Объявление о "Полярной звезде"

ОБЪЯВЛЕНИЕ О «ПОЛЯРНОЙ ЗВЕЗДЕ»

1855

Да здравствует разум!

А. С. Пушкин.

Полярная звезда скрылась за тучами николаевского царствования.

Николай прошел, и «Полярная звезда» является снова, в день нашей Великой пятницы, в тот день, в который пять виселиц сделались для нас пятью распятиями.

Русское периодическое издание, выходящее без ценсуры, исключительно посвященное вопросу русского освобождения и распространению в России свободного образа мыслей, принимает это название, чтоб показать непрерывность предания, преемственность труда, внутреннюю связь и кровное родство.

Россия сильно потрясена последними событиями. Что бы ни было, она не может возвратиться к застою; мысль будет деятельнее, новые вопросы возникнут — неужели и они должны затеряться, заглохнуть? — Мы не думаем. Казенная Россия имеет язык и находит защитников даже в Лондоне. А юная Россия, Россия будущего и надежд, не имеет ни одного органа.

Мы предлагаем его ей.

С 18 февраля (2 марта) Россия вступает в новый отдел своего развития. Смерть Николая больше, нежели смерть человека, — смерть начал, неумолимо строго проведенных и дошедших до своего предела. При его жизни они могли кой-как держаться, упроченные привычкой, опертые на железную волю.

После его смерти — нельзя продолжать его царствования.

Мы не сражаемся с мертвыми. С той минуты, как доктор Мандт шепотом сказал наследнику: «Каротида не бьется больше», страстность в нашей борьбе заменилась холодным разбором прошлого царствования.

Две главные мысли, без всякого единства, мешавшие друг другу, определяют характер николаевского правления.

Продолжение петровского предания в внешней политике.

Противодействие петровскому направлению в внутреннем развитии.

Расширение пределов и влияния в Европе и Азии, суживание всякой гражданственности в России.

Все для государства, т. е. для престола, ничего для людей.

— такова была задача Николая.

Царь московский, этот византийский деспот, окруженный попами и монахами, одетый в какой-то золоченый халат, ограниченный китайским церемониалом и дурным государственным устройством, — всего меньше солдат. Император петербургский, как только отказывается от образовательных начал Петра, — только солдат.

Николай с первого дня своего воцарения объявляет войну всякому образованию, всякому свободному стремлению. Он подогревает вялое православие, гонит униат, уничтожает веротерпимость, не пускает русских за границу, обкладывает безобразной пошлиной право путешествовать, терзает Польшу за ее политическое развитие, открывает мощи, которым Петр запретил являться, и смело ставит на своем знамени, как бы в насмешку великим словам на хоругви французской революции: самодержавие, православие, народность!

Самодержавие — как цель. Вот наивная философия истории русского самодержца.

Ему все удается. Не потому, чтоб он имел чрезвычайную силу[52], а потому, что низость мира, его окружавшего, была чрезвычайна.

Вершина его величия была та минута, когда он прочел донесение Паскевича: «Венгрия у ног в<ашего> в<еличества>!»

Николай забылся до кротости, ему было жаль, когда свирепый мальчишка перевешал генералов, отдавшихся ему на слово.

Но не одна Венгрия была у его ног, а вся Европа. Ибо везде был свой Гергей, много Гергеев.

Орлеанские журналы, смиренно прощая оскорбления Николая Людовику-Филиппу, называли его Агамемноном и звали спасать то образование, во имя которого начали союзники войну против него.

Мещане становились на свои жирные коленки — и звали русские пушки на защиту собственности и религии.

Австрия была до того обязана Николаем, что хотела, по словам Шварценберга, удивить мир своей неблагодарностию. Это много значит в классической стране коварства и неблагодарности!

Прусский король пил за его здоровье. Остальные разночинцы из немецких владык ели на его счет приданое великих княжон.

