• Приглашаем посетить наш сайт
    Чулков (chulkov.lit-info.ru)
  • От издателя ("События двух целых лет... ")

    ОТ ИЗДАТЕЛЯ

    Не сбылись мой друг, пророчества

    Пылкой юности твоей.

    Рылеев

    События двух целых лет показали, кто из нас был прав — умеренные ли либералы, писавшие млеком и медом долю статей, изданных нами в первой книжке «Голосов из России», или мы в наших статьях «Полярной звезды».

    Ничего не сбылось из пророчеств пылкой юности. А ведь в два года можно было что-нибудь сделать, сверх контракта на железные дороги. После всех толков, журнальных статей, частных писем, догадок — много ли подвинулся вопрос о тарифе, много ли уменьшилось воровство чиновников и, главное, сделан ли какой-нибудь шаг к освобождению крестьян?

    Одни говорят, что открыли комитет об освобождении крестьян, другие — что его закрыли, третьи — что он существует и что председатель его — Блудов. Что за тайные общества, что за секреты! Блудов знает, куда ведут заговоры, — он был в верховном суде, которому велено было засудить декабристов*

    Хочет правительство освобождения или нет? Да? — Нет? — Liebt mich? — Liebt mich nicht?[127]

    Речь государя в Москве к всему благородному дворянству говорит «да»; циркуляр Ланского в Петербурге ко всему неблагородному в нем — говорит «нет».

    Двоих несчастных сослали в Сибирь за проповедование крестьянам вредных мыслей — что они не вещи, принадлежащие своим помещикам.

    И на первый случай все окончилось разрешение крепостным людям ездить за границу, если помещик позволит.

    Что еще? Амнистия — бедная, жалкая. Посмотрите на последний предел государственного управления — на Австрию, и там даны полные амнистии. Если б Бакунин был не выдан из — сидит в Шлюссельбурге. Австрия после междоусобных войн, восстания целых народов, — Австрия, сшитая на живую нитку из распадающихся частей, не боится амнистии, а Александр II боится! Даже и тем, которые возвращены из Сибири, после тридцатилетних страданий, постарались отравить окончание ссылки, не дозволяя им ездить в Москву и в Петербург. Завтра революция, опасно, того и смотри Петербург провозгласит республику в преображенских казармах и Москва — демократический и социальный Кремль.

    А что сделалось с тарифом?

    Тенгоборский умер — ну и кончено; отчего же? Кто не умирает, и кто не родится? А взятки все же берут, а палкой все же бьют, и розгами, и кулаком, и высочайше утвержденными плетьми.

    Правда, петербургский обер-полицмейстер начал отучать полицию от грубости и употребления кулака, это делает ему честь. Но не дурно было бы распространить это ограждение личности не на один Петербург, но на Рязань и Казань, даже на заштатный город Царевококшайск. В Петербурге, скажут, это делается для иностранцев; русских там не будут бить, чтоб пощадить английские и французские нервы, чтоб избежать отвратительной западной гласности.

    И что же, по совести, будто честное дело воспевать все эти слабые, недоконченные попытки облегчить горькую долю России и умиляться перед беспредельным милосердием, давшим узенькую амнистию, через которую и желающие возвратиться не могут пройти.

    Нет, господа, делайте, как знаете, мы не пойдем по вашей дороге, по ней, пожалуй, дойдешь до чина тайного советника, а нам хочется остаться явными советниками, говорить открыто и смело истину.

    У нас нет никакой страсти к систематическому порицанию. Мы готовы хвалить от всего сердца; но тогда, когда будет что-нибудь совершено, — а не в ожидании сделанного. Невоздержными и незаслуженными похвалами государя уверили, что он и в самом деле бог знает что сделал для пользы и блага России, что остается отдыхать на лаврах.

    Мы верим в добрую душу Александра II, в его благородство. От него не веет тем казарменным, тлетворным для всего человеческого веянием, к которому мы так привыкли. След Жуковского остался на нем. Но ждали мы от него больше, ждали перемен существенных, а дождались китайских теней.

