Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Я"

1. Россия и Польша. Письмо пятое

Входимость: 1. Размер: 20кб.

Часть текста: ПИСЬМО ПЯТОЕ Милостивый государь, материал, собранный Петровской эпохой, огромен. Средства, которыми Петербург их накопил и берег, не имеют прямого влияния на их будущее употребление. Имения, данные Екатериной II Орлову Чесменскому за убийство Петра III, были отданы его дочерью монахам и монастырям. Общую атмосферу, обстановку, в которой мы развиваемся, вы превосходно характеризовали; вот ваши слова: «В сущности, русский не виноват, что, от пеленок привыкнув к чрезвычайным и обширным размерам и целям, он и в мечтах своих невольно стремится за наружным величием. В самом деле, все вокруг его гигантское — пространство, народонаселение, однообразие даже в языке, неслыханный деспотизм и скрытое его бессилие, жестокое невольничество и страшное упрямство, варварский мрак и дикая дерзость замыслов, притязаний и надежд! Оттого вся мысль его обращена к обширным видам, к наружной колоссальности и он невольно в полетах думы своей теряется в этой колоссальности. Так, например, его будущая Россия должна быть демократической и социальной, если же федеративной — то в таких размерах, которых свет не видал и перед которыми он бы содрогнулся от страха. Воспитанный в виду гигантского мира, при свежих силах воображения, с умом еще невозмужалым, он развивает всякую мысль в громадные размеры, не предчувствуя другого внутреннего величия . Это младенческий восторг, а не мужеская обдуманность». Согласитесь, что родиться с таким небосклоном — дело не шуточное; я не знаю, что вы разумеете под словом «внутреннее величие», но замечу вам, что желание, чтоб «будущая Россия была демократической и социальной », может, и подтверждает «дикую дерзость замыслов, притязаний и надежд», но, конечно, не может быть названо «внешним». Что касается до самой «дерзости замыслов, притязаний и надежд» — это своего рода огромная сила, нисколько не похожая на...

2. Статьи из "Колокола" (1859-1860 гг.). Duвia (приписываемое)

Входимость: 1. Размер: 127кб.

Часть текста: <ДЕЛО КОЧУБЕЯ И ЗАЛЬЦМАНА> «Times» говорит, будто бы дело о графе Кочубее, хотевшем убить Зальцмана, было переследовано. Г-жа Зальцман обязана нам этим переследованием: мы явили забытое дело о ее муже на свет. Желательно было бы знать, чем оно кончится. В «Теймсе» написан какой-то вздор о наказании мертвых, а о Кочубее ни полслова. <ПОХИЩЕНИЯ ЛЮДЕЙ> В 1857 году путешественник, возвращавшийся из Сибири, встретил там одну из тех кибиток, в которых увозят осуждаемых без суда и расправы. Наш путешественник хотел узнать, кого умчали в Сибирь? На станции оказали: «Какого-то молодого человека; с фельдъегерем он говорил не по-русски и очень сильно плакал, индо жаль было смотреть». Отправлен ли этот несчастный по воле Александра II или без его ведома кем-нибудь по данной им власти? кто он? и в чем его вина? Это напоминает нам полицейские похищения людей в николаевское время. Однажды приказывают в Варшаве фельдъегерю быть во втором часу ночи на дворе Паскевича, а ровно в два часа войти в кабинет наместника. Гремела музыка, был блистательный бал. В два часа вошел в кабинет сам князь Варшавский вместе с молодым человеком в бальном костюме; молодой человек вдруг страшно побледнел. Паскевич, обратившись к фельдъегерю, сказал ему: «Отвези его в Бобруйск!» и, взявши молодого человека за руку, передал его фельдъегерю. Его усадили в «темную» тележку; фельдъегерь из сожаления накинул на него свою шинель (был сильный мороз); у заставы ждали казаки с тулупом и шапкой. Молодой человек до самого Бобруйска не мог...

3. Былое и думы. Часть вторая. Тюрьма и ссылка (1834–1838). Глава XIV

Входимость: 1. Размер: 40кб.

Часть текста: на дверь. Дверь растворилась, и взошел небольшого роста плечистый старик, с головой, посаженной на плечи, как у бульдога; большие челюсти продолжали сходство с собакой, к тому же они как-то плотоядно улыбались; старое и с тем вместе приапическое выражение лица, небольшие, быстрые серенькие глазки и редкие прямые волосы делали невероятно гадкое впечатление. Он сначала сильно намылил голову исправнику за дорогу, по которой вчера ехал. Исправник стоял с несколько опущенной, в знак уважения и покорности, головою и ко всему прибавлял, как это встарь делывали слуги: – Слушаю, ваше превосходительство. После исправника он обратился ко мне. Дерзко посмотрел на меня и спросил: – Вы ведь кончили курс в Московском университете? – Я кандидат. – Потом служили? – В Кремлевской экспедиции. – Ха, ха, ха! Хорошая служба! Вам, разумеется, при такой службе был досуг пировать и песни петь. Аленицын! – закричал он. Взошел молодой золотушный человек. – Послушай, братец, вот кандидат Московского университета; он, вероятно, все знает, кроме службы; его величеству угодно, чтоб он ей у нас поучился. Займи его у себя в канцелярии и докладывай мне особо. Завтра вы явитесь в канцелярию в девять утром, а теперь можете идти. Да, позвольте, я забыл спросить, как вы пишете? Я сразу не понял. – Ну, то есть почерк. – У меня ничего нет с собой. – Дай бумаги и перо, – и Аленицын подал мне перо. – Что же я буду писать? – Что вам угодно, – заметил секретарь, – напишите: А по справке оказалось. – Ну, к государю переписывать вы не будете, – заметил, иронически улыбаясь, губернатор. Я еще в Перми...

4. Письма из Франции и Италии. Письмо десятое

Входимость: 1. Размер: 53кб.

Часть текста: обыкновенны, ежедневны, неудивительны. Глубоко огорченный, я остался досматривать преступление осадного положения , ссылок без суда, тюремных заключений вне всяких прав, военносудных комиссий. Вероятно, чем-нибудь да кончится это тяжелое состояние, кто-нибудь явится воспользоваться учрежденным порядком – Генрих V, Людовик-Наполеон или этот несчастный солдат, который добродушно пошел из воинов в палачи и добросовестно казнит улицы, жителей, мысли, слова. Усталый народ примет всякого с рукоплесканием, ему хочется сколько-нибудь покоя, он все на жертву принес в июньские дни и все утратил, он хочет залечить раны, оплакать жертвы и заработать кусок хлеба. Бедный героический народ, в какие предательские руки ни попались бы судьбы его – из моей груди он не услышит упрека. Если б вы видели, какой он стал грустный, печальный после июньских дней. По улицам ходить страшно; там, где кипела жизнь, где громкая «Марсельеза» раздавалась середи других песен с утра до ночи, там теперь тишина – разносчик газет не смеет кричать, бледный блузник сидит перед дверью пригорюнившись, женщина в слезах возле него, они разговаривают вполслуха, осматриваясь. К ночи все...

5. Порядок торжествует!

Входимость: 1. Размер: 92кб.

Часть текста: à Varsovie Sebastiani (1831). I Если Содом и Гоморра гибли так интересно, как гибнут старые порядки в Европе, я нисколько не дивлюсь, что Лотова жена не вовремя обернулась, зная, что ей за это солоно придется. Едва мы подходим к концу 1866 года, так и тянет оглянуться. Ну год!.. И в гостях и дома — хорош он был, бедностью событий его попрекнуть нельзя... О Западе мы почти никогда не говорим. Без нас о нем говорят много и громко, он сам говорит еще больше и еще громче, помощи нашей ему не нужно, перекричать его мы не можем. К тому же было время, — мы высказали наше мнение дотла. Но события становятся до того крупны и резки, несутся так быстро, что по необходимости перед ними останавливаешься, поверяешь и сличаешь думанное с совершающимся. Старый порядок вещей, упорно державшийся на своих правах давности, стал распадаться с отчаянной быстротой. «Гнилая рыба»[47], о которой говорил Гёте, валится кусками с костей, на первый случай в прусскую каску. Хороша будет уха, сваренная в ней! Разложение старого мира не пустая фраза, теперь в этом трудно сомневаться. Характер органического разложения состоит именно в том, что элементы, входящие в данное взаимное отношение друг к другу, делают вовсе не то, что они назначены делать, что они хотят делать, а это-то мы и видим в Европе. Охранительная сила, консерватизм гонит взашеи законных королей и властителей, рвет свои трактаты, рубит сук, на котором сидит. Революция рукоплещет замене глупых и слабых правительств сильным...