II
ПИСЬМО
Вот что прочел император:
Каким прекрасным днем началось Твое царствование! Казалось нам, что сама природа в восторге встретила Тебя[18]! Александр, любимец сердец наших! Десятый день уже освещает весеннее солнце Твоих надеждами исполненных подданных, и день от дня, час от часу Ты более оправдываешь сии надежды. Какая лестная будущность ожидает нас!
В сие время всеобщего восторга кто пощадил бы жизнь свою на защищение Твое? Но Ты в нем не имеешь нужды... Прости ж, если, искав, принести Тебе дань, я дерзновенною рукою начертаю некоторые истины, — я, удаленный от двора Твоего и упования наград, один из безвестнейших россиян. Прости, прости меня за неважную сию жертву, но жертву сердечную; прийми ее засвидетельствованием доверенности к Твоим добродетелям, знаком истинной подданнической любви. Без сомнения, все, что я ни скажу Тебе, более или менее впечатлено уже в Твоей благородной душе или известно в сонме мужей мудрых, которыми Ты окружаешь Себя. Но эта мысль не могла меня удержать повергнуть лепту вдовы в сокровищницу, так точно, как самое блистательное понятие о славе Твоей никогда не удержит меня от рвения распространять ее, во всяком для меня приступном кругу, моею хвалою...
Государь! Ты царствуешь над сорокью миллионами человек, искони приобыкших беспредельно чтить власть, вне которой они не могут представить себе блаженства. Одного взора их царей часто довольно, чтоб разлить повсеместную радость, и, конечно, одного веления, чтоб устроить счастие, каким только может человек наслаждаться на земле...
Империя, которая своим называть Тебя будет, не обыкновенное государство. Ей нет подобной не только в нынешнем состоянии Европы и прочих частей света, но, может быть, и в летописях веков прошедших. Она заключает в себе десять климатов, обитаемых народом большею частию единого языка и единой веры. Она от севера до юга и от запада к востоку изобилует в количестве и роде бесчисленными благами, заменяющими себя взаимно, которые дают возможность поставить все ее сношения с чужими странами в совершенной независимости. Она имеет и пространнейшие земли для возделывания большею частию ей одной свойственных произведений, и надежные руки сынов своих для искуственного их обработывания. Посему богатства ее, не на случайных причинах, но на природе основанные, должны возрастать с самим временем. Она представляет, так сказать, подобие рудника, открытого при поверхности земли, которого изобилие постепенно обнаруживается по мере его углубления.
Она изобилует реками, которые, из ее средины изливаясь в пять морей, ожидают только попечительной руки правительства, чтоб соединить их всех, чтобы сообщать рукоделия Европы — Азии и азиатские богатства Европе кратчайшими путями. Она граничит в наибольшей части с Ледовитым океаном или странами, столько же неприступными, как и он; в остальной же части имеет соседей, привыкших почитать русское могущество. Что могу сказать Тебе, Государь, нового о гражданских добродетелях Твоего народа, который среди времен грубейшего невежества обращал уже на себя внимание, — народа, в состоянии нравственного мира едва ль не менее всех прочих народов поврежденного?.. Напомню только одну из этих добродетелей, обеспечивающую незыблемость отечества. Пожертвование жизни за него всегда и везде почитаемо было достойным вечных похвал; но сие пожертвование без всяких видов славы, утешительницы умирающих героев, сие великое самоотречение свойственно редким лишь душам; и российские ратники способны к нему более всех древних и новых воинов. Решительный военачальник идет на смерть — я почитаю его; но вижу, что слава, которая из-за пределов гроба простирает к нему свой лавр, наполняет его воображение удивлением соотечественников и потомства, что сия слава смягчает ужасы смерти. Честолюбие, желание приобресть блестящее отличие упояет его. Самая необходимость действовать соответственно званию, к которому он принадлежит, влечет его вперед. Но простой солдат, который не мечтает о лаврах, не имеет предрассудков благородства, заставляющих отличаться, не ожидает наград; солдат, которого участь не переменяется после двадцати выигранных сражений и который, не думая о свидетелях, о потомстве, об истории, умирает весь, у которого священный долг есть единое побуждение, — для меня прямо великий герой! Таков российский солдат; и таких имеешь Ты сотни тысяч!..
