L'ECLIPSE DE BUDBERG
Budberg, disparaissant derrière la poussière d'une rixe et d'un duel dans le genre des étudiants de Dorpat, ne produira, nous en sommes sûrs, aucun sentiment pénible en Russie; d'autant plus qu'en plongeur consommé et aimé par la cour impériale, il nous arrivera à la surface, rafraîchi, bien lavé et guéri du froid qu'il a pris à Nice. Il était un bon Allemand; le meilleur c'était, Brounoff; celui-là ne faisait rien, et c'est la chose la plus importante dans ces positions; ne rien faire avec dignité — c'est la moitié de la besogne. Or, Budberg était un bon Allemand de la vieille Staatsschule — école de la diplomatie doctrinaire — immobile, avec l'apparence d'un mouvement accéléré, ciselant des notes filigranes, s'opposant à toute liberté par amour du progrès, et, somme toute, laissant aller le monde comme il va. Budberg était à Nesselrode ce que Nesselrode était à Metternich. Il n'a pas été supérieur à l'homme qu'il avait remplacé, au général Kisséloff (plaise à Dieu que vous ne le confondiez avec le Kisséloff Romain de Florence!)— mais il est décidément, et de beaucoup, inférieur à l'homme d'Etat qui est maintenant à la tête du ministère des affaires étrangères, place que le parti allemand convoite tant pour Budberg. Le seul défaut du vieux prince Gortchakoff, c'est qu'il a l'hyménomanie; cela n'empêche pas d'être ministre très viril.
ésenter la Russie en France; nous sommes très riches en barons baltiques. On dit qu'ils sont mécontents (la chose n'est pas si absolument incompréhensible que leur contentement antérieur). Le gouvernement les tracasse, leur mord les mollets par Katkoff le bouledogue et la meute (anonyme) du Golos. Les barons veulent devenir d'allemands-russes — allemands-prusses.
Pour ne pas perdre la Livonie, l'Esthonie, la Courlande, [a moitié des généraux, les trois quarts des amis du Palais d'Hiver et tous les pharmaciens— ne vaudrait-il pas mieux, pour da Russie, de s'annexer franchement à Bismark?
ПЕРЕВОД
ЗАТМЕНИЕ БУДБЕРГА
ныряльщиком и любимцем императорского двора, он всплывет к нам на поверхность*, освеженный, хорошо вымытый и излечившийся от простуды, которую он получил в Ницце. Он был добрым немцем; самым лучшим был Бруннов; тот совсем ничего не делал, а в подобном положении это самое главное; ничего не делать, сохраняя достоинство, — уже половина дела. Да, Будберг был добрым немцем старой Staatsschule — школы доктринерской дипломатии, — неподвижной, но создающей видимость ускоренного движения, оттачивающей филигранные ноты, противодействующей всякой свободе из любви к прогрессу, но в конце концов предоставляющей миру идти как ему вздумается. Будберг был по отношению к Нессельроде тем же, чем Нессельроде был для Меттерниха. Он не был выше человека, чье место занял, — генерала Киселева (ради бога, не спутайте его с флорентийским римлянином Киселевым!)*, — но он безусловно и намного ниже государственного деятеля, возглавляющего теперь министерство иностранных дел, — место, которого немецкая партия так добивается для Будберга. Единственный недостаток старого князя Горчакова — его гименомания; но это не мешает ему быть весьма мужественным министром.
Другой немец будет представлять Россию во Франции; мы чрезвычайно богаты прибалтийскими баронами. Говорят, что они недовольны (это уж не так абсолютно необъяснимо, как их прежнее чувство удовлетворенности). Правительство придирается к ним, кусает им икры при помощи бульдога Каткова и собачьей (анонимной) своры «Голоса»*. Бароны хотят стать из русских немцев — немцами прусскими.
Дабы не потерять Ливонии, Эстонии, Курляндии, половины генералов, трех четвертей друзей Зимнего дворца и всех аптекарей — не лучше ли было бы для России откровенно присоединиться к Бисмарку?
Примечания
Печатается по тексту Kl, 8 от 15 мая 1868 г., стр. 119, где опубликовано впервые, в отделе «Faits divers» («Смесь»), без подписи. Автограф неизвестен.
«Посылаю тебе швейнерей <свинство> о Будберге, пропечатай и поправь <...> Статейка о Будб<ерге> заставит хохотать и сердиться».
Включено в издание М. К. Лемке (ЛХХ, 295—297).
_____
Будберг, скрывающийся за облаком пыли, поднятой во время драки и дуэли в духе дерптских студентов... — Герцен намекает на нашумевшую дуэль барона А. Ф. Будберга, бывшего послом России во Франции, с бароном Р. П. Мейендорфом в Мюнхене, которая произошла 2 апреля 1868 г. (см. телеграмму из Парижа от 3 апреля в газете «Русский инвалид» от 5 апреля 1868 г., № 91, а также статью «Дуэль барона Будберга с бароном Р. Мейендорфом» в «Северной почте» от 14 апреля 1868 г., № 78, перепечатанную затем в «Московских ведомостях» от 16 апреля 1868 г., № 80). 13 апреля 1868 г. Будберг был уволен от должности посланника.
... он всплывет к нам на поверхность... — Предположение Герцена оправдалось — уже 20 мая 1868 г. Будберг был назначен членом Государственного совета.
... не был ∞ Киселева (ради бога, не спутайте его с флорентинским римлянином Киселевым!)... — Будберг занял место русского посла в Париже после П. Д. Киселева. Послом в Риме был Н. Д. Киселев (см. заметку Герцена «Бешенство цензуры» — т. XIII наст. изд., стр. 299).
∞ кусает им икры при помощи бульдога Каткова и собачьей (анонимной) своры «Голоса». — Герцен имеет в виду резкие нападки русской печати на остзейских немцев (см. также в наст. томе статью «La manie de délation» — стр. 356—363 и комментарий к ней).