La Gazette de la bourse, de Saint-Pétersbourg (Санкт-Петербургские "Биржевые ведомости")

<LA GAZETTE DE LA BOURSE DE SAINT-PÉTERSBOURG>

La Gazette de la Bourse, de Saint-Pétersbourg[29], propose la création d'un nouveau journal international dévoué aux intérêts de la Russie. L'auteur de l'article met en évidence la rédaction insuffisante de la Gazette française de Saint-Pétersbourg, qu'il appelle, non sans raison, feuille sans tête ni cœur. Le nouveau journal, au contraire, aura comme l'aigle russe deux têtes, au moins deux buts. D'un côté, celui de faire connaître les bonnes intentions de la Russie et tranquilliser par cela les autres peuples; de l'autre, celui d'écraser et anéantir le Kolokol français. Le moyen le plus sûr, et peut-être unique, de nous mater, suppose la Gazette, serait la création d'un organe international rédigé en français par des Russes pur sang, et tout à fait libre de tout soupçon d'influence officielle ou de quelques rapports avec le gouvernement ou l'administration. Le Kolokol russe, continue l'article, n'avait de l'influence en Russie qu'autant que les journaux russes manquaient de liberté de discussion. Le français cessera d'être lu en Europe dès qu'un organe international élèvera sa voix libre et indépendante, «fera connaître les perfections et les imperfections de la vie russe, ses nobles élans, ses erreurs et ses fautes». «Aux calomnies et aux agressions du journalisme libre de l'Occident, il faut opposer la libre défense d'une feuille absolument indépendante. Si un journal pareil est rédigé en Occident, cette liberté lui est acquise; mais si l'on préfère le rédiger en Russie, il faudra lui donner solennellement la liberté complète de la pensée et de la parole/» Excusez du peu!

Dès que le poète de la Bourse aura cette magna charta solennellement jurée par l'empereur de toutes les Russies, au nom de toutes les polices, il n'aura aucun besoin de nous combattre, car nous solliciterons une petite place dans sa rédaction, et nous attacherons notre cloche au grand clocher international.

L'auteur continue: «Il n'y a qu'un pareil journal qui soit capable d'acquérir la confiance des lecteurs occidentaux et de mener, avec espérance de succès,   une lutte contre le Kolokol êchement, d'imprimer des calomnies et de fausses dénonciations (oh! le jargon de la bonne ville de Pétersbourg!) à l'endroit de la Russie... Mais on dira que, pour faire un journal pareil, il faut de grands moyens matériels, de grands subsides! Sans doute; mais ces subsides ne doivent, dans aucun cas, être reçus des mains du gouvernement; ils doivent être offerts, et nous sommes sûrs qu'ils le seront, par la société russe elle-même. Elle a fait tant de sacrifices d'argent et de sang pour la défense matérielle de la patrie, qu'elle ne refusera sans doute pas sa sympathie, ni les moyens aux personnes qui rédigeront le journal international». Tout cela est très bon, très impossible et pas tout à fait nouveau. Le Nord est un journal puissamment international et pas du tout hostile à la Russie, mais il n'a pas fait grand'chose. Nous n'avons, au. reste, qu'à désirer, sans crainte ni terreur, l'apparition d'une nouvelle feuille russo-française indépendante et libre... La terre est grande, les points de vue variés, il y aura assez de place pour nous deux. Mais il y a une chose contre laquelle il nous est impossible de ne pas protester.

L'auteur de l'article dit tout franchement que le but véritable auquel il vise serait la neutralisation, autant que possible, du mal que nous répandons en Europe au détriment de la ftussie.

Telle est encore chez nous l'absorption d'une partie des esprits Par le gouvernement, qu'ils pensent franchement que, d'être ennemi du gouvernement actuel de Russie, c'est être ennemi du Peuple russe et agir «au détriment du pays».

Vu cette naïveté, sentant de loin le nègre non-affranchi; vu cet asservissement intellectuel, nous ne pouvons augurer de grands succès internationaux à la feuille future et indépendante.

Ces gens, peu acclimatés à la liberté, pénétrés de respect religieux pour leur maître, pensaient toujours et pensent encore que faire de l'opposition au gouvernement c'est une trahison et un crime; et c'est au moment où ils veulent faire preuve d'indépendance que les galons de la livrée se montrent.

