Поиск по творчеству и критике
Cлово "WIND"
Входимость: 2. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 61кб.
Входимость: 1. Размер: 134кб.
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 48кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 8кб.
Часть текста: вопросов, — и очень ошибаешься. В них (как и в твоих) затрогиваются вопросы о жизни — а это гораздо важнее вопросов — ехать ли в S. Terenza или в Prangins. Многое ты поняла — но в многом еще туманно. Напр<имер>, когда я говорю о воспитании себя для воспитания — ты спрашиваешь, чем заниматься и какие книги. Заниматься умягчением, уравновешением характера — а книги читай те, которые читаешь. Насчет живописи — это дело твоей совести, — мне кажется, что при большей деятельности ты могла бы делать хорошие вещи, — ты это доказала даже маленькими карандашными очерками. Не развить данную способность, когда внешнее не препятствует, — грех. Но «S'il ne sent point du ciel l'influence secrète», — как говаривал Буало — надобно броситься на что-нибудь другое. Ну хоть на мастерские, школы, кооперативные общества, что не мешает вовсе собственному образованию. Мне даже пришла по этому поводу мысль — не встретиться ли нам в конце июня — во Франции, в Альзасе есть чему поучиться. Огар<ева> теория по поводу Саши и его брака — никуда не годна: вовсе не все равно — Акулина или Терезина. Всякий брак может привести к бедам, но тот, который основан не только на одном увлечении, а на равенстве развитии, на общей религии, на взаимном уважении, тот, который даже взял в расчет кусок хлеба себе и детям, — тот имеет больше шансов рациональных. Огар<ева> теория и потому никуда не годна, что она действительно, как ты и заметила, ничего не дает в замену. Личности могут восставать против стеснительных учреждений и стараться их уничтожить или заменить — но не как исключение для себя — a comme règle générale[499] для всех. Лютер опроверг безбрачие попов — как нелепость — и мог потом спокойно жениться. Vice versa[500] не идет. Пока исторические формы не заменены ...
Входимость: 1. Размер: 61кб.
Часть текста: груди, но снаружи – остынувший кратер, превратившийся в грязь и слякоть. Франция выздоровеет, я сказал это в прошлом письме, без радикальных средств небесного огня и морской воды, но мне не хотелось быть сиделкой у ее изголовья, пока она ломается в припадке безумия, сдерживаемая грязными и циническими руками цирюльников и фельдшеров. – «В Италию, в Италию!» – Прочь каменные стены, прочь жалкая природа, мне хотелось отдохнуть, хотелось моря, моря, теплого воздуха, пышной зелени и людей не так истасканных, не так выживших из сердца. Я решился ехать. – А признаюсь вам, когда пришлось расставаться с Парижем, мне сделалось страшно, мне сделалось больно; вся моя задорная храбрость покинуть Париж исчезла, когда пришлось сесть в коляску, – я даже ожидал, не случится ли чего-нибудь, не сломается ли ось, – как на смех ничего, – мы покатились. – «Ну, а как в Италии будет еще хуже? Померанцевых деревьев и синего неба мало для жизни», – думал я, переезжая мост, сделанный из камня, наломанного народом при разрушении Бастилии, и прощаясь с удивительной панорамой обоих берегов Сены; огромные почернелые от времени домы и...
Входимость: 1. Размер: 134кб.
Часть текста: Издание второе Н. Трюбнера. London, 1858. Подпись под предисловием: И-р. Первоначальная редакция (см. раздел «Другие редакции») состоит из трех циклов, которые создавались в течение 1847–1848 годов. Цикл «Письма из Avenue Marigny» был опубликован в 1847 г. в журнале «Современник». Второй цикл – «Письма с via del Corso» – дошел до нас в виде авторизованной копии, написанной рукою М. К. Рейхель. Этот цикл также предназначался Герценом для «Современника»; на обороте пустого листа, следующего за л. 7, снизу вверх сделана запись рукою Герцена: «В редакцию „Современника”. Прошу особо напечатать экземпляров 50 или 100». Однако по цензурным условиям в тогдашней России, отразившимся и на тексте первого цикла (см. предисловие Герцена, стр. 8), «Письма с via del Corso» не были опубликованы. В третьем цикле – «Опять в Париже» – автор, как можно заключить из начала первого письма, уже в процессе создания отказался приспосабливать свои мысли к требованиям русской цензуры и обращался исключительно к своим друзьям....
