Поиск по творчеству и критике
Cлово "URGENT"

1. Герцен А. И. - Хоецкому К. - Э., 18 (6) августа 1867 г.

Входимость: 1. Размер: 7кб.

2. Герцен А. И. - Огареву Н. П., 2 декабря (20 ноября) 1869 г.

Входимость: 1. Размер: 6кб.

1. Герцен А. И. - Хоецкому К. - Э., 18 (6) августа 1867 г.

Входимость: 1. Размер: 7кб.

Часть текста: une ligne, un mot d'Ogareff qui pourrait justifier l'accusation que vous portez contre lui — un seul mot. Vous ifui connaissez le russe, vous n'avez donc pas lu l'article spécial — qui a été pris pour prétexte de tomber sur nous. Vous un connaissez pas de quoi il s'agit. Oui cela me navre le cœur — et j'ai cru mal agir en ne vous disant pas mon opinion. Ogareff i'ii parlant de la vente des biens séquestrés a dit — pourquoi êtes-vous bête même dans vos iniquités, vous vendez à des ligueurs russes et à des Allemands. Mais si vous en êtes à des spoliations — pourquoi avez-vous exclu les paysans? — C'est tout. Et vous concluez de là — que Ogareff — cet homme dévoué, aimant, grand a une haine contre la Pologne! Et cela après les dix années de nosi travaux. Nous avons expliqué l'article— (la «Gmina» a reproduit notre lettre) — mais les unjures tombées nous ont obligé à nous taire. Va pour les autres — mais vous! Oui — il faut encore une fois dire en quoi consiste notre foi. Je le ferai. Je l'ai fait dans une lettre à Aksakoff que je vous ai envoyée. L'avez vous lue? Ne m'en voulez pas pour cette lettre. Je ne pouvais me taire sous (le poids de> vos paroles. Adieu. Votre dévoué A. Herzen. Je vous remercie de votre coup d'épaule amical, j'ai lu les lignes insérées dans le «Temps» — et vous, avez-vous lu mon petit article — la «Mazourka»? Ce n'est pas trop hostile — I think. Перевод 18 августа 1867. 7, Prom des Anglais. Ницца. Дорогой Хоецкий, так как мое письмо не требует спешного ответа — то прочтите его спокойно и...

2. Герцен А. И. - Огареву Н. П., 2 декабря (20 ноября) 1869 г.

Входимость: 1. Размер: 6кб.

Часть текста: Всё черно — и я не могу ни обманывать себя, ни понять — после тысячи споров до слез, — в чем ты со мной не согласен... Мы сложились разрушителями, наше дело было полоть и ломать, для этого отрицать и иронизировать — ну и теперь, после пятнадцати, двадцати ударов, мы видим, что мы ничего не создали, ничего не воспитали. Последствие — или, по просторечью, наказание — в окружающих, в отношениях к семье — пуще всего к детям. Разница между нами в разных призмах — то, что ты любишь, то у тебя раскрашено в розовый цвет... а когда он мутен, ты, по выражению Тхорж<евского>, за которое ты сердился, не поняв его, — ты занимаешься музыкой и математикой.— Я смотрю ненужно верно и вижу страшно верно. Вопреки опытам — я имел в Тату последнюю веру, основанную на симпатии, на сходстве ее с покойницей (психически) — веру имел, а вести не умел по внутреннему безобразию прошлых годов. Ну и эта вера обломилась. Я ее люблю больше, может, прежнего — но веры нет. Мне иной раз кажется, что она — невольно — дала уже один удар à la 1852 и что он не последний. — И тут у меня недостает «музыки и математики». Общие интересы спасли бы — но при деятельности, — а что нам urgent[381] делать, дела не выдумаешь серьезно. По крайней мере я не могу. Ну что сделал ты и Бак<унин> всеми печатными чудесами, которые не могли удаться? И что вышло из всего ехtrаисторического шатанья языков? Далее о частном. Ни Мейз<енбуг> не позволит мне иметь влияния (т. е. не некоторого, а общего и полного) на Ольгу, ни N — на Лизу. Stubbornness[382] Мейз<енбуг>, ее нетерпимость с мягкими словами похожа на сумасшествие. Из Лизы можно бог знает что сделать — а она идет в старой колее. Итак, в детях главная казнь — и казнь, равно падающая на них, как на меня. У меня внутри мороз, когда я думаю об этом. Да где же...