Pensez-vous donc, philosophe de la Bourse de Saint-Pétersbourg, qu'être de l'opposition, voire même révolutionnaire, veut dire détester sa patrie? En êtes-vous encore là? Pensez-vous que les fénians «détriment» de leur île d'émeraude?

C'est pardonnable lorsque quelque prêtre ivre, lâché par le sacré Synode, imprime contre nous des libelles destinés pour on ne sait quel public, et dans lesquels il nous traite en fratricides, parricides, traîtres à la patrie, voleurs et brigands. Mais la rédaction d'une feuille non cléricale, d'une feuille de la Bourse, n'a pas autant de droits qu'un serviteur de Dieu à la simplicité de l'âme et à la grossièreté du langage.

Où, quand, comment avons-nous agi au détriment du peuple russe? Nous ne voulons pas même parler des fausses dénonciations et des calomnies.

Est-ce en fondant la première presse russe libre à Londres?

Est-ce pendant la guerre de la Crimée, où tous vos organes in partibus, terrifiés par l'hostilité de l'opinion publique, se taisaient et s'effaçaient — et nous seuls, nous parlions en faveur du peuple russe, non seulement dans les journaux, mab dans les meetings, à Londres?

Est-ce après la mort de Nicolas, lorsque l'Etoile Polaire et après le Kolokol demandaient dans chaque feuille l'émancipation des paysans, l'abolition de la censure, des peines corporelles, et un tribunal oral et public?

Choses à demi accomplies maintenant.

Est-ce quand nous vous avons procuré un peu de liberté de la presse? — Vous le savez parfaitement bien: si on vous a permis de dire c'est pour détourner les yeux des trois quarts que nous disions.

De grâce, n'allez pas nous parler de notre rôle pendant l'insurrection polonaise. «De grâce pour vous-même», comme l'on chante dans Robert.

Ce rôle, c'est notre meilleur titre à la reconnaissance de la Russie. C'est parce que nous sommes restés fidèles à nos convictions, à notre foi, à la liberté, à la justice, à la vérité, qu'il y avait une voix russe qui protestait à chaque martyr tombé, à chaque férocité perpétrée, à chaque acte bestial de Mouravioff, à chaque article sanguinaire dé la Gazette de Moscou.

C'est à nous que vous devez que l'Europe connaît qu'il y a en Russie des hommes qui n'ont pas applaudi les bourreaux, qui regardaient avec horreur les banquets que l'on donnait aux généraux qui se vantent d'avoir pendu le plus de Polonais[30], qu'il y a en Russie des hommes qui désirent franchement, sincèrement l'indépendance d'un peuple qui n'a rien de commun avec nous.

Et, cher orateur de la Bourse, vous appelez cela agir au détriment du pays?., et cela lorsque le Kolokol français nous attire, par son caractère russe, par sa propagande, la colère des hommes prévenus en France et les jurons vulgaires de la scribaille allemande.

Non, vous ne voulez aucun organe indépendant, vous n'en comprenez pas les premières conditions!

ПЕРЕВОД

<САНКТПЕТЕРБУРГСКИЕ «БИРЖЕВЫЕ ВЕДОМОСТИ»>

«Биржевые ведомости»[31] предлагают создать новую международную газету *, преданную интересам России. Автор статьи ставит на вид неудовлетворительность состава редакции   французской петербургской газеты,   которую он, не без основания, называет  листком безголовым и бессердечны *. Новая же газета, напротив, будет иметь, как и российский орел, две головы или по меньшей мере — две цели. С одной стороны — знакомить с добрыми намерениями России и успокаивать тем самым остальные народы; с другой — раздавить и уничтожить французский «Колокол». Самым верным и, быть может, единственным средством обуздать нас, как предполагают «Ведомости», явилось бы создание международного органа, издаваемого на французском языке чистокровными русскими и совершенно свободного от всякого подозрения в   официальном влиянии  или в каких-либо связях с правительством или администрацией. Русский «Колокол», — продолжает статья,— имел влияние в России только до тех пор, пока русским газетам не была предоставлена свобода суждений. Французский «Колокол» перестанет читаться в Европе, как только международный орган поднимет свой свободный и независимый голос, «познакомит с совершенствами и недостатками русской жизни, с ее благородными порывами, с ее заблуждениями и ошибками». «Клеветам и нападениям свободной западной публицистики нужно противопоставить свободную защиту абсолютно независимого журнала. Если такой журнал будет издаваться на Западе, то свобода эта ему обеспечена; но если бы нашли более удобным вести подобное издание внутри России, то ему нужно было бы дать торжественно полную свободу мысли и слова!» Только и всего!