    Люди, загрубелые в роли слепых исполнителей неистовств Николая, и новые люди, жаждущие упиться властью и дворцовым блеском, отделяют государя от России. А гласности нет, да и вряд читает ли он.

    Где между людьми, его окружающими, какой-нибудь талант, какое-нибудь сильное убеждение, какая-нибудь резкая способность? Слухом свет полнится, Тотлебена узнали через месяц во всей Европе. А как у них нет ни основной мысли, ни общей цели, все идет случайно, из личных видов, интриг, — отсюда непонятные назначения, заменения, меры и противумеры.

    Зачем остается Закревский в Москве? — грубый, неотесанный и (как говорят) нечистый на руку?

    Что за министр Ланской, с тупоумным циркуляром своим, направленным против государя?

    А долговязый Панин — эта высочайшая неспособность всея России?

    А хромое министерство с Норовым и с автором «Русского бога», князем Вяземским, перешедшим на сторону «немецкого» и проповедующим инквизицию и ценсуру!

    Лучший из них, я думаю, министр финансов, того и по имени никто не знает — Брик, Брак, Брук, что-то эдакое... а туда же требует усилить ценсуру. «Такая свобод нефосмошно!»

    и в нос — «Половые щетки продать!» — купил бы себе две-три да и вымел бы Зимний дворец дочиста от николаевского сора (не хуже же стало после Клейнмихеля), тогда, может, и мы принялись бы умиляться и хвалить. До тех пор мы не только сами этого не сделаем, но и решительно не будем печатать статей, которые преспокойно могут благоухать в «Северной пчеле» и в брюссельском «Норде»[128].

    «Да кому какое дело, хвалите ли вы, порицаете ли вы в вашем углу? Кто вы такой? Да полно, существуете ли вы, с своим крошечным станком? Нет ли микроскопа?»

    Мы очень малы, но нас трудно застращать категорией количества и величины; сравнивать диаметр инфузория и диаметр эклиптики — старая шутка; вселенная состоит из точек, из клетчаток, а не из глыб, не из пустых пространств. Каждый свободный человек имеет полное право заявлять свой голос. Может быть, его никто не услышит, может, он и не стоит того, чтоб его слышали, а может, он заронит искру в родственное сердце, и не в одно. Но во всяком случае, что бы ни было, потребность участия словом в современных делах — больше, нежели право, — органическая необходимость, страстное желание всякого любящего свой предмет так горячо, как мы любим нашу родину.

    15 мая 1857.

    Впервые опубликовано в третьей части сборника «Голоса из России» 1857, стр. III—X.

    Печатается по тексту второго издания сборника (1858 г.), стр. 5—13. Подпись: Искандер. Автограф неизвестен.

    ______

    Предисловие должно было окончательно убедить писавших «млеком и медом» либералов в том, что им не удастся сделать Вольную русскую типографию рупором своих мнений. Предисловие датировано 15 мая 1857 г., а в 20-х числах июня уже вышел первый лист «Колокола», который, при всех своих либеральных отклонениях, был с самого начала органом русской передовой демократической мысли.

    Не сбылись, мой друг, пророчества...» — Из посвященного А. А. Бестужеву стихотворения К. Ф. Рылеева «Стансы». У Рылеева: «Пылкой юности моей».

    ... изданных нами в первой книжке «Голосов из России»... — См. комментарий к заметке «От издателя» — стр. 552 наст. тома.

    …контракта на железные дороги. — В январе 1857 г. правительство предоставило концессию на сооружение ряда железнодорожных линий акционерному Главному обществу российских железных дорог.

    …вопрос о тарифе... — Речь идет о пересмотре таможенных тарифов, имевших в России, начиная с 1822 г., почти характер запрета.

    Одни говорят что за секреты! – 3 января 1857 г. начал свою деятельность секретный Особый комитет по крестьянскому вопросу, под председательством императора, а фактически А. Ф. Орлова, убежденного противника освобождения крестьян.

