Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "З"

1. "Москва" — мать и мачеха

Входимость: 1. Размер: 14кб.

Часть текста: и освобождение, звали к ним всех без зверской ненависти одной породы к другой, без зоологических пристрастий и антипатий. Можно быть в одно и то же время любящей матерью и злой мачехой — но при этом нельзя сетовать, что в глазах всякого честного человека несправедливая любовь вызовет если не ненависть, то отвращение. Затем представляем две следующие выписки из «Москвы». Говоря о духовно-революционной демонстрации (которой мы вполне сочувствуем), бывшей в московском греческом монастыре, издатель замечает: Но эта же самая панихида вызывает нас невольно и на грустные размышления. Мы слышали, что исполнение такого простого, естественного желания, как желание помянуть соборно в церкве братолюбивых и христолюбивых страдальцев, встретило было неожиданные затруднения и понадобилось даже испрашивать разрешения из Петербурга. Как! Даже для того, чтоб собраться в православный храм и помолиться о православных, погибших православия ради, общество должно испрашивать, дозволения у начальства? Для того, чтобы совершить подобное богослужение, местной духовной власти может быть вменено в обязанность входить в дипломатические соображения и справляться о том, будет ли такое действие согласно с политическими видами министерства и как покажется оно Петербургу? Нельзя не пожалеть о такой зависимости церковных пастырей и о таком странном смешении прав и обязанностей общества и правительства! Что происходит от такого смешения? Общество, усвоивая себе точку зрения правительственную, нередко принимает на себя исполнение...

2. Письма из Франции и Италии. Письмо девятое

Входимость: 1. Размер: 47кб.

Часть текста: не осталось – революция побеждена, вслед за нею будет побеждена и республика. Трех полных месяцев не прошло после 24 февраля, «башмаков еще не успели износить» [167] , в которых строили баррикады, а уж Франция напрашивается на рабство, свобода ей тягостна. Она опять совершила шаг для себя, для Европы и опять испугалась, увидевши на деле то, что звала на словах, за что готова была проливать кровь. Я был пятнадцатого мая с утра до ночи на улице, я видел первую колонну народа, пришедшую к Камере, я видел, как ликующая толпа отправилась из Собрания в ратушу, я видел Барбеса в окно Hôtel de Ville, я видел кровожадную готовность Национальной гвардии начать резню и торжественное шествие победоносного Ламартина и победоносного Ледрю-Роллена из ратуши в Собрание. Спасители отечества, из которых один под рукой помогал движению, а другой кокетничал с монархистами, ехали верхами без шляп, провожаемые благословениями буржуазии. Барбес и его товарищи отправились в то же время, осыпаемые проклятиями, в тюрьму. Собрание победило, монархический принцип победил, часов в девять вечера я пришел домой. Горько мне было. Дома я застал одного горячего республиканца, он тогда заведовал мэрией XII округа. – Республика ранена насмерть, ей остается теперь умереть, – сказал я ему. – Allons donc! [168]  – заметил мой демократ с тем французским легкомыслием, которое в иные минуты бывает возмутительно. – Ну, так ступайте за вашим ружьем и стройте баррикады. – Nous n’en sommes pas encore là [169] , придет время построим и баррикады. Собрание ничего не осмелится сделать. Мой приятель мог на досуге взвесить истину своих слов, его схватили, когда он шел домой, и...

3. La Mazourka (Мазурка)

Входимость: 1. Размер: 30кб.

Часть текста: Mon cher et vénérable monsieur, Il y a deux ans de cela, je lisais en votre présence à Veytaux chez notre vénérable ami J. Michelet, un petit article que je venais de traduire du Kolokol. Vous deux vous m’avez donné le conseil de l’envoyer à une feuille de Paris. Le vent n’était pas favorable — le journal s’est abstenu de l’admettre. Depuis, je n’ai plus pensé à l’article, et j’étais tout étonné en voyant dans une lettre (qui m’est bien chère) et que vous m’avez adressée au commencement de cette année — pour me dire votre regret sur la suspension du Kolokol — une nouvelle mention du petit article[44] . Vous exprimiez le désir d’en avoir la traduction, je ne l’avais pas. Un de ces derniers jours, à Genève, vous me la demandiez encore une fois. Je commençais involontairement à croire que mon article n’était pas sans mérite, et je me suis mis à le retraduire. C’était une exhumation. Deux ans pour un article circonstance, c’est une éternité. Malheureusement ce cri d’indignation n’est pas un anachronisme. Les deux années qui se sont...

4. Письма из Франции и Италии. Примечания

Входимость: 1. Размер: 134кб.

Часть текста: del Corso» не были опубликованы. В третьем цикле – «Опять в Париже» – автор, как можно заключить из начала первого письма, уже в процессе создания отказался приспосабливать свои мысли к требованиям русской цензуры и обращался исключительно к своим друзьям. Правленные Герценом копии циклов «Письма с via del Corso» и «Опять в Париже» по частям пересылались московским друзьям с отъезжающими в Россию (М. Ф. Корш, П. В. Анненков и др.). Под влиянием большого успеха, выпавшего на долю его книги «С того берега» («Vom andern Ufer»), выпущенной в 1850 г. на немецком языке гамбургским издательством «Hoffmann und Campe», Герцен предпринимает аналогичное немецкое издание своих «Писем»: «Briefe aus Italien und Frankreich (1848–1849) von einem Russen, Verfasser des «Vom andern Ufer», Hamburg, Hoffmann und Campe, 1850». В этом издании, русский оригинал которого до нас не дошел, имеются по сравнению с первоначальным текстом композиционные изменения и значительные сокращения (так, «Письма из Avenue Marigny» в него совершенно не вошли), но расширено письмо от 1 июня 1849 г. (11-е по нумерации изданий 1855 и 1858 гг.). Перевод (на основе перевода, продиктованного Герценом) принадлежит Фридриху Каппу. Из письма Герцена к Якоби от 24 апреля 1850 г. известно, что корректур этого издания Герцен не читал и перевод оценил ...

5. Über den Roman aus dem Volksleben in Rußland (О романе из народной жизни в России)

Входимость: 1. Размер: 55кб.

Часть текста: dieser Roman — nicht etwa Schäferroman oder Idylle, sondera sehr realist isch, mit einem patriarcbalen Charakter und voller Sympathie für den Bauern — unmittelbar auf den Roman der Ironie, der Verneinung, des Protestes, ja vielleicht des Hasses folgt. Das scheint mir ein Symptom von einer großen Veränderung in der Richtung der Geister zu sein. Sie wissen, daß in Rußland im Allgemeinen der Roman, die Komödie und selbst die Fabel, seit dem Anfang der europäisier-ten Literatur bei uns, also seit der Mitte des achtzehnten Jahrhunderts, den entschiedenen Charakter bitterer Ironie und spottender Kritik trugen, der nur durch die Zensur begrenzt wurde. Da war nichts Höfliches, nichts Gemütliches; wir haben niemals eine sentimentale Periode gehabt, ausgenommen der Zeit der Jugend von Karamsin, wo man die Romane à la Lafontaine übersetzte und nachahmte. Nichts, was einen antinationalen aufgedrungenen Charakter trug, hat seine Zeit überlebt, während die Komödien von von Wiesen, in einer viel früheren Zeit geschrie-ben, in der Erinnerung bleiben als Wahrheiten, als Zeugnisse für das Wesen ihrer Epoche. Die russische Literatur, d. h. die moderne Laien-Literatur, hat sich in der Minorität des Adels entwickelt, welche durch die Revolution Peter’s des Ersten vom Volke getrennt wurde. Die...