поэт биржи получит эту magna charta*, торжественно провозглашенную императором всея Руси от имени всех полиций, ему совсем не нужно будет сражаться с нами, ибо мы тогда исхлопочем себе местечко в ее редакции и подвесим наш колокол к великой международной колокольне.

Автор продолжает: «Только такой журнал способен приобрести доверие западных читателей и вести с надеждою на успех борьбу с „Колоколом" и другими западными газетами, охотно и беспрепятственно теперь печатающими клеветы и фальшивые доносы (о, жаргон милого города Петербурга!) на Россию — Но скажут, что для издания подобного журнала нужны; большие материальные средства, большие пособия! Согласны, _во только пособия эти ни в коем случае не должны идти от правительства; их должно дать и, мы уверены, даст само русское общество. Оно столько жертвовало и деньгами и кровью своею на материальную защиту отечества, что не откажет, без сомнения, ни в своем сочувствии, ни в пособии лицам, которые стали бы издавать международную газету».

Все это совершенно замечательно, совершенно невозможно и не совсем ново. «Le Nord» — газета в высшей степени международная и отнюдь не враждебная России, однако она не очень-то много сделала. Нам остается, впрочем, только желать, без опасений и без страха, появления новой русско-французской независимой и свободной газеты... Земля велика, точки зрения многообразны, места хватит нам обоим. Но есть нечто, против чего мы не можем не протестовать.

Автор статьи с полной откровенностью говорит, что подлинная цель, в которую он метит, — это наивозможнейшая нейтрализация зла, распространяемого нами в Европе в ущерб России.

Поглощение некоторой части умов правительством у нас еще так велико, что они чистосердечно полагают, будто быть врагом нынешнего русского правительства — значит быть врагом русского народа и действовать «в ущерб родине».

При виде подобной наивности, еще издали попахивающей неосвобожденным негром, при виде подобного умственного порабощения мы не можем предсказать больших международных успехов замышляемой независимой газете.

— это то же предательство и преступление; и именно в то мгновение, когда они желают предъявить доказательство своей независимости, внезапно проступают галуны их ливреи.

Неужели вы полагаете, философ санктпетербургской биржи, что находиться в оппозиции, даже в революционной оппозиции, значит ненавидеть   фении  питают отвращение к Ирландии и что они готовы идти на виселицу «в ущерб» своему изумрудному острову?

Еще простительно, когда какой-нибудь пьяный поп, натравленный святейшим Синодом, печатает против нас пасквили, предназначенные бог весть для какой публики и изображает нас братоубийцами, отцеубийцами, изменниками родины, ворами и разбойниками*. Но редакция не клерикальной, а биржевой газеты, не имеет столько прав на простодушие и на грубость языка, как служитель божий.

Где, когда, в чем действовали мы О фальшивых доносах и клеветах мы не хотим даже и говорить.

Не тогда ли, когда мы создавали первый русский вольный печатный станок в Лондоне?

— и мы, мы одни, говорили в защиту русского народа не только в газетах, но и на митингах, в Лондоне?

Не после ли смерти Николая, когда «Полярная звезда», а затем «Колокол» требовали в каждом номере освобождения крестьян, уничтожения цензуры, отмены телесных наказаний и введения гласного и открытого судопроизводства?

Требования эти теперь наполовину выполнены.

— Это отлично вам известно: если вам позволили сказать одну четвертую часть, то для того только, чтоб отвлечь внимание от тех которые высказаны нами.

«Смилуйся над самим собою», как поется в «Роберте» *.