Николай торжествовал. Но возле Зимнего дворца, т. е. возле Петропавловской крепости, открыли общество Петрашевского. Стало, революционная мысль при всех усилиях не убита, бродит в умах, заставляет биться сердца. Появление этих благородных, самоотверженных, прекрасных юношей перед комиссией было зловещим memento mori[53] для Николая. Призрак 14 декабря являлся недаром через двадцать пять лет, цветущий, поюнелый. Что же было выиграно страшным гнетом дома и вселенской низостию?

Ни одной плодотворной мысли, ни одного улучшения, все седеет вместе с Николаем, стареется, костенеет. Он мог одно сделать — освободить крестьян, он хотел этого, но трудно, страшно трудно для неограниченного монарха — дать чему-нибудь волю...

В том же положении находился другой деспотизм. Он тоже торжествовал; он тоже усмирил свою Польшу, его Польша называется только Францией. Порядок царил в Париже, и ему было нужно что-нибудь делать.

Наполеон и Николай играли друг другу в масть. Они выдумали войну.

Война все переменила! Николай первый упал в пропасть, открытую им; он не последний — будьте уверены.

Николаевское управление опущено с ним вместо в могилу. Не бойтесь, оно не воскреснет; может быть хуже, но не может быть того же.

Мы почти ничего не знаем о его преемнике. Но обстоятельства его восшествия на трон определяют долю его положения, помимо его воли.

Какая разница!

Шаткой ногой входит Николай на престол, вместо старшего брата своего. Его встречает бунт, он побеждает его картечью, но за падшими рядами открывается колоссальный заговор. В нем вся Россия: крестьянин представлен солдатом; Рюриков дом — князьями; генералы, покрытые славой, люди, покрытые почетом, литераторы, офицеры, чиновники в Петербурге, в Москве, везде — участвуют в заговоре. Он боится знать, что Адлерберг, его друг, Суворов, внук князя Италийского, замешаны, и освобождает их от суда; император Александр чуть не участвует сам в заговоре, — Сперанский и Карамзин писали по его приказу хартии.

Николаю предстояли две дороги — сделаться главой движения, овладеть им и идти вперед или задавить его и идти против течения, пока есть силы. Он выбрал последнее и до настоящей войны выдержал свою роль. Но движение, которое его увлекло в войну, лучшее доказательство, что он не остановил, не осилил его, и человек, начавший тем, что обезоружил все — мысль и руку, — кончил призванием к оружию всей России, даже крепостной.

что они дают свою кровь, другие, что они дают свои деньги на защиту России. А Россия не хотела войны, она разорена ею, война очевидно не нужна для нее. Но тут уже речь не о былом, не о желании, а о спасении целости государства; народ идет поправлять своей кровью царскую вину ‒ а ему новый царь будет отвечать Сибирью, новым гнетом? Полноте!

В 1825 году вся Европа стояла за Николая, в 1855 вся Европа против Александра. Легко пренебрегать стоном народным, когда нет внешнего врага, но трудно посылать людей на смерть, с оскорблением и бранным словом на прощанье. Они добудились до того, что война становится народной. Народ снова имеет нечто общее с царем — оттого-то царь и будет зависеть от него.

Четырнадцатое декабря родилось тоже в минуту одушевления, когда народ в первый раз после Пожарского шел рука в руку с правительством. Мысль русского освобождения явилась на свет в тот день, когда русский солдат, усталый после боев и длинных походов, бросился наконец отдохнуть в Елисейских Полях.

И неужели через сорок лет пройдет даром гигантский бой в Тавриде?

Севастопольский солдат, израненный и твердый, как гранит, испытавший свою силу, так же подставит свою спину палке, как и прежде? Ополченный крестьянин воротится на барщину так же покойно, как кочевой всадник с берегов каспийских, сторожащий теперь балтийскую границу, пропадет в своих степях? И Петербург видел понапрасну английский флот? — Не может быть. Все в движении, все потрясено, натянуто... и чтоб страна, так круто разбуженная, снова заснула непробудным сном?