Время образовало человеческую премудрость; время, усовершая все, предуготовляет законодателю способ быть благотворителем человечества. Если б Екатерина, если б Марк Аврелий сам, жили в железном веке царствования Ивана Васильевича, когда вся Европа покрыта еще была тьмою суеверия, подавляема своеволием феодализма, много ли бы они могли сделать в пользу своих подданных? Предположив, что они из собственного сердца, созданного для блага человеков, из собственного всеобъемлющего разума извлекли бы законы; предположив, что они нашли бы возможность в одно время и сильно действовать и глубоко размышлять, проникать без всяких предварительных познаний в состав обществ, в сердца людей, где взяли бы они достойных исполнителей своего плана? Ни люди, ни средства для образования общественного не были еще произведены. В наши дни, Государь, наука законодательства, вместе с прочими науками, вместе с общими успехами разума, необходимо усовершенная, представит Тебе в творениях величайших умов тысячу новых идей, которые, объяты быв благодетельным Твоим духом, искушены, подобно как злато искушается огнем, религиозностию Твоих чувствований положиться в основание счастия россиян. Велика заслуга мудреца, многотрудно открывающего истину; но тот, кто силу, данную ему от небес, обратит на действительные приложения сей истины, достоин алтарей! Он бог, собирающий носимые бесполезно по воздуху пары в благотворный дождь, который дает плодоносив долинам и воды рекам, орошающим их. Ежели земные владыки могут назваться подобием великого, непостижимого существа, создавшего миллионы миров, то, конечно, тогда только, когда они подражают его благодетельности...
Воззри напоследок на нынешнее состояние Европы. Могло ль быть когда-либо время способнее для возведения Твоей «России на верх славы и блаженства» в сходство обещания Твоего? Притязания и виды всех держав так разнообразны, так противуположены друг другу, что Ты никогда не можешь быть в необходимости принять оружие, если Сам будешь иметь миролюбивые намерения, если суетные хвалы умов праздных (так называемая слава завоевателей) никогда от Тебя не удостоятся быть взвешиваемы наряду с благословениями тысячей и тем человеков, которых судьба от Тебя зависит. Французский переворот, столь гибельный сам по себе, поколебавший столько правлений, не только не сделал вреда России, в которую его начала не могли проникнуть, но принес ей еще ощутительную выгоду, отвративши, во-первых, завистливое внимание держав в самое критическое для нее время и, потом, новым расположением связей их, уволивши наш двор от необходимости пристать к той дали другой стороне, которые обе теперь, почитая соучастие наше решительным, должны наперерыв искать нашего благорасположения. Россия вышла, чрез неожиданное это стечение обстоятельств, из всегдашней (со времени Петра Великого) скрытной войны со всеми европейскими державами. Самую молодость ее, которая еще чрез целое столетие не могла б быть забыта, революция навсегда изгладила из памяти.
В сем состоянии дел внутренние и внешние долги государства Твоего не важны, судя по великости источников Твоих доходов, кои не расточены еще столько, чтоб простым отменением некоторых предположенных издержек не можно было вывести казну в несколько месяцев из всякого затруднения.
Таковы средства, Государь, которые Ты имеешь быть великим, счастливейшим монархом среди счастливейшего народа на земле...
Ночью, проходя мимо чертогов Твоих, я представлял себе сию картину благословенного Твоего политического положения и размышлял, каковы будут пути Твои.
Неужели захочет Он, говорил я сам себе, произвольно расстроить редкое согласие неба и земли в Его пользу и благотворное предуготовление целого полвека оставит без исполнения? Неужели Он созданному для душ обыкновенных удовольствию самовластия хладнокровно пожертвует надеждою народов, бессмертною славою и тою наградою, которая по долговременной, безмятежной, семейственных радостей исполненной жизни ожидает добродетельных монархов в стране блаженства?
Нет! Он раскроет напоследок великую ту книгу судьбы нашей и павших потомков, которую лишь указал перст Екатерины. Он даст нам непреложные законы. Клятвою многочисленных племен своих подданных утвердит Он их в роды родов. Он скажет России: «Вот предел самодержавия Моего и Моих наследников, нерушимый вовеки!..» и Россия войдет, наконец, в число держав монархических; и железный своенравия скипетр не возможет сокрушить скрижалей ее завета.
