<ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ЖЮЛЮ БАРНИ>
Mon cher Monsieur Barni,
Ogareff m’a communiqué votre bonne et amicale invitation, et cela au moment où j’allais vous écrire. J’ai beaucoup réfléchi si j’irais ou non à Genève pour le 9, et j’ai un besoin sérieux de vous expliquer mon absence. Il y a beaucoup de motifs qui me retiennent, je m’en vais vous dire franchement le plus grave. Que je sois avec vous, avec le Congrès, vous le savez; ma signature a été une des premières sur la liste. Ma présence muette n’ajoutera pas beaucoup à cette adhésion... donc il faut parler. Et que dirai-je au Congrès! Notre position est devenue très difficile. Il faut remettre la question de la Russie à sa place avant de parler, comme Russeà une démonstration de la démocratie européenne — que fait des exceptions qui nous honorent pour les personnes — mais regarde avec défiance la cause que nous représentons.
Ce n’est pas à un Congrès de paix que nous pouvons discuter et plaider notre cause. Nous pensons très sérieusement mettre encore une fois cette question sur le tapis, dans un recueil que nous voulons publier en français (Ogareff et moi).
Voilà, cher Monsieur Barni, mes excuses; communiquez-les à ceux de vos amis qui se souviennent de moi, et recevez mes désirs sincères pour la réussite la plus large, la plus grande et la plus pratique de l’œuvre que vous inaugurez.
Votre tout dévoué,
Alexandre Herzen.
ПЕРЕВОД
Мой дорогой господин Барни,
Огарев мне передал ваше любезное и дружеское приглашение, и это как раз в тот момент, когда я собирался вам писать. Я долго размышлял, ехать мне в Женеву к 9 или нет, и у меня есть серьезное намерение объяснить вам свое отсутствие. Есть много причин, которые меня удерживают, я чистосердечно открою вам наиболее важную. То, что я с вами, с конгрессом, вы об этом знаете — моя подпись была одной из первых в списке. Мое пассивное присутствие не много прибавит к этому согласию... но ведь нужно говорить. А что я скажу конгрессу! Наше положение вновь стало очень трудным. Необходимо снова поставить вопрос о России на свое место, прежде чем говорить как русскому которое мы представляем.
Конгресс мира — это не то место, где мы можем обсуждать и отстаивать наше дело. Мы очень серьезно намерены вынести еще раз на обсуждение этот вопрос в сборнике, который мы хотим издать по-французски (Огарев и я).
Таковы, дорогой господин Барни, мои оправдания, сообщите о них тем из ваших друзей, которые помнят обо мне, и примите мои искренние пожелания самого широкого, самого значительного, самого практического успеха тому делу, которое вы предпринимаете.
Всецело преданный вам
Александр Герцен.
Примечания
Печатается по тексту: Annales du Congrès de Genève (9—12 septembre 1867). Préliminaires — Les quatre séances — Appendice. Genève, 1868, pp. 96—97 <Летописи женевского конгресса (9—12 сентября 1867). Прелиминарии. — Четыре заседания. — Приложение. Женева>. Публикации письма предшествовала следующая заметка редакции «Annales...»: «Более сорока русских предварительно присоединились к конгрессу и во главе их две самых знаменитых жертвы царизма: Михаил Бакунин и Александр Герцен. Первый, живший тогда в Италии, специально прибыл в Швейцарию, чтобы присутствовать на конгрессе. Что касается второго, то он решил туда не приезжать и мотивировал свое отсутствие письмом, которое приводится ниже» («Annales»..., стр. 96).
В России «Летописи женевского конгресса...» были запрещены цензурой. 14 апреля 1871 года С. -Петербургский комитет цензуры иностранной вынес следующее решение: «Принимая во внимание, что политические статьи и речи этого сборника имеют целью доказать, что европейские нации должны устранить монархический образ правления и заменить его общеевропейской республикою, что статьи эти особенно враждебно относятся к нашему правительству, а христианская церковь подвергается дерзким нападкам, г. Гольмблат полагал необходимым запретить это сочинение если не безусловно, то по крайней мере для публики. В подтверждение предосудительности этого сочинения г. цензор указывает в особенности на стр. 92—97, 171, 178, 186—191, 346—352 и др. Комитет постановил: запретить это сочинение для публики» (ЦГИАЛ, ф. 779, оп. 4, ед. хр. 5, лл. 113—113 об.).
«Список несохранившихся и ненайденных писем Герцена», т. XXIX, кн. 2, стр. 779). Известен был лишь фрагмент авторской копии (или черновика) письма — две заключительные строки (см. XX, 619).
