Поиск по творчеству и критике
Cлово "GUARDIA"
Входимость: 2. Размер: 24кб.
Входимость: 1. Размер: 27кб.
Входимость: 1. Размер: 123кб.
Входимость: 1. Размер: 39кб.
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 24кб.
Часть текста: рек и двум-трем пожарам. Снова всякие немецкие князья потащились mit Weib und Kind[4], начитавшись в Либиге в Молешотте о непитательности картофеля, на русские хлеба в Ниццу. Александра Феодоровна, воcпитанная в благочестивых нравах евангелически-потсдамского абсолютизма и расцветшая в догматах православно-петербургского самовластия, не могла тотчас прийти в себя и найтиться после высочайшей потери. Ей было больно видеть либеральное направление нового императора, ее смущал злой умысел амнистии, возмутительная мысль об освобождении крестьян. Она с ужасом увидела, как эти величавые сваи, на которых держалась николаевская плотина (эти немецкие и русские Клейнмихели), покачнулись. Призрак, мучивший ее тридцать лет, снова восставал из рвов Петропавловской препости, из-под снегов Сибири и грозил пальцем во фригийской шапке. В самом деле, как было ей не трепетать, когда террористы и люди баррикад, вроде Ланского и Сухозанета, принимались за кормило судна, так ловко поставленного на мель ее покойником, что без англо-французской помощи его бы никто и не стащил. Предвидя 10 августа и 21 января, оплакивая николаевскую форму мундиров и великих сподвижников «незабвенного», императрица оставила революционный дворец и изволила проследовать в Берлин. Там ее ждал новый удар, шедший от близкой руки. Королевственный брат ее, плохо различающий призвание полов и, сверх того, человек, зашибающий хмелем, вдруг пожаловал императрицу — отгадайте чем? — чином драгунского полковника. И вот ей пришлось на старости лет «снимать одежду черну» и нарядиться в костюм, о котором прусская газета говорит: «вполовину фантастический, вполовину драгунский!» Таким августейшим андрогином и вдовствующим драгуном предстала она перед корпус ...
Входимость: 1. Размер: 27кб.
Часть текста: существование, униженная всеми возможными унижениями, завоеванная, разделенная иноплеменниками, полтора века разоряемая и наконец почти совсем сошедшая с арены народов как деятельная мощь, как влияющая сила, – страна, воспитанная иезуитами, отставшая, обойденная, обленившаяся, – вдруг является с энергией и силой, с притязаниями на политическую независимость и гражданские права, с притязанием на полное участие в европейской жизни и во всех плодах нашей цивилизации? – Судьбы полуострова, его развитие, его худое и хорошее чрезвычайно самобытны – и от этого на первый взгляд не совсем понятны. Может, один народ европейский и есть, которого быт народный еще непонятнее, – это испанцы. Мы обыкновенно привыкаем по диалектической лени к однажды принятым нормам, к исторической алгебре; алгебра эта составлена по развитию северо-западной Европы – но развитие Франции, Англии и Германии в многом не совпадает с развитием истории за Пиренеями, за Альпами. Иные элементы, иные события, иные результаты. Где в Италии период чисто готический и феодальный, где переход к государственной централизации, где монархический период, наконец где период индустрии, среднего сословия? – В XII столетии в Италии уже подавлен немецкий элемент или принимает национальный колорит. В XVI Италия накрыта внешним гнетом, захвачена, так сказать, как была, иноплеменными войнами и оставлена при своем местном, локальном муниципальном праве. Мертвая как государство, она жила в коммунах, вся жизнь бросилась к этим центрам и сохранилась. Гнет, тяготевший над Италией до Ломбардо-Венецианского королевства, не был ни равномерен, ни всеобщ, не был принятой, проведенной системой. Когда, собственно, выносили его римские аристократы, флорентинцы...
Входимость: 1. Размер: 123кб.
Часть текста: канцелярской, императорской, гвардейской, армейской, немецкой, дворцовой, полицейской России. Развитие ее дикого мяса и гангрены идет с быстротой, побеждающей все ожидания врагов и друзей. Никакого мамонтовского организма надолго не хватит при такой острой болезни. Мы представим для начала «Россиады» выписки из полученных нами писем, не изменяя ничего и пропуская только подробности, которые было бы небезопасно печатать. Комментарий мы не прибавим никаких; всякое слово может только ослабить впечатление. Мы бесконечно благодарны нашим корреспондентам и просим еще и еще подробностей об интересном процессе, которым петербургское правительство переходит в какой-то лимбургский сыр. Начнем с невинного дивертисмента преданности и усердия, поставленного князем Суворовым в день рождения государя. Дело началось вот как: при дворе, как известно, постоянно пилят Суворова за его либерализм и за революционный дух петербургских жителей, которому он, по мнению строгоновской партии, не противудействует довольно усердно. Вот Суворов вместе, как говорят, с Долгоруким выдумал в виде ответа демонстрацию. Он известил в официальной бумаге Анненкова, что дошли до него слухи о том, что народ готовится собраться 17 числа на Адмиралтейской площади и там, становясь па колени, поднести государю хлеб-соль, то что он считает своею...
Входимость: 1. Размер: 39кб.
Часть текста: белый, нежный цвет лица, католическую, клерикальную полноту, прозрачную мясистость, и небольшие глаза, выражающие… что выражающие? – какую-то беспечную сытость. Я уверен, что Пий IX не способен ни к жестокости, ни к преследованиям [101] , но он может допустить и то и другое, и я еще более уверен в том, что какие бы обстоятельства ни пришли, его пищеварение не расстроится, он тихо погрустит и успокоится. Первый раз я видел его в квиринальской капелле, где он служил. Его окружали все кардиналы, находившиеся налицо в Риме, – что это за веющие несчастием лица, напоминающие инквизицию и аутодафе! Как ясно выражалась в каждой черте, в каждом движении этих бессемейных стариков жизнь, проведенная в двоедушии и домогательствах, ненависть ко всему свободному, властолюбие, зависть, готовность мести, отсутствие всего человеческого, теплого. Каждый в свою очередь подходил к папе, кланялся ему с коленопреклонением, он каждого накрывал руками; и в том числе был Ламбрускини, с видом старого шакала; я ждал, что он укусит св. отца, но они расцеловались преспокойно. Во второй раз я видел св. отца во всем блеске понтификата в церкви Santa Maria Maggiore, где он прогуливался nella sedia gestatoria [102] , –это было гораздо смешнее Квиринала. Пия IX носили по церкви в креслах, под разноцветными опахалами....
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Часть текста: с тем ужасом, с которым человек с берега наблюдает, шаг за шагом, крушенье корабля, на котором плывут близкие ему люди... и на душу падала больше и больше та глухая, тяжелая, подавляющая боль, которая. сопровождает совершение всякого безвыходного несчастий, А борьба эта была безвыходна... Бой мог не завязываться, завязаться иначе, в другое время, но когда однажды он вспыхнул, спасений не было, да не было и выбора со стороны Польши. Какой-то грозный архангел стоял за польскими бойцами, не позволяя отступить и указывая им то на близкую земную помощь и лавровый венок, то на вечную награду и мученическую ореолу. Сила одолела. Польша, измученная, исходящая кровью, опустила меч, но и теперь, когда смерть носится перед ее глазами, она высоко держит свое знамя костенеющими руками и продолжает верить в помощь родственного ей Запада и в небесную помощь. Победы над несчастием тяжелы. Сам Петербург не радуется, не торжествует. Злоба, уже падающая теперь, скоро заменится темным сознанием, что совершились страшные судьбы, страшные события, которых ни порицать, ни праздновать нельзя, но которые обязывают обе стороны к другому будущему и, прежде всего, к кепкой думе. Польские и русские статьи и брошюры последнего времени неудовлетворительны, их грань мелка, им не дорога правда. В одних неукротимое раздражение, в других бесконечные пересуды, пустая болтовня праздных на месте несчастия, полицейское следствие, процесс обеих сторон скучные антикварские диссертации. Как будто дела в истории решаются судейскими приговорами и живые события ищут себе оправдание ex fontibus[112]. Пора вынырнуть из диких возгласов и дипломатических тонкостей, из исторического права и наглости права сильного, пора оставить обязательные фразы, угрозы, ругательства и взглянуть, прямо в глаза фактической истине и последнему результату. Скажем больше, пора самой искренней горести, самому святому сетованию принять больше мужественную форму. Нельзя вечно оставаться плакальщиками на кладбище ? Жизнь и сила...