Он весь состав законов, доныне существующих, дабы без нужды и по одной лишь любви к новостям не разрушать утвержденного и оправданного уже временем. Именем отечества истребует Он совет у мужей мудрых, счастливою для нас судьбою поставленных близ Его, и других, голос которых из отдаленнейших краев Его государства истину поведать Ему может. Под завесою строжайшей скромности вопросит Он их; со светильником чистой своей совести пройдет творения законодателей мира, древних и новых; сообразит оные с обстоятельствами своего народа, с его нравами, обычаями, религией), с местным его положением, с просвещением истинным, какое обещает нам наступивший век после жестоких испытаний прошедшего... Он составит втайне, но торжественно, пред лицом внимающей вселенной издаст государственное уложение, основу законов, которые сами, нечувствительно, могут предварить ее обнародование. Он повелит напоследок в пространстве России избрать старцев, достойных беспредельнейшей доверенности своих сограждан; и, поставив их вне сферы честолюбия и боязни, уделит им весь избыток своей власти — да охраняют святая святых отечества... Он приймет и другие меры, почерпнутые из опыта веков, для утверждения прав своих подданных. Он-то первый употребит самовластие для обуздания самовластия; первый, кто по чистейшему движению сердца пожертвует человечеству собственными выгодами! И человечество, возрыдав от радости, вознесет кумир Его выше кумиров прочих царей, и сонмы народов чуждых притекут лобызать Его подножие и вкусить среди нас блаженство!..
Без сомнения, наш Александр, друг людей, ведает, что доверенность к правительству, утверждаемая известностию непременных его начал, одна рождает взаимную доверенность граждан между собою, что она есть жизнь промыслов, мать общественных добродетелей и источник благоденствия...
С доверенностию к правительству на одной степени поставит Он веру к правосудию. Вез них обеих почтенные слова: гражданин, отечество суть пустые звуки на языке отечественном!..
Он презрит новых лжеполитиков, утверждающих, будто частные неправды не обращаются обществу во вред, будто для государства «все равно, как ни переходит собственность из рук в руки». Предоставив весь суд избранным от народа, Он удалит их от соблазнов не законами, безгласными по необходимости, но доставлением судьям избыточного содержания, — содержания, соразмерного их бескорыстию и поревнованию об общей пользе. На сей же конец подчинит Он судей общественному мнению. Оно всегда было более беспристрастно, более неумолимо, нежели высшие инстанции, нередко движимые одинаковыми же началами на вящее посрамление законов! Суд при дверях открытых, право тяжущимся публиковать определения будет одним из надежнейших ограждений правосудия.
Он положит единожды навсегда твердое основание государственному достоянию: изочтет богатства своих обширных владений; определит возможность и повинности подданных по неподвижному размеру, изменениям от прилива и отлива богатства не подверженному, и скажет: «Сим обязаны вы взаимно состояние к состоянию; сим обязаны относительно к государственной сокровищнице; сим, напоследок, располагает лицо Государя». Тогда одни чрезвычайные, всею мудростию человеческою не предвидимые нужды государства останутся неопределенными; но на удовлетворение их готовы коренные, так сказать, утробные его силы, которые с покоем неопределенно же возрастают.
Не поводы к новым налогам велит Он изобретать для бесконечного умножения мнимых доходов, но с благоволением примет те меры, кои клониться будут к уменьшению издержек. И сим вернейшим путем, сопровождаемый благословениями граждан, трудящихся в поте лица, достигнет Он до постоянного избытка государственного, которым ни одна держава похвалиться еще не могла.
Он ограничит особливо издержки, которые не служат к пользе империи и не возвышают на самом деле блеска венца Его; уменьшит двор Свой; изженет из него толпы ласкателей и прислужников, бесстыдно мечтающих, что достояние империи им принадлежит и что они преимущественное имеют право на милости Государя по одному тому, что случай поставил их близ Его особы.
Он ограничит суетную любознательность: это желание украшать улицы и площади столиц, когда все прочее государство представляет еще бескровные хижины. но почтение всех веков и всех народов!
