Поиск по творчеству и критике
Cлово "KNOWN"
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Входимость: 1. Размер: 70кб.
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Входимость: 1. Размер: 61кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Часть текста: friend Garibaldi has, it seems, addressed to me and published in the «Diritto». I have satisfaction in stating that before the knowledge of this letter we understood our position precisely in the same manner as the great Italian; and, in proof, permit me to beg your insertion of a few lines translated from Russian, and published in the last number of the «Kolokol» (№ 96, April 15). It is necessary to explain that on the 10th of April we had designed to celebrate with our fellow-labourers in the Russian printing-office, and our friends, the event of the emancipation of the peasants in Russia, and on the morning of that day arrived by telegraph the account of the massacres at Warsaw. We quote from the article referred to: Our fête was sombre, sinister: we have known few days more heavy, when the mind has been more painfully oppressed by conflicting sentiments; never before did lampions hang so close to tears. The time is still far distant when a Russian may hold a fête for any event whatever in gaiety of heart, with no sad thought behind, with no anxious care. We had grown young again at the great news of the emancipation of the peasants; we looked forward with hope and anticipated with emotion our proposed meeting, prepared to drink, for the first time in our lives, the health of the emperor Alexander II, liberator of the peasants. We knew perfectly well to what obloquy we should expose ourselves by this act on the part of a narrow-minded political puritanism and mean jealousies. But we also knew that this toast, pronounced by us at our table, would have an echo in the heart of the emperor Alexander, very different from that of an enthusiasm under censure of the gendarmes and warmed by the police. But our hand fell, our toast was chocked in the blood at Warsaw. The crime was too recent, the wounds still bled, the...
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Часть текста: 28. ПEPЕВОД ИЗДАТЕЛЮ «THE STAR» Сэр, многочисленные, но незначительные и слабые тайные кружки, распыленные ранее по всей России, теперь объединились, под руководством центрального комитета, в одно общество, которое приняло название «Земля и воля», выражающее настоятельные нужды русского народа — право каждого на землю и выборное федеральное правительство. Центральный комитет поручил нам обнародовать следующее обращение ко всем русским путешественникам в Европе. Вы нас очень обяжете, поместив его в вашей газете, имеющей широкое распространение. Мы остаемся, сэр, уважающие вас — Александр Герцен, H. Orapeв Издатели «Колокола». Orsett-house, Westbourae-terrace, W., февр. 28. Примечания Печатается по тексту газеты «The Morning Star» от 2 марта 1863 г., где опубликовано впервые, с подписью: Alexander Herzen, A. Ogareff, Editors of the Kolokol, под редакционной рубрикой: «The popular cause Russia» («Народное дело в России»). Автограф неизвестен. Текст открытого письма издателю «The Morning Star» был опубликован также во французской прессе (см. ЛН, т. 63, стр. 129...
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: been imprisoned ever since. After a secret inquiry he was tried by the senate, without any defence whatever. The government has published nothing respecting the cause of the trial, and for a very good reason. There was nothing to bring forward except the opinions expressed in censured articles, the influence of Tchernischevski over the young men, and his pretended participation in a ciandestine publication. They wanted to get rid of a clever and ardent antagonist, and he was accordingly sentenced to seven years' hard labour in Siberia, and to transportation for life. This is not all On the 31 st May, Tchernischevski was led forth in the middle of the day into a public square in St. Petersburg. His sentence was read to him, he was forced tokneel, his sword was broken above his head, and he was then put in the pillory. A young girl threw some flowers to him, she was arrested. A well known literary man cried: «Adieu, my friend!»... he is in prison. Like a worthy son, the emperor Alexander is reviving the memory of his father. Why does not Germany, which tries with so much avidity to seize upon everything that belongs to Holstein, demand the extradition of this ill-omened family, the misfortune of Russia? Begging you to insert these lines in your excellent paper, — I am, etc. Al. Herzen. Elmfield-house, Teddington, June 1864. ПЕРЕВОД СВОБОДА В РОССИИ ИЗДАТЕЛЮ «THE DAILY NEWS» Сэр, передо мной лежит письмо из Санкт-Петербурга, содержащее возмутительные подробности осуждения знаменитого...
Входимость: 1. Размер: 70кб.