Но этого не будет. Нам здесь вдали слышна другая жизнь, из России потянуло весенним воздухом. Мы и прежде не сомневались в народе русском, все написанное и сказанное нами с 1849 года свидетельствует об этом. Основание типографии еще больше свидетельствует. Вопрос шел о времени, он разрешился в нашу пользу.

Только не следует ошибаться в одном; обстоятельства — многое, но не все. Без личного участия, без воли, без труда ‒ ничего не делается вполне. В этом-то и состоит все величие человеческого деяния в истории. Он творит ее, и исполнение ее судеб зависит от его верховной воли. Чем обстоятельства лучше, тем страшнее ответственность перед собой и перед потомством.

— идти ваше дело!..

Первый том «Полярной звезды» выйдет двадцать шестого июля (7 августа), второй — к Новому году.

три или четыре тома можем мы издавать в год.

План наш чрезвычайно прост. Мы желали бы иметь в каждой части одну общую статью (философия революции, социализм), одну историческую или статистическую статью о России или о мире славянском; разбор какого-нибудь замечательного сочинения и одну оригинальную литературную статью; далее идет смесь, письма, хроника и пр.

«Полярная звезда» должна быть — и это одно из самых горячих желаний наших — убежищем всех рукописей, тонущих в императорской ценсуре, всех изувеченных ею. Мы в раз обращаемся с просьбой ко всем грамотным в России доставлять нам списки Пушкина, Лермонтова и др., ходящие по рукам, известные всем («Ода на Свободу», «Кинжал», «Деревня», пропуски из «Онегина», из «Демона», «Гавриилиада»[3*], «Торжество смерти», «Поликрат Самосский»...).

Рукописи погибнут наконец — их надобно закрепить печатью.

Первый том наш богат. Писатель необыкновенного таланта и резкой диалектики прислал нам, только что разнесся слух о «Полярной звезде», превосходную статью под заглавием «Что такое государство?» Мы перечитывали ее десять раз, удивляясь смелости и глубине революционной логики автора.

Другой аноним прислал нам «Переписку Белинского с Гоголем». Переписку эту мы знали прежде от самого Белинского, она наделала некоторый шум в 1847 году. Во всяком случае нет никакой нескромности ее напечатать, она прошла через столько рук, даже полицейских, что, печатая ее, мы, собственно, печатаем известное. Белинский и Гоголь не существуют более, Белинский и Гоголь принадлежат русской истории; полемика между ними слишком важный документ, чтоб не обнародовать его из малодушной деликатности.

«Былое и думы», разбор книги Мишле «La Renaissance» и tutti frutti[54] — смеси.

Richmond (Surrey)

25 марта (6 апреля) 1855.

Примечания

Впервые опубликовано в виде листовки в 1855 г. Вольной русской типографией. В переводе на французский язык напечатано в «L’Homme» № 24 от 16 мая 1855 г. В том же году вышло на французском языке отдельным изданием под заглавием «L’Etoile polaire» («Полярная звезда»). Revue de l’emancipation russe, rédigée en russe à Londres par Iscander (A. Herzen)». Это издание по сравнению с русскими содержит значительные разночтения (см. раздел «Варианты»). Под заглавием «„Полярная звезда". Третное обозрение освобождающейся Руси» напечатано в ПЗ—X, и без заглавия — во втором ее издании (1858 г.), стр. III—X; подпись: Искандер.

Печатается по тексту сборника «Десятилетие Вольной русской типографии в Лондоне», Лондон, 1863, стр. 109—122. Автограф неизвестен.

_____

«Объявление» открывало первую книгу «Полярной звезды» в качестве программы предпринятого Герценом издания. В статье идет речь о типе издания и об его идейных целях.

Как показывает «Объявление», Герцен задумал «Полярную звезду» как подписное периодическое издание (поэтому статья первоначально и была озаглавлена: «„Полярная звезда". Третное обозрение освобождающейся Руси»). От этого намерения Герцен в дальнейшем отказался. Сначала не хватало материалов из России, затем в качестве периодического издания возник «Колокол».