Самые художества не будет Он покровительствовать прихотливо и внутри лишь чертогов Своих с условием, чтоб они платили Ему лестью, но действительно ободрит их, умножив общее благосостояние и разрешив узы ума и талантов.
Вообще Он будет дорожить произведением кровавого пота подданных, посвященным на пользу общую; и моральное изящество будет первейшим Его предметом.
Не удостоит Он занять Себя подробностями, и иждивать на мелочи драгоценное время, в которое едва-едва вместиться могут всеобщие попечения владетеля пространнейшей империи в свете. Он взором будет обнимать целые массы, даст правильное движение главнейшим колесам государственного состава — и все прочие потекут правильно!
Как наисовершеннейшие законы останутся бесполезными в народе развращенном и чуждыми смысла в народе невежд, то, без сомнения, обратит Он всю Свою внимательность на воспитание Своих подданных, соответственно местным и личным потребностям каждого. Верховное попечение об этом предоставит Он сословию, блюстителю законов, а оно будет действовать посредством людей, имеющих над народом наиболее нравственной силы. Духовенство употребится на просвещение народа, и на сей конец предварительно само будет просвещено: учредятся для него гимназии, удаленные от тяжелых начал древней схоластики, и отличия предоставятся не тем проповедникам слова божия, которые с поэтическим восторгом станут величать государя в городских храмах, но тем, которые докажут опытами влияние, какое они имели на благонравие своих паств; тем, которые, учредив училища, нелепостно преподавать в них будут чистое учение Христово и своим примером наставлять должностям человека и гражданина.
Таким образом, не жезл, денно-нощно властию подъятый, заставит исполнять законы, но гораздо действительнее собственное удостоверение каждого в их пользе. Таким образом, законы будут охраняемы нравами, и нравы законами.
С другой стороны, еще подействует Он на нравственность состояний, называемых последними. Он обеспечит права человечества в помещичьих крестьянах; поселянам предоставит Он средства вкушать иногда, в воздаяние трудов своих, сладость жизни, не прибегая к своеволию, питьям, чувства оглушающим, и другим побуждениям разврата, иногда отчаяния и неключимого рабства...
Земледелие распространится под кротким Его скипетром. Он заселит пространные степи России мало-помалу, не насильно исторгая семейства из домов их и переселяя скоропостижно за целые тысячи верст в страны, по одной своей безвестности уже страшные для них и действительно смертоносные по чрезвычайному различию климатов, но из соседственных, населеннейших мест вызывая и ободряя наградами и льготою.
Безводные, но, впрочем, тучные кряжи благословенных климатов будет Он уметь соделать обитаемыми и превратить в цветущие сады, проводя каналы из соседственных рек, обращая в пользу пространные озера или одевая исподоволь отлогости гор лесом. Неужели одни только просвещенные столицы имеют право на подобные сим издержки правительства. Неужель не обязано оно готовить жилища будущим родам и….. убежища тем, которые от Запада, вероятно, придут некогда искать у нас отечества?..
Не толпы алчущих чиновников поставит Он на страже у лесов, сего украшения земли и сокровищницы вод, но благоразумным распределением в собственность сохранит их для государства. Дикие только степи и непроходимые леса могут быть поместьем казны; но должны соделаться собственностию частных людей, как скоро они досягаемы для трудолюбия. Горе правительствам, которых учреждения служат только к соблазну, не искореняя зла в самых его основаниях!..
Он назначит торжественные награды для поселян, кои отличатся или редкими примерами благонравия, или трудолюбием, изобретением или введением новых предметов земледелия или промышленности. О сем и подобном тому предоставит Он судить не местным начальникам, удоборазвлекаемым пристрастием или скудными государственными соображениями, но устроит временные путешествия по империи особ, исполненных познаниями в обозреваемой части и достойных представлять собственное Его око. Сам Он нередко оставит единообразие дворской жизни, чтобы на деле видеть и слышать, и управление богом вверенного Ему прекрасного, пространнейшего царства не заключит в тесные пределы работ над подносимыми Ему бумагами.