Эта роль — наш самый почетный диплом на признательность России. И объясняется это тем, что мы остались верны своим убеждениям, своей вере, свободе, справедливости, истине, что нашелся русский голос, который протестовал против гибели каждого мученика, против каждого совершенного злодеяния, против каждого зверства Муравьева, каждой кровожадной статьи «Московских ведомостей».

Именно нам обязаны вы тем, что Европа знает о существовании в России людей, которые не рукоплескали палачам, которые с ужасом смотрели на банкеты, даваемые в честь генералов, похваляющихся тем, что они повесили больше поляков, чем другие[32], —что Европа знает о существовании в России людей, чистосердечно, искренно желающих независимости для народа, 

И это, дорогой биржевой оратор, вы называете действовать в ущерб родине?., и в то время, когда французский «Колокол» навлекает на нас своим русским характером, своей пропагандой злобу предубежденных людей во Франции и вульгарную брань немецких борзописцев*.

Нет, вам вовсе не нужен независимый орган, вы не понимаете, что является самым необходимым условием для его существования!

Печатается по тексту Kl, № 6 от 1 апреля 1868 г., стр. 73—75, где опубликовано впервые, без заглавия, с подписью: I—r. Заглавие взято из оглавления к данному номеру Kl. Kl. Автограф неизвестен.

_____

...«Биржевые ведомости» предлагают создать новую международную газету... — «международном русско-французском журнале» много раз поднимался на страницах «Биржевых ведомостей» (см. №№ 285, 292, 295, 299, 307, 310, 315 за 1867 год). Герцен отвечает на передовую статью «Биржевых ведомостей» от 6 февраля 1868 г., № 35.

 ∞ не без основания, называет листком безголовым и бессердечным. — В статье «Биржевых ведомостей» «Journal de Saint-Pétersbourg» назван газетой «заезжих иностранцев». В статье говорилось, что России необходим орган, где бы «думали <...> русским умом и чувствовали русским сердцем».

... magna charta... — «Magna charta liberarum» — «великая хартия вольностей» (лат.).

... какой-нибудь пьяный поп, натравленный святейшим Синодом, печатает против нас пасквили ∞ изображает нас ∞  — Вероятно, имеется в виду брошюра «Нынешнее состояние России и заграничные русские деятели», опубликованная анонимно в Берлине в 1862 г., а в 1868 г. вышедшая там же вторым изданием. Клеветническая книга полна возмутительных инсинуаций против Герцена. Так, автор утверждает, что его деятельность «движима <...> чисто денежным интересом, прикрытым благовидною маркою патриотизма» (стр. 8, см. также стр. 47), что он повинен в петербургских пожарах, гибели Михайлова, арестах среди молодежи — «все эти жертвы есть плоды необузданных стремлений г. Герцена <...>) он их губит для своего тщеславия и своих выгод» (стр. 41, 63, 66). В особенный ужас приводит клеветника то, что Герцен «дерзает святотатствовать над религией и ее установлениями, Творцом ее» (стр. 109. См. также стр. 12— о «кознях» Герцена против религии и его «грехах»). В статье «Нашим врагам» Герцен называл это сочинение «гнусной брошюркой, от которой еще издали несет полицейской водкой и поповским луком» (стр. 422 наст. тома).

... in partibus... — Часть традиционной формулы «episcopus in partibus infidelium» — «епископы в странах неверных» (лат.); здесь в значении: за границей.

«Смилуйся над самим собою», как поется в «Роберте». — Герцен приводит неточно слова из оперы Мейербера «Robert le Diable» («Роберт-дьявол», акт IV, сцена 2). Либретто оперы — Э. Скриба и Г. Делавиня.

... французский «Колокол» навлекает ∞ злобу предубежденных людей во Франции и вульгарную брань немецких борзописцев. — См. в наст. томе статью «L’imbroglio» и комментарий к ней. Из немецких органов против программы «Kolokol» выступали: «Neue Preußische Zeitung» (анонимная статья 20 июля 1867 г.); «Magazin für Literatur des Auslandes», №№ 16, 17 за 1868 г., статья Е. Kattner.

[29] II est bien dommage que, sur les trois articles qui ont paru dans l'honorable feuille de la Bourse de Saint-Pétersbourg, nous n'ayons lu que le dernier. Nous n'avons pas pu nous procurer les n<umér>os 307 et 310.