Герцен хотел приурочить выход первой книги «Полярной звезды» ко дню казни пяти декабристов (13 июля ст. ст.). Однако выход первой книги альманаха задержался до начала августа.

«Предшественницей рабочей (пролетарски-демократической или социал-демократической) печати была тогда общедемократическая бесцензурная печать с «Колоколом» Герцена во главе ее», — писал В. И. Ленин в статье «Из прошлого рабочей печати в России»(В. И. Ленин. Сочинения, т. 20, стр. 223). Первым периодическим органом этой бесцензурной печати явилась герценовская «Полярная звезда». О ней в статье «Памяти Герцена» В. И. Ленин писал: «Полярная Звезда» подняла традицию декабристов» (В. И. Ленин. Сочинения, т. 18, стр. 12).

31 марта 1855 г. Герцен писал Мишле: «Я организую теперь русское обозрение, под заглавием «Полярная звезда». Это было заглавием альманаха, редактировавшегося Рылеевым и уничтоженного Николаем. Тучи проходят, а звезды остаются...». Связь с традицией декабризма Герцен подчеркнул и заглавием своего альманаха и изображением на его обложке профилей пяти повешенных декабристов. Этот рисунок был сделан для «Полярной звезды» чартистом Ч. Линтоном (об отношениях Герцена с Линтоном см. в настоящем томе комментарий к статье «Старый мир и Россия»).

Декабрист И. Якушкин писал Герцену из Сибири (письмо это до Герцена, очевидно, не дошло): «„Полярная звезда" читается даже в Сибири, и ее читают с великим чувством; если бы вы знали, как бы этому радовались <…>. Свободная ваша речь для всякого русского человека как будто летящий от родины глас» («Былое», 1906, № 4, стр. 188‒189). Для русской демократической молодежи 1850-х годов появление «Полярной звезды» было событием величайшего значения. Об этом свидетельствует письмо из России, опубликованное Герценом во второй книжке «Полярной звезды» (см. в настоящем томе статью «Ответ» и примечание к ней на стр. 547—548). Особый интерес в этом плане представляет запись в дневнике молодого Добролюбова (от 13 января 1857 г.): «С 10 часов начал я чтение <второй книжки „Полярной звезды"> и не прерывал его до пяти утра... Закрывши книгу, не скоро еще заснул я... Много тяжелых, грустных, но гордых мыслей бродило в голове...» (Н. А. Добролюбов. Полн. собр. соч., т. 6, М., 1939, стр. 451).

«Полярная звезда» выходила ежегодно с 1855 по 1862 г., за исключением 1860 г. В 1858 г. было выпущено второе издание вышедших к этому времени первых четырех книжек. 1861 г. датированы шестая книжка и первый выпуск седьмой, 1862 г. — второй выпуск седьмой книжки. На этом издание «Полярной звезды» приостановилось вплоть до 1869 г., когда вышла восьмая, последняя ее книжка.

«Полярная звезда» внесла огромный вклад в развитие русской общественной мысли. На ее страницах появились важные политические статьи ‒ например, «К нашим», «Вперед! Вперед!», «Еще вариация на старую тему» Герцена, «Русские вопросы» Огарева и др., систематически, в течение ряда лет, она знакомила русских читателей с «Былым и думами» Герцена. В «Полярной звезде» впервые были напечатаны многочисленные стихотворения Огарева и отрывки из его воспоминаний. Альманах широко знакомил читателей с запрещенными в царской России произведениями русских поэтов, в том числе с неизданными произведениями Пушкина, Лермонтова, Рылеева. Исключительное значение придавали издатели «Полярной звезды» публикации материалов по истории русского освободительного движения. Письмо Белинского к Гоголю, воспоминания декабристов и о декабристах и многие другие ценные исторические материалы и документы появились впервые на страницах «Полярной звезды».

Да здравствует разум! — Из стихотворения А. С. Пушкина «Вакхическая песня».

Полярная звезда скрылась... — Речь идет об альманахе «Полярная звезда» (1823—1825) К. Рылеева и А. Бестужева.

…день нашей Великой пятницы... — Страстная пятница, день, в который, по евангельскому преданию, был распят Христос.

...«Каротида не бьется больше»... —Каротида — сонная артерия (от французского carotide).

— Уния православной и католической церквей (Брестская уния) была провозглашена на территории Речи Посполитой в 1596 г. При Николае I началась систематическая борьба с униатством, в России распространенным в Западных губерниях. В 1839 г. униатская церковь была официально упразднена.

.. обкладывает безобразной пошлиной право путешествовать… ‒ Законом 1851 г. была установлена особая пошлина, взимавшаяся с русских подданных за каждые полгода пребывания за границей.

…великим словам на хоругви французской революции… ‒

Как я сказал в Гановер - Руме ∞ в 1853. – См. речь Герцена «XXIII годовщина польского восстания в Лондоне» (стр. 126‒132 наст. тома).

«Венгрия у ног в<ашего> в<еличества>!» — 9 августа 1849 г. в «Русском инвалиде», № 171, был опубликован рапорт, которым Паскевич известил Николая I о сдаче армии Гергея (10 августа перепечатан в № 176 «Санкт-Петербургских ведомостей»). Документ этот начинался словами: «Венгрия у ног вашего императорского величества».

∞ много Гергеев. ‒ В 1849 г. главнокомандующий венгерскими революционными войсками Гергей с тридцатитысячной армией предательски сдался русскому командованию. Восемнадцатилетний австрийский император Франц Иосиф, которого Герцен называет «свирепым мальчишкой», пощадил только Гергея. Девять сдавшихся венгерских генералов были повешены, четверо — расстреляны.

Орлеанские журналы, смиренно прощая оскорбления Николая Людовику-Филиппу... — Николай I считал Луи-Филиппа Орлеанского узурпатором трона, принадлежащего старшей линии Бурбонов, и всячески подчеркивал это в дипломатических сношениях с правительством Июльской монархии.

... удивить мир своей неблагодарностию. — Эта фраза австрийского министра иностранных дел Шварценберга относилась к антирусской позиции, которую во время Восточной войны заняла Австрия, обязанная Николаю I подавлением венгерской революции.

... другой деспотизм. — Деспотизм Наполеона III.

— Константина Павловича.

... Сперанский и Карамзин писали по его приказу хартии. — Герцен, вероятно, имеет в виду такие труды М. М. Сперанского, как «Введение в уложение государственных законов», проект гражданского уложения и др. Что касается Карамзина, то утверждение Герцена, что он писал «хартии» по приказу Александра I, неточно. Политические записки — «Записка о древней и новой России» (1811), «Мнение русского гражданина» (1819) — были написаны Карамзиным по собственной инициативе и вызвали неудовольствие Александра I.

... в 1855 вся Европа против Александра. — Речь идет о Восточной войне. Англия, Франция и Турция воевали против России, Австрия и Пруссия поддерживали антирусскую коалицию.

…русский солдат ∞ отдохнуть в Елисейских Полях. — Герцен имеет в виду вступление русских войск в Париж в 1814 г.

— В 1854 г. английская эскадра блокировала Кронштадт.

Мы в третий раз обращаемся с просьбой... — Герцен имеет в виду свои обращения к русскому обществу в листовках: «Вольное русское книгопечатание в Лондоне» и «Imprimérie russe à Londres» <«Русская типография в Лондоне») (стр. 235—238 наст. тома).

«» — статья В. А. Энгельсона, помещенная в ПЗ, 1855 г., кн. 1.

…»Переписку Белинского с Гоголем». — См. комментарий к примечанию Герцена при публикации «Переписки» в ПЗ —540 наст. тома).

[52] Как я сказал в Ганновер-Руме на годовщине польской революции в 1853.

[3*] Так в подлиннике – ред.