Письмо адресовано Жюлю Барни, президенту учредительного бюро конгресса Лиги мира и свободы, проходившего в Женеве с 9 по 12 сентября 1867 г. 30 августа 1867 г. Огарев писал Герцену из Женевы: «Третьего дня встретил Барни, который непременно требует, чтоб ты приезжал на писсовую конгрессовку (она имеет быть 9 сентября), — говорит, что все твои друзья будут, даже Гарибальди» (ЛН, т. 39-40, стр. 466). Герцен отклонил это предложение из принципиальных соображений, обоснованных впоследствии в статье «Un fait personnel». 3 сентября 1867 г. письмо было отправлено Огареву в Женеву для пересылки в учредительный комитет конгресса (см. XXIX, 189). Герцен рассчитывал, что его письмо будет оглашено на конгрессе или опубликовано и явится началом полемики в печати. «Пусть Барни читает, даже, если хочет, печатает мою эпистолу», — писал Герцен. 5 сентября Герцен писал Огареву: «Я рад, что послал Барни письмо, и если б он отвечал, я рад писать второе — и даже для печати. Нам надобно себя поставить в противуположность с глупыми обвинителями» (XXIX, 193). На конгрессе были прочитаны письма Л. Блана, Ж. Фавра, Ф. Левальд и др., однако письмо Герцена не было оглашено. Уже после закрытия конгресса, 16 сентября 1867 г., Герцен писал Огареву: «Я все еще не знаю, получено ли мое письмо Барни» (XXIX, 200). В статье «Un fait personnel» Герцен писал, что в «деловой суете» конгресса Барни «забыл упомянуть» о его письме. Можно, однако, предположить, что письмо не было оглашено из тактических соображений (см. письмо Огарева к Герцену от 14 сентября 1867 г. — ЛН, т. 39-40, стр. 473). Письмо было опубликовано лишь через год после его написания в «Летописях женевского конгресса...» (предисловие Ж. Барни к этому изданию датировано августом 1868 г.), по-видимому, без ведома Герцена.
Стр. 512. ... ∞ . — Герцен получил приглашение приехать в Женеву для участия в конгрессе еще в июне 1867 г. (см. письма к Герцену Э. Аколла и А. Наке в статье: Н. П. Анциферов. Герцен и женевский конгресс Лиги мира и свободы. — Вестник АН СССР, 1945, № 1—2, стр. 24—25). К этому времени в западноевропейской печати появилось несколько сообщений о предстоящем конгрессе и был опубликован манифест парижского инициативного комитета, определивший основные задачи Лиги мира и свободы. В манифесте, в частности, отмечалось, что «при отсутствии международного права, которое обеспечивает мир и свободу, единственное средство предотвращения зла и преступлений завоевательных и агрессивных войн должно и можно искать лишь в свободном, постоянном, народном союзе граждан всех наций, которые, понимая величие этого дела, пожелают его эффективного осуществления». Манифест провозгласил также, что мир «может быть достигнут лишь путем конфедерации народов, которая неотделима от их политического освобождения» («Annales», стр. 4). В августе парижский инициативный комитет принял программу конгресса («Annales», стр. 8—10). После выступления К. Маркса на заседании Генерального Совета 13 августа 1867 г. учредители конгресса вынуждены были изменить свою первоначальную программу и заменить ее другой, более демократической (см. письмо К. Маркса к Ф. Энгельсу от 4 сентября 1867 г. — Соч., изд. 2-е, т. 31, стр. 287. Подробно об отношении Маркса к конгрессу Лиги мира и свободы см.: Первый Интернационал. Часть 1. 1864—1870. Изд. «Мысль», М., 1964, стр. 126—130, 133, 139—140). Новая программа была оглашена на первом заседании конгресса 9 сентября 1867 г. («Annales», стр. 127—128). О своей поддержке конгресса заявили Дж. Гарибальди, Л. Блан, Э. Кине, Э. Реклю, Ж. Симон, А. Наке и др. В списке сочувствующих целям конгресса, среди представителей различных периодических изданий, названы: «Des Russes: Hertzen (de la Cloche), Ogareff». Об участии Герцена в предстоящем конгрессе было объявлено также в «L’Indépendance belge» от 1 сентября 1867 г., № 244.
Наше положение вновь стало очень трудным— Герцен имеет в виду антирусскую кампанию в западноевропейской прессе (см. т. XXIX, письма 149, 165, 168, 172, 177, статьи «Un fait personnel», «Prolegomena» и комментарии к ним).
... — О намерении Герцена и Огарева выпустить сборник статей на французском языке см. т. XXIX, письма 141, 149, 157.