Часть текста: Ламорисиера, хлопотал без малейшей просьбы с моей стороны о моих бумагах, ничего не сделал и пришел ко мне пожать скромные лавры благодарности и, пользуясь тем, втеснить мне свое знакомство. – Я сказал Ламорисиеру: «Генерал, стыдно надоедать русским республиканцам и оставлять в покое агентов русского правительства». – «А вы знаете их?» – спросил меня Ламорисиер. – «Кто их не знает!» – «Nommez-les, nommez-les [488] ». – «Ну, да Яков Толстой и генерал Жомини». – «Завтра же велю у них сделать обыск». – «Да будто Жомини русский агент?» – спросил я. – «Ха, ха, ха! Это мы увидим теперь». Вот вам человек. Рубикон был перейден, и, что я ни делал, чтобы воздержать дружбу Головина, а главное, его посещения, все было тщетно. Он раза два в неделю приходил к нам, и нравственный уровень нашего уголка тотчас понижался – начинались ссоры, сплетни, личности. Лет пять спустя, когда Головин хотел меня додразнить до драки, он говорил, что я его боюсь; говоря это, он, конечно, не подозревал, как давно я его боялся до лондонской ссоры. Еще в России я слышал об его бестактности, о нецеремонности в денежных отношениях. Шевырев, возвратившись из Парижа, рассказывал о процессе Головина с лакеем, с которым он подрался, и ставил это на счет нас, западников, к числу которых причислял Гол<овина>. Я Шевыреву заметил, что Запад следует винить только в том, что они дрались , потому что на Востоке Головин просто бы поколотил слугу и никто не говорил бы об этом. Забытое теперь содержание его сочинений о России еще менее располагало к знакомству с ним. Французская риторика, либерализм Роттековой школы, pêle-mêle [489] разбросанные анекдоты, сентенции, постоянные личности и никакой логики, никакого взгляда, никакой связи. Погодин писал рубленой прозой, а Головин думал...
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: потому что, наверное, им сообщат что-нибудь неприятное. Но мы не можем не отдать справедливости, что средство, употребленное консулом, гораздо приличнее отыскивания адреса русских у людей, нисколько не желающих служить русскому правительству. Вот письмо, полученное г. Трюбнером: The Consul Gen. Mr de Berg presents his compliments to Messrs. Trübner et C°, and has the honour to request that they will be so obliging as to inform him of the adresses of Mr W. Kelsieff, Mr Paul Mashkouloff, and Mr Nicolai Joukowsky, should their places of residence be known to Messrs. Trübner et G°. The above named gentlemen are supposed to be staying in London. Mr Kelsieff was residing about two years ago at № 3, Britannia-terrace, Fulham road, S. W.[24] 32, Great Winchester street, London. E. C. 3/15 January, 1863. Примечания Печатается по тексту К, л. 156 от 15 февраля 1863 г., стр. 1301, где опубликовано впервые, в отделе «Смесь», без подписи. Автограф неизвестен. Включено в издание М. К. Лемке ( Л XVI, 63) со следующей справкой: «Принадлежность ясна из пометки Чернецкого на корректуре» (Л XVI, 569). Авторство Герцена подтверждается редакционным характером заметки («мы не советуем им идти туда», «мы не можем не отдать справедливости») и письмом Герцена к Огареву от 5 февраля 1863 г., в котором также сообщалось о приглашении эмигрантов в русское консульство в Лондоне: «Жуков<ского>, Кельсиева и какого-то Мат... Мош... вызывают в „Теймсе"». Студент П. С. Мошкалов (по документам следственной комиссии Машкулов) уехал за границу с разрешения правительства «для лечения» 24 апреля 1862 г., предварительно отпечатав в тайной типографии П. Д. Баллода и распространив ...
Входимость: 1. Размер: 61кб.
Часть текста: that although many of the rich landholders in Russia passionately desire the maintenance of serfdom, no one is found to justify the institution ‒ no one to undertake its defence: not even the government. It is nevertheless a question of capital importance. Indeed, the whole Russian Question, for the present at least, may be said to be included in that of serfdom. Russia cannot make a step in advance until she has abolished slavery. The serfdom of the Russian peasant is the servitude of the Russian empire. The political and social existence of Western Europe formerly was concentrated in châteaux and in cities. It was essentially an aristocratic, or municipal existence. The peasant remained outside of the movement. The revolution took little thought of him. The sale of national property had no effect upon his condition, except to create a limited provincial bourgeoisie. The serf knew well enough that the land did not belong to him: he only looked for a personal and negative emancipation: an emancipation of the labourer. In Russia the reverse is the case. The original organization of that agricultural and communistic people was essentially democratic. There were no châteaux, very few towns, and those few nothing but large villages. No distinction existed between the peasant and the citizen. The rural commune, as it still exists, is the exact image of the great communes of Novgorod, Pskow, Kiev. Moscovite centralization, indeed, destroyed the autonomy of the towns: but the humble word commune preserved its self-government, its trial by jury, its justices of the peace, till after the reign of Ivan the Terrible: that is to say, till the XVIIth century. The soil was not as yet the subject of individual property: each rural commune held its allotment of land. Each of its members had the right to cultivate a portion of that ...