Рукоделия возбуждать Он станет не самовластным внезапным запрещением ввоза иностранных произведений (можно согласить отечественную пользу с миролюбием к чужим народам!), но привилегиями, данными мануфактурам и фабрикам, и в особенности снятием стеснительных налогов, отнимающих охоту заводить новые. Впрочем Россия может, без малейшей для себя невыгоды, великодушно уступить многие ветви промышленности и рукоделий народам, скудным землею. Ей ли, изобилующей существенными богатствами, присвоять ненасытимо все источники существования, желать самой все обработывать, когда она несравненно дешевле может иметь наемников себе вне пределов своих? Доколе мы измерять себя будем мерилами чуждыми и подражать младенчески?..
Внутренняя торговля, усилясь от успехов хлебопашества и рукоделий, в течение немногих лет сама собою, без всяких насильственных приемов, возвысит внешнюю в нашу пользу. Великими примерами распространяемые благонравие и любовь ко всему отечественному послужат также и уменьшению надобностей в заграничных произведениях. Цена российских существенных богатств, а с тем вместе и цена изобразительных, возрастет неминуемо.
Для внутренней и внешней торговли, для совершения великого подвига законодательства Он, конечно, потщится сохранить мир с державами. Он употребит на сие счастливые средства, представляемые Ему теперь провидением, которое явно постоянной политики, свойственный российской министерии и одной ей принадлежащий. Не имеет ли Он надежнейших способов содержать все дворы в почтении к себе, не приклоняясь ни на чью сторону? Находит ли по нынешнему положению Своего государства, по его сопредельности, по его силам малейшие причины или выгоды входить в раздоры их? Население России, в цвете еще находящейся, таково ли, чтоб жертвовать людьми без крайнейшей необходимости?.. О, какая участь — обращать на себя признательные взоры любви и уважения всех народов; быть известным со стороны беспредельного могущества — и благотворить!.. Если всевышний мерзит человекоубийством и другими гнусными следствиями войны, если Ему угодно, чтобы когда-либо существовала истинно христианская держава, то сей пример удобнее всего в России и в царствование Александрове.
В счастливое сие время вооруженная сила не останется бесполезною. Напротив, тогда-то будет она выполнять истинный свой предмет: охранение общего спокойствия. В ожидании, пока безумный какой-либо враг действительно покусился бы на него, найдутся средства занять миллион здоровых, сильных рук, ежегодно стоящих более трети государственных доходов, не заставляя их лить кровь в странах и делах чужих... Прежде всего оградит Он западные пределы империи Своей удвоенным забралом крепостей: да кажутся они соседям страшными рядами зубов покоящегося льва. Потом, по примеру римлян, которые, выше всего ставя воинское ремесло, не сомневались однако ж производить воинами общественные работы, строить славные свои водоводы и свои дороги; по примеру некоторых европейских государей, кои в новейшие времена предпринимали такие же опыты, и в числе их самого основателя сей столицы, обеспечившего продовольствие ее Ладожским каналом, — станет Он употреблять по очереди часть мощных наших ратников, с младенчества приобыкших к повиновению и трудам, на государственные работы. Некоторая прибавка к обыкновенному их жалованью возбудит их деятельность; и как много существенно полезного окажется в продолжение нескольких лет! Откроются повсюду водяные и сухопутные сообщения, реки сделаются судоходными, болота превратятся в плодоносные долины... Между тем и границы империи не останутся без защищения, и русская сила будет в виду и в понятии у неприятелей.
видами.
Он... но могу ли я обнять высокое предназначение всевышнего; могу ли представить себе, исчислить все деяния, которых семя лежит в его человеколюбивом сердце?..
Народы всегда будут то, чем угодно правительствам, чтоб они были: царь Иван Васильевич хотел иметь безответных рабов — с ним подлых, между собою жестокосердых — он имел их. Петр желал видеть нас подражателями иностранцам, — к несчастию, мы с излишеством такими стали. Премудрая Екатерина начала образовывать россиян. племен почтении, будет предметом желаний величайших монархов!..
Слышал я, что юный наш владетель с равнодушием принимает затверженные восклицания поэзии, которая бесстыдно приноравливает их ко всем царям, уверяя каждого, что он лучше своего предшественника, — я смел начертать сии мысли...
Государь! В душе моей повергаюсь к стопам Твоим, орошаю их слезами чистейшей, вечной преданности!.. Гений-благотворитель любезного моего отечества!..