    ∞ засудить декабристов. — Д. Н. Блудов, в качестве делопроизводителя следственной комиссии по делу декабристов, составил от ее имени обширное «Донесение», в котором, в угоду Николаю I, была в предельно искаженном свете представлена история тайных организаций 1816—1855 гг. и восстание 14 декабря.

    ∞ говорит «нет». — См. примечание к стр. 353 наст. тома. Министр внутренних дел Ланской циркуляром уведомил предводителей дворянства, что император поручил ему «ненарушимо охранять права, венценосными его предками дарованные дворянству».

    Двоих несчастных сослали в Сибирь... — Речь, по-видимому, идет об И. Розентале и А. Скавронском, которые в апреле 1855 г. распространяли в Киевской губернии прокламации среди крестьян. В октябре 1856 г. Розенталь был приговорен к 15-летней ссылке в Сибирь, Скавронского присудили отдать в солдаты; этот приговор также был заменен ссылкой в Сибирь.

    бедная, жалкая. — Манифестом, опубликованным 26 августа 1856 г. по случаю коронации Александра II, была объявлена амнистия некоторым категориям осужденных, в том числе частичная амнистия по политическим делам.

    ... не дозволяя им ездить в Москву и в Петербург. — Возвращенным из ссылки декабристам запрещено было проживать в столицах.

    А что сделалось с тарифом? Тенгоборский умер... — В 1857 г. умер Л. В. Тегоборский, экономист и член Государственного совета, в 50-х годах председатель тарифного комитета, противник запретительных таможенных тарифов.

    ... высочайше утвержденными плетьми. — Герцен намекает на то, что в изданном при Николае I «Уложении о наказаниях» (1845) кнут был отменен, но зато двуххвостая плеть заменена треххвостою.

    — В 1856—1857 гг. в этой должности состоял граф П. А. Шувалов.

    ... узенькую амнистию, через которую и желающие возвратиться не могут пройти. — Речь идет о частичной амнистии польских эмигрантов.

    — См. примечание к стр. 273 наст. тома.

    ... Тотлебена узнали через месяц во всей Европе. — Герцен имеет в виду ту громкую известность, которую принесла в 1854 г. Э. И. Тотлебену сооруженная под его руководством оборонительная линия Севастополя.

    Что за министр Сухозанет, с своим уморительным приказом... — Н. О. Сухозанет, назначенный в 1856 г. военным министром, издал по этому случаю приказ, который заканчивался следующим образом: «... вступая в отправление обязанностей, всемилостивейше на меня возложенных, призвав на помощь бога, потщусь употребить все силы для исполнения долга службы по присяге. Я надеюсь найти во всех и в каждом содействие и рвение к пользе его императорского величества. Ура! Боже, царя храни!»

    эта высочайшая неспособность всея России? — Министр юстиции В. Н. Панин отличался необыкновенно высоким ростом.

    А хромое министерство ∞ инквизицию и ценсуру! — Министр народного просвещения А. в 50-х годах сторонником жесткого цензурного режима. Герцен язвительно напоминает здесь Вяземскому, что он автор сатирического антиправительственного стихотворения «Русский бог» (1828), которое в 1854 г. было выпущено Вольной русской типографией отдельным листком, а в 1856 г. напечатано во второй книге ПЗ. Герцен намекает на строки «Русского бога»:

    Бог пришельцев-иноземцев,
    Перешедших наш порог,

    Вот он, вот он, русский бог.

    ... Брик, Брак, Брук... — Министром финансов в 1852—1858 гг. был П. Ф. Брок.

    ... не хуже же стало после Клейнмихеля... — ‒1855 гг. министр путей сообщения, один из самых жестоких и тупых представителей аракчеевского и николаевского режима, был уволен сразу после смерти Николая I.

    [127] Любит? ‒ Не любит? (нем.). ‒ Ред.

     

    [128] Здесь преимущественно идет речь о пяти или шести статьях, не напечатанных нами и особенно отличающихся духом смирения и кротости. Если бы нам присылали статьи вроде тех, которые напечатаны во второй и третьей книжке «Голосов из России», мы готовы их всегда печатать.