных религий, враждебных языков! Они должны были тщательно скрывать свое происхождение, они должны были отпираться от своего родства, они должны были искажать свое имя — все страха ради иудейска.
Но исполнилась наконец мера их долготерпения! Под ножами, под кинжалами, среди всех сатанинских казней, несмотря ни на какие опасности, грозящие им гибелью, прерывистым, истомленным голосом, задыхаясь, они восклицают в лицо своим врагам: «Мы — русские» и прибавляют, кажется, обращаясь к нам, подобно замученному Остапу: «Братья! слышите ли вы?»
Слышим, слышим!
В ком бьется сколько-нибудь человеческое сердце, кто связан сколько-нибудь с своим отечеством, с своим племенем, кто чувствует сколько-нибудь свои исторические обязанности, тот не мог без внутреннего волнения, без умиления читать заявления галичан, переданные нам «Московскими ведомостями» из львовской газеты «Слово» (в статье, за которую нельзя довольно благодарить их!). Повторим эти выражения, простые, истинные, бьющиеся жизнию, представляющие резкую противоположность совсем тем, что слышится теперь в Европе, на колотырных рынках, в поврежденных палатах и перекупных газетах.
«В 1848 году нас спрашивали: кто мы? Мы сказали, что мы всесмиреннейшие Ruthenen... „Но может быть вы русские?” — допрашивал нас Стадион (бывший наместник и экс-министр). Мы клялись душой и телом, что мы не русские, Russen, но что мы Ruthenen, что наша граница на Збруче, что мы отрекаемся от так называемых русских, как от окаянных схизматиков, с которыми не хотим иметь ничего общего...
Опасение, что граф Голуховский, истый поляк, будет назначен канцлером Галиции...
Ввиду польского канцлерства, — восклицает львовское „Слово” — настало время, по нашему мнению, переступить нам Рубикон и сказать откровенно во всеуслышание: мы по можем отделиться китайскою стеной от наших братий и отречься от литературной, церковной и народной связи с остальным русским миром, мы не рутены 1848 года, мы настоящие русские».
как плод исторической жизни всего русского народа.
«И мы русские!» — восклицают дети Карпатских гор, в Венгрии, на родине Венелина, Орлая, Янковича, Кукольника!..
Государи и правительства имеют свои отношения между собою, свои обязательства, договоры, условия, виды, намерения. Мы, русские, никогда не вмешивались до сих пор в действия нашего правительства касательно внешних сношений, и хорошо делали, судя по следствиям, ибо, благодаря этому порядку, правительство содействовало более всего образованию такого государства, которое представляет теперь почтенную силу 80 миллионов человек, и может употреблять ее по усмотрению. Но мы имеем теперь полное право, дарованное нам благодушным нашим государем, выражать свое искреннее мнение о всех текущих государственных вопросах. Пользуясь этим правом, мы считаем своею священною обязанностию заявить живое сочувствие к тягостному положению наших родных братьев и в ответ на их вопли, раздирающие душу, послать им одно слово: «Слышим, слышим!» Неужели мы не можем сказать его? Сохрани боже!
Если немцы сочли долгом подняться с оружием в руках за освобождение Гольштинии и Шлезвига из-под легкого владычества датского, то как же мы, русские, будем преходить молчанием, оставлять без теплого участия судьбу миллионов русских братьев в Галиции и Венгрии? Неужели мы побоимся замолвить за них слово, только слово, — слово мира, любви, естественного права? Нет, нет, тысячу раз нет!
Низкий поклон, горячий привет, выражение глубокого почтения посылаем мы вам из Москвы и Киева, Казани и Архангельска, Вильны и Астрахани, Чернигова и Владимира, Камчатки и Ташкента, Тифлиса и Одессы и пр. ...
М. Погодин.
Печатается по тексту К, л. 229 от 1 ноября 1866 г., стр. 1875—1876, где опубликовано впервые, в отделе «Смесь», без подписи. Автограф неизвестен.
Включено (без цитаты) в издание М. К. Лемке (Л XIX, 89) со следующей справкой: «принадлежность устанавливается пометкой Чернецкого на корректуре» ( XIX, 450).
Авторство Герцена подтверждается строками из статьи «Жаль», где обращение Погодина названо «революционным воззванием к грекам и галичанам» (стр. 237 наст. тома).
____
... возмутительную грамоту «». — Обращение М. П. Погодина было напечатано в «Московских ведомостях» от 24 сентября 1868 г., № 200.
... в Шпандау? — Город и крепость в прусской провинции Бранденбург, близ Берлина.
— Ред.