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Часть текста: Alex abzureißen von seinen Beschäftigungen, die jetzt gehen so ziemlich, ist unmoralisch für eine lange Zeit. Schreiben Sie mir die Meinung Ihrer Frau, sie soll mein Senat sein, es heißt, sie wird entscheiden und ich doch das machen, was ich will — Spaß beiseite, sagen Sie mir Ihre Meinung, ich habe schon an Engels geschrieben. Verstehen Sie, wenn es möglich wäre (da ich auch eine Zeit krank sein kann) hier zu bleiben einige Zeit noch, so wäre das das Beste, aber d Recht nach P zu gehen beibehalten. Marie wird Ihnen sagen, in allen Briefen habe ich geschrieben — belieben Sie, die Sache delikat zu betreiben. — Die Geschicklichkeit muß mit einer Höflichkeit verbunden sein, um keinen Einfluß auf die Furcht zu haben! Est-ce que vous êtes content de cette phrase —Edm hat den Rot genotzüchtigt, der arme Reiche wußte nicht, wohin er sollte, die Bank stockte, die Börse bebte, denn anstatt etwas zu machen, mußte er immer mit Ed sprechen. Schombourg ist Schaumtal geworden und das See ohne Schaum. Freilich bei solchen 7 judaischen Plagen war es besser, den Brief zu schreiben und im Namen der 5%, 3%, 2% und Abraham alles zu beschwören. —Nun, da ist die Erlaubnis und wir stehen wie der Ochs am Berg[11]. Когда вы выздоровите? Дурно, вставайте. Да вот я вас сделал сенатом, Львом Алексеевичем, давайте, пожалуйста, совет; я, ей-богу, не знаю, что мне делать. Посоветуйте насчет детей. Мне непременно хочется быть с ними, но у вас жить невозможно. Довольно вам сказать, вы там не знаете, что у вас делается, а здесь все знают; признаюсь, Цынский и Леонтий Вас<ильевич> превзойдены. — Но, полагаю, недельки на две прибежать можно — да и то выбрав погоду. Здесь зато масленица и всяким днем больше дождя и воли. Недаром английскую работу хвалят. Кабы только посуше было, да кабы вас сюда...
Входимость: 1. Размер: 48кб.
Часть текста: и Италии. Письмо пятое Письмо пятое Рим, декабрь 1847 г. К осени сделалось невыносимо тяжело в Париже; я не мог сладить с безобразным нравственным падением, которое меня окружало; я чувствовал, что в мою душу забирается то самоотвержение, тот холод и то «все равно», которое вносится утраченными надеждами, разрывом с действительностью, презрением к настоящему; я черствел и только иногда по негодованию чувствовал молодость сил и прежнее одушевление. Смерть в литературе, смерть в театре, смерть в политике, смерть на трибуне, ходячий мертвец Гизо с одной стороны и детский лепет седой оппозиции – с другой – это ужасно! Там где-то внизу, вдали раздавались иногда сильные стенания; казалось, они выходили из могучей и здоровой груди; но снаружи Париж представлял остынувший кратер, превратившийся в грязь и слякоть. Франция выздоровеет, как я сказал в прошлом письме, без радикальных средств, небесного огня и морской воды, но мне вовсе не хотелось быть сиделкой у ее изголовья, пока она ломается в припадке безумия, сдерживаемая грязными и циническими руками цирюльников и больничных сиделок. – «В Италию, в Италию!» Мне хотелось отдохнуть, хотелось моря, теплого воздуха, пышной зелени и людей – не так истасканных, не так выживших из сердца. Я решился ехать в половине октября. А признаюсь, когда пришлось расставаться с Парижем, мне сделалось страшно; вся моя задорная храбрость покинуть Париж исчезла. Париж – центр, выезжая из него, выезжаешь из современности. Я был бы рад, если б какой-нибудь непредвиденный случай меня остановил… но ось не сломилась, колесо не рассыпалось, и мы покатились. «Ну, а как в Италии